Иван Родионов
Василий Зубакин. На службе Его Величества .Роман.-М.: Время, 2025.-352 с.
Есть исторические фигуры, судьба и самое существование которых кажется допущением, созданием бурной фантазии романиста. Однако ж они были – и будут. К такого рода героям – или антигероям – относится и фантастическая (в том смысле, который вкладывал в это определение Салтыков-Щедрин) фигура Анри Бинта – филера, тайного соглядатая и русского агента, а теперь – и центрального персонажа нового романа Василия Зубакина.
Слово "центральный" применительно к герою книги – поистершееся, почти клише. Но в случае с романом "На службе Его Величества" оно удивительно точное. Так камень падает в воду, и от него продолжают расходиться все новые и новые круги. При этом и сам роман, и его главный герой двойственны, даже дуалистичны – за точностью и детальностью скрывается структура принципиально зыбкая, мерцающая. А на протяжении всего текста неоднократно меняются и повествователь, и жанр, и художественная реальность.
Впрочем, обо всем по порядку.
Итак, повествователь номер один – сам главный герой, Анри Бинт. Поначалу просто сметливый и неудачливый ловкач, он на наших глазах постепенно становится настоящим художником политического сыска. По сути, это единственный персонаж книги, характер которого выписан в развитии – он меняется, совершенствуется. Если оставить в книге только эпизоды, где Бинт выступает в роли рассказчика, получится роман в новеллах. Герой, которого благословил на связь с Россией тот самый Дантес, появляется, вспыхивает в ключевые моменты русской истории, чтобы снова исчезнуть. Интересна и структура его новелл: они неизменно стартуют динамичными диалогами без указания на действующих лиц, а следом завязывается подсюжет – от первого лица, в настоящем времени. Новеллы Бинта – самая живая и непосредственная часть повествования, и именно он как минимум дважды раскрывается через личное: в рассказе о начале жизненного пути и в эпизоде с Ольгой Столыпиной. При этом рассказчик он не всегда надежный: иногда откровенно преувеличивает и бахвалится, и тогда рассказанные им истории кажутся сюжетами в духе Дюма или Эжена Сю. Кроме того, любопытно ещё следующее разделение: перед нами одновременно выдающийся профессионал – и простой, в чем-то даже ограниченный человек – вовсе не многоумный интеллектуал, упивающийся собственными нравственными падениями (каковы, например, отечественные литературные провокаторы), но сметливый, решительный и по-французски игривый эльзасец. Он не играет в свои игры, оставаясь идеальным исполнителем, которому все-таки всегда необходим заинтересованный работодатель – его личное Величество.
Кстати, про Эльзас: неудивительно, что Бинт – уроженец именно этой многострадальной израненной земли. Само место его рождения будто намекает на некую неопределенность – это спорный край, принадлежавший то Франции, то Германии. Люди бинтовского склада отчего-то часто рождаются именно на пограничных территориях, словно наследуя от них склонность к авантюрной непостоянности. Так, небезызвестный Евно Азеф появился на свет в Гродненской губернии – территории, кому только в разное время не принадлежавшей. Что касается Эльзаса, символично, что именно там, к примеру, родился Альфред Дрейфус, а также два персонажа-антагониста середины двадцатого века: многолетний глава канцелярии фюрера Отто Мейснер и видный деятель немецкого Сопротивления, будущий потенциальный канцлер новой Германии Юлиус Лебер, казненный в 1945 году за участие в заговоре Штауффенберга.
Новеллы Бинта, помимо начальной, действительно бегут по болевым точкам российской истории. Вот рассказ об остроумном разгроме подпольной типографии народовольцев, а вот – о слежке и погоне за будущим знаменитым охотником на провокаторов Владимиром Бурцевым. Вот женевское наблюдение за Лениным, который в разговоре с Гапоном (вероятно) гневно отказывается от некоего заманчивого иностранного предложения. Вот Бинт тайно охраняет Николая Второго и его семью во время визита императора в Германию в 1910 году. Вот Савинков, вот морганатическая свадьба Михаила Романова и Натальи Вульферт, которую наш герой безуспешно и будто бы без особой охоты пытается сорвать. А вот Бинт – телохранитель и конфидент Ольги Столыпиной: это, пожалуй, самый лирический и одновременно элегический эпизод романа. Вот интернациональные шпионские игры времен Первой мировой войны – и расставание героя с царскими спецслужбами. Наконец, вот переход Бинта на службу к большевикам – вовсе не идеологический, но, скажем так, профессионально ориентированный. Эксперт не может жить без своего дела, а следовательно – и без работодателя. Завершается описание его приключений историей-умолчанием, проливающей свет на происхождение знаменитых "Протоколами сионских мудрецов". Неординарная судьба, не правда ли?
Второй рассказчик в романе – некий Константин Окунев, хроникер и расследователь, пытающийся в своих записках восстановить фактологическую канву приключений Бинта, и к тому же его современник и собеседник. При этом он – не только связующее звено между разными эпохами, но и лицо, опосредованно принимающее участие в сюжете, но в каком именно качестве – не до конца ясно. Как герой-рассказчик в "Бесах" Достоевского, Окунев до последнего будет оставаться за ширмой, а его характер раскрывается скупо: он, вероятно, интеллигент, местами – некоторый моралист. Однако ж и он вовсе не прост, не формальная фигура, на что намекает многозначительная оговорка мсье Базиля о таинственных обстоятельствах его "смерти (или гибели?)", а также записка из эпилога, которая, впрочем, многое лишь окутывает новыми тайнами. Любопытны и стилистические детали: в качестве рассказчика Окунев не столько рассказывает, сколько протоколирует, а его диалоги с Бинтом подозрительно напоминают допрос.
Наконец, есть и третий повествователь – наш современник мсье Базиль. В чем-то он – альтер-эго автора, но соотносить их до неразличимости точно не стоит. Двойственность проявляется и здесь. С одной стороны, вооружённый знаниями сегодняшнего дня мсье Базиль – наиболее объективный рассказчик. Он комментирует записки Бинта-Окунева, и поскольку пишет для читателя, а не для себя или неведомого начальства, он может тот или иной факт подчеркнуть, на чем-то наше внимание акцентировать. С другой стороны, мсье Базиль находится в самом уязвимом среди рассказчиков положении. Для него более всего важно правдоподобие интерпретатора, а его функция – уравновесить перехлесты предшественников, исследовать их мотивации. При этом основной источник его версии, донесенной до читателя – личные документы (ему ли как человеку, занимающемуся историей, не знать, насколько такого рода источники могут быть ненадежными), найденные им при весьма литературных обстоятельствах.
Нельзя не упомянуть и о четвёртом не повествователе, но авторе романа – собственно, самом авторе, Василии Зубакине. Важное отличие фигуры, так сказать, окончательного автора от фигуры того же мсье Базиля состоит в том, что он оперирует тремя повествованиями, а не двумя, и одна из его ролей – комбинаторская. Таким образом, записки Бинта – авантюрный сборник новелл, записки Бинта с комментариями Окунева – конспирологически-политические изыскания, записки мсье Базиля с комментариями к запискам Бинта и Окунева – беллетризованное историческое исследование с комментариями, а "На службе Его Величества" в целом – метароман.
Остается ещё один вопрос. Казалось бы, про Бинта можно было бы рассказать в формате линейной документальной или художественной биографии. Строго говоря, фабульно без того же мсье Базиля вполне можно было и обойтись. Зачем же автору понадобилась столь замысловатая жанровая форма, которая очевидно избыточна для традиционного исторического романа, но в самый раз – для метавысказывания? Думается, дело в том, что автор, причём во многом – через фактологию, напоминает нам даже не об альтернативности истории, но об её вариативности, мерцании. О том, что многое не просто могло пойти по-другому – оно и шло по-разному, а как именно – зависит от угла зрения. Следовательно, существующие параллельно метавселенные большой истории – вполне себе факт:
"Описывая свои приключения в годы дореволюционной зарубежной эмиграции, Бурцев нередко приукрашивает действительность, представляя свою роль в событиях более существенной, а внимание к нему со стороны заграничной резидентуры — более пристальным, чем это было на самом деле. Что в полной мере касается и фигуры месье Бинта. Потому-то исследование жизни и профессиональной деятельности Анри Бинта требует тщательного анализа и учета подобных расхождений с документальными свидетельствами. Как, впрочем, любая попытка разобраться в судьбах профессиональных сыщиков и разведчиков. Волей-неволей исследователь таких биографий сам становится жертвой обаяния изучаемого объекта или, напротив, отвращения к нему. Порой автор ставит себя на место героя, забывая, о ком он на самом деле пишет. А иногда впадает в грех домысливания — когда ему не хватает ни документов, ни воспоминаний, ни интуиции".
Получается, и Окунев, и мсье Базиль, и автор, и даже читатель – каждый по-своему воспринимает Бинта, но он от всех ускользает. Ибо судьба его ещё пишется, в ней нет ничего окончательного. Потому Бинт становится героем в том числе и нашего времени, символической фигурой начала – и каждый может ее интерпретировать, подходя к разгадке сколько угодно близко и никогда – окончательно. В романе он живой, подчёркнуто приземленный человек – и при этом абсолютно мифологическая фигура. А у всякого мифа существует множество версий, порой – диаметрально противоположных. Сколько же существует Бинтов? И какой из них настоящий, окончательный? Qui es-tu, monsieur Bint?
Ясно одно – он, безусловно, агент. Агент Большой истории. Его Величества Большой истории.