Эрдни Эльдышев,
народный поэт Республики Калмыкия, лауреат премии «ЛГ» «Гипертекст» им. А.Б. Чаковского
Конец октября 1858 года. Село Тюменевка.
Праздник у князя Церен-Джаба Тюменя.
«Верблюдом» был тот пароход наречён,
Что прибыл по Волге в калмыцкий хотон.
Дюма-романиста с почётом в тот день
Там встретил хозяин степи – князь Тюмень.
На пристани флаги, толпится народ,
К причалу, пыхтя, пристаёт пароход –
Наверно, единственный в мире верблюд,
Кому орудийный достался салют!
Князь златом горит у причальных досок,
Весь в жёлтом – от шапки до самых сапог.
По-братски хозяин обнялся с Дюма:
Европа и – Азия рядом сама!
Как будто калмыки ближайшей родни,
Носами у трапа потёрлись они.
И гость был дороден, и князь молодец –
Могучая пара пошла во дворец!
А там в карауле бойцы во дворе,
Кинжалы и сабли у них в серебре.
Двенадцать число их, и каждый одет
В роскошный парадный калмыцкий бешмет.
А вот и приёмов торжественных зал.
На троне княгиня Эльзен-Учирал
В персидской парче золотой (щедр супруг!).
Придворные дамы на корточках вкруг.
О, как же прекрасен княгини наряд!
На нём бриллианты, как звёзды, горят.
Не платье, а клад – жемчуга, серебро.
На шапке её – не жар-птицы ль перо?
Смуглянка-красавица лет двадцати –
Ей самое время на троне цвести!
Высокая милость, а не пустяки, –
Княгиня перчатку снимает с руки.
Творец знаменитых бесчисленных книг
Галантно к протянутым пальцам приник.
От этой красы не сойти бы с ума…
Вот с кем бы носами потёрся Дюма!
Три спутницы сопровождали его.
Княгиня сказала им: «О волшебство!
Семь звёзд дарят людям сиянье своё,
Но вы затмеваете звёзды втроём!»
Она на диван усадила подруг.
Придворные дамы расселись вокруг.
Тут князь обратился к супруге своей:
«Ты к сердцу прими Небом данных гостей!»
Княгиня сказала супругу в ответ,
Что чести гостей принимать выше нет,
Что счастьем наполнит сердца этот день...
По-русски к гостям обратился Тюмень:
«Молебен буддийский кто слышал из вас?
В честь славных гостей прозвучит он сейчас!
Пошлёт Далай-лама вам счастья лучи,
Что душу согреют в духовной ночи».
И вот они в пагоде светлой, а там –
Гремят барабаны, не рухнул бы храм!
Монахи-буддисты стараются так,
Чтоб в страхе бежал благоденствия враг.
Там раковин вой – тех, что помнят моря,
Там рёв длинных труб. Прямо у алтаря
В неистовом шуме священник-багши1
У Неба покоя для каждой души
Там молит… А дальше, а дальше – обед.
Каких только яств на столах этих нет!
Для них две коровы и двадцать овец!
Вначале закуска – конина-сырец.
И солью, и перцем, и луком она
До качества лакомства доведена.
Жеребчик-игрун и верблюд молодой
Считались почётною самой едой.
Мясным угощеньем во веки веков
Степных обитателей славится кров.
И дрофы весьма аппетитны, весьма.
Таким поражён изобильем Дюма!
В застолье потерян был здравицам счёт,
Никто его здесь никогда не ведёт!
Готовы калмыки тройное «ура!»
Кричать не до вечера, а до утра!
Ответное слово.
– У гостя бокал, –
Тюмень возмутился, – чудовищно мал!
На это легко гость обидится наш –
Ведь мы-то, степные, пьём прямо из чаш!
Немедля в застолье слуга приволок,
Наполнив шампанским, вместительный рог.
А что же Дюма? К испытанью готов,
Тот рог осушил под восторженный рёв.
А после обильных застольных затей
На скачки глядеть пригласили гостей.
Услада для сердца и глаз степняков –
Горячие кони несут седоков!
Для сотни наездников гонка горька:
На финише первый – подросток Бука!
Ему жеребёнка и дивный халат
Вручила княгиня – нет выше наград!
Дюма любопытству назначил маршрут:
А как кочевые калмыки живут?
Как ставят калмыки кибитки? И вот
Хозяин верблюдов с поклажей ведёт.
И по мановенью отцовской руки
Проворно два сына снимают вьюки.
Как в сказке, из войлока стены встают –
Кибитка готова за десять минут!
Хозяин – любезность сама во плоти –
Он внутрь гостей приглашает войти.
И чёрная шуба, как будто сама,
Ложится у входа на плечи Дюма.
Да будет в Париже любезна судьба
К подарку Тюменя Церена-Джаба!
Арза2 после чая калмыцкого – так
Их потчевал в новом жилище степняк,
Которое после ухода гостей
Собрали хозяева точно быстрей,
Чем в поле пустом возводили его!
И вот уже войлочный дом кочевой
Опять по степи в бесконечном пути –
Верблюдам доверено снова нести
Единственное достоянье семьи.
Калмыкия, счастливы дети твои!
Мелькнули два всадника невдалеке,
У каждого сокол сидит на руке.
Князь ловчей охотою на лебедей
Решил дорогих позабавить гостей.
Коляски открытые, конный эскорт.
Какой для охоты французский комфорт!
Коляски – они для почётных гостей.
А местные дамы – скорей на коней!
К излучине Волги все вместе – туда,
Где с солнцем в пятнашки играет вода.
Вот лебеди тяжко поднялись с земли.
За ними два сокола в небо ушли.
Несчастье для мирных доверчивых птиц –
От хищников в небе не чертят границ.
Восторг! Уподобившись ядрам литым,
Упали те соколы вниз с высоты
И с лёту ударили двух лебедей.
Упали те лебеди средь камышей.
За удаль сокольники дали с руки
Пернатым охотникам мяса куски.
Гордится Тюмень соколиным двором,
Конечно, не зря – гости знают о том!
Потом был обед. Коль собрать все слова
О нём – получилась бы, право, глава!
Сюрприз ожидал всех десерту вослед:
Княгиня оставила тихо обед.
Зато, весь радушием добрым лучась,
Блистал на пиру красноречием князь.
И вдруг:
– Объявляю для дам и господ:
На кофе к себе нас княгиня зовёт!
Что делать – за князем Тюменем Дюма
Выходит во двор, погрузневший весьма.
А там – там невиданный новый дворец,
Дворец из кибиток! Сподобил Творец
Кого-то придумать такое! Создал
Из войлока мастер прихожую, зал
Приёмов – о, как же причудливо он
Был через окно в потолке освещён!
Француз от восторга недаром умолк –
Струился по стенам не алый ли шёлк,
Стекая в объятья прекрасных ковров
Из Смирненских3 и Хорасанских4 краёв.
Тахта на помосте. Над нею – алтарь,
Курится над ним благовоний янтарь.
Двенадцать ступенек. На корточках в ряд
У ножек княгини красотки сидят.
«Все вместе они – как прекрасный цветник! –
У гостя восторженный образ возник. –
Сюда бы фотографа, чтоб этот миг
Остался на память для будущих книг!»
Тут встала навстречу хозяйка сама,
Присесть пригласила трёх спутниц Дюма.
За ними галантно ухаживал князь,
Радушием искренним будто светясь.
Чай, кофе и сласти – Парижский салон!
А вот инструмент, что был позже внесён, –
Калмыцкий, который зовётся домброй5.
Чарует она заповедной игрой.
Придворные дамы искусно на ней
Степною мелодией тешат гостей.
Княгиня Дюма пригласила во двор,
Чтоб там освежил их полынный простор.
Когда ж, освежившись, вернулись назад,
Гостиную было уже не узнать.
Французские люстры (сюрприз!) зажжены,
И белый рояль там стоит у стены!
Неужто придворные дамы и тут
Своим мастерством музыкальным блеснут?
Тюмень усмехнулся лукаво в ответ:
– Пока пианисток средь подданных нет.
Надеюсь, что спутницы ваши сполна
Посеют грядущих чудес семена!
Что ж, Врубель6 подходит к роялю:
– Сейчас
Курно7 и Калино7 станцуют для вас!
Давыдова8 и Петриченко9 потом
Покажут себя с ними в танце втором.
Сначала был русский неистовый стиль,
Потом – и французская чудо-кадриль.
Княгине понравился танец подруг.
О, как же ей хочется выйти на круг!
У мужа на то разрешенья она
Немедленно просит, восторга полна.
И вот уже в общий большой хоровод
Хозяйка прекрасная гордо встаёт.
Её приближённые – дружно за ней.
Они повторяют движенья гостей.
Пускай неуклюжи коленца и па,
Зато от души веселится толпа!
Всё громче и громче заливистый смех –
Какой у затеи княгини успех!
От хохота в креслах глубоких трясясь,
Его отмечают писатель и князь.
Хозяйка супруга при всех обняла:
– Я счастья такого никак не ждала!
Спасибо за это веселье, мой друг!
Мечты мои нынче исполнились вдруг!
И вновь у Дюма изумленье в глазах –
Парижский альбом у Тюменя в руках.
Он просит писателя, чтобы тот сам
В альбоме княгине стихи написал.
Недолго Дюма размышлял, а итог –
Автограф и несколько искренних строк:
«КНЯГИНЕ ТЮМЕНЬ
Творец границы стран установил навеки:
Там – цепи горные, а там леса и реки.
А вам решил Господь степь без границы дать,
Империи своей благие дать законы,
И вашей грации, и красоте под стать».
Так Струве10 на русский язык перевёл.
Князь горд был, как будто калмыцкий орёл.
А счастья княгини и не описать –
Альбом у неё никому не отнять!
А гостя накрыл сочинительства пыл –
Племяннице князя стихи сочинил.
Та Грушка11 совсем европейкой была,
Одета по моде и очень мила.
Был в Астрахани у неё пансион.
Её красотою Дюма восхищён.
Не в силах своё восхищенье скрывать,
Такие слова записал ей в тетрадь:
«Определяет Бог судьбу своих детей;
Вам было суждено родиться средь пустыни.
Волшебней взгляда нет, улыбки нет светлей,
Чем ваша, Волга, дочь! Красавица, вы ныне
Её жемчужина, цветок её степей»12.
А утром чуть свет задрожала земля.