Об одном из самых оригинальных и самобытных поэтов прошлого века беседуем с профессором Литературного института имени А.М. Горького Владимиром Смирновым.

– С 17 лет Марина Цветаева посещала лекции и клубные собрания при издательстве московских символистов «Мусагет», позже принимала участие в других кружках и обществах… Можно ли сказать, что там она отчасти сформировалась как поэт, что эти встречи повлияли на неё?

– Думаю, что нет. Цветаева просто не тот человек. Да, она посещала разные общества, дружила с поэтами, воспринимала что-то. Но сказать, что это её сформировало, нельзя. С самого начала – даже в юношеской лирике – была видна её оригинальность, неповторимость. И её сразу же заметили. Оценил её поэзию, например, Валерий Брюсов. Думаю, можно говорить о некотором влиянии на Цветаеву Рильке, а из русских поэтов – Хлебникова и Маяковского. Но, повторюсь, она оригинал. Фигура.

По этой же причине нельзя причислить Марину Цветаеву, например, к «московской школе». Хотя она, конечно, москвичка даже в том, что касается мировоззрения, мирочувствования. Но Цветаева вообще из когорты тех художников, которых нельзя свести к чему-то одному.

– Какие ключевые составляющие поэтики Марины Цветаевой вы бы отметили?

– В первую очередь она многогранна. Цветаева – традиционный поэт и одновременно авангардная личность. У неё есть и полуфутуристические произведения. В основе её поэтики – авангард, фольклор, мифологичность, яркая эмоциональность, неуловимое девичье очарование, музыкальность. И нельзя сказать, что разные направления были для неё просто экспериментами, нет. В каждом из них она органична. Сама её натура переимчива. И всегда Цветаева остаётся Поэтом, многострунным художником, музыкантом – в высшем смысле.

Она редкий поэт даже для своего времени, когда происходил не просто подъём, а настоящий взрыв русской литературы и культуры вообще. Поэт с эпическим началом. Это редко бывает, а у неё – было.

Кроме того, была в её поэзии художественная мощь. Такая мужская мощь, очень нетипичная для женщины, несвойственная. И грандиозность, которая, по идее, должна мешать лирическому дару, но у неё – не мешала…

– Справедливо ли мнение, что в эмиграции стихи отошли для Цветаевой на второй план? И если да, с чем это связано?

– Это не совсем верно. Когда Цветаева оказалась за границей, она выпустила несколько тощеньких сборников. В 1920-е годы после нескольких книжечек она издала сборник «После России» (который показал многое...). Потом у неё выходили отдельные стихи, публикации, но поэтических книг не было.

– То есть нельзя сказать, что в эмиграции она стала писать меньше?

– Нет. Она стала меньше печататься. Её мало публиковали, на это нельзя было жить, поддерживать быт. Там Цветаевой меньше восторгались, многим она казалась этакой «эстетической кривлякой» (что, конечно, совершенная ерунда). Но сказать, что её не замечали или не слышали, нельзя. Её очень поддерживали несколько критиков. Кроме того, с 1920-х годов – с оговорками, но тем не менее – среди поэтической «партии» все её признавали как значительного поэта.

– А как воспринимали Цветаеву в советское время, после возвращения её имени из забвения?

– Я впервые познакомился с её творчеством, будучи студентом Тверского университета. В 1963 году отец принёс томик стихов. Тогда только начинали снова говорить о Цветаевой. Я был ошеломлён, просто не ожидал чего-то подобного…

А когда я учился в аспирантуре Литературного института, её слава переживала новый расцвет. Большинство – особенно девушки – были просто в состоянии транса от Цветаевой. Они даже стриглись под неё. Впрочем, некоторые студенты относились к ней как к какому-то модному явлению и не принимали её стихов. Но она поражала. Хотя печатали далеко не все её произведения.

– А сегодня её творчество продолжает влиять на молодых поэтов?

– Я не думаю. Для того чтобы следовать за Цветаевой, нужна мощь словесного подвига. Ну где вы сейчас найдёте Гумилёва или Анненского, способных на такой подвиг?..

– Если бы вас попросили кратко охарактеризовать, описать Марину Цветаеву как явление русской литературы, что бы вы сказали?

– Она многолика. Первое и главное в её судьбе и личности – это, конечно, поэзия – и какая поэзия!.. Кроме того, она автор совершенно гениальных переводов. Чего только стоит «Плаванье» Шарля Бодлера. Цветаева была поэтом быта. Это особенно отчётливо проявилось, когда она стала писать мемуарную прозу – совершенно блестящую. Пожалуй, именно эти очерки, многие из которых посвящены ушедшим в 20–30-е годы литераторам, можно назвать вершиной её прозы. Конечно, они зачастую субъективны, но как бы там ни было – гениальны. Написала она и несколько пьес. Цветаева, как и многие её современники, была человеком театра, и её роман с театром, конечно, не случаен. Некоторая театрализация была свойственна всем её текстам.

Невозможно вывести условную формулу Марины Цветаевой. К великому таланту добавилось и великое житейское горе – то, что происходило с ней, с семьёй, то, как закончилась её жизнь…

Марина Цветаева была простым русским человеком, бредущим «лесной осенней дорогой». И одновременно – обыкновенным русским гениальным поэтом.

Беседу вела
Валерия Галкина

«ЛГ»-досье

Владимир Павлович Смирнов – профессор, кандидат филологических наук. Родился в Твери в 1941 году. Окончил историко-филологический факультет Тверского университета и аспирантуру Литературного института им. А.М. Горького по кафедре советской литературы. С 1974 года является преподавателем Литературного института. Также вёл лекционные курсы в университетах Италии, Вьетнама, Германии, Франции и высших учебных заведениях России, Белоруссии. Автор многочисленных статей и исследований о русских прозаиках и поэтах: Бунине, Анненском, Маяковском, Пастернаке, Г. Адамовиче, Г. Иванове, Ходасевиче, Набокове, Цветаевой, Хлебникове, Гумилёве, А.К. Толстом, Заболоцком, Твардовском, Л. Мартынове и других. Составитель и комментатор сочинений (в различных издательствах Москвы) Бунина, Анненского, Мандельштама, Набокова, Гумилёва, Георгия Иванова, Цветаевой, Хлебникова и др. Член редколлегии, составитель раздела, автор вступительной статьи к нему в антологии «Русская поэзия. ХХ век». Автор и ведущий программы «Художник и время» (радио «Резонанс»), телеальманаха «Поэты России. ХХ век» (канал «Культура») и др. Лауреат литературной премии «Традиция» Союза писателей России, всероссийских литературных премий имени И.А. Бунина и Н.А. Заболоцкого, литературно-театральной премии «Хрустальная роза Виктора Розова».

Михаил Медведев / ИТАР-ТАСС

Цитатник

В неё надо было вчитаться. Когда я это сделал, я ахнул от открывшейся мне бездны чистоты и силы. Ничего подобного нигде кругом не существовало. Сокращу рассуждения. Не возьму греха на душу, если скажу: за вычетом Анненского и Блока и с некоторыми ограничениями Андрея Белого, ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты, вместе взятые. Там, где их словесность бессильно барахталась в мире надуманных схем и безжизненных архаизмов, Цветаева легко носилась над трудностями настоящего творчества, справлялась с его задачами играючи, с несравненным техническим блеском.

Борис Пастернак

Литературным прокурорам

Всё таить, чтобы люди забыли,

Как растаявший снег и свечу?

Быть в грядущем лишь горсточкой
пыли

Под могильным крестом? Не хочу!

Каждый миг, содрогаясь от боли,

К одному возвращаюсь опять:

Навсегда умереть! Для того ли

Мне судьбою дано всё понять?

Вечер в детской, где с куклами сяду,

На лугу паутинную нить,

Осуждённую душу по взгляду…

Всё понять и за всех пережить!

Для того я (в проявленном – сила)

Всё родное на суд отдаю,

Чтобы молодость вечно хранила

Беспокойную юность мою.

Марина Цветаева,
1910–1911 гг.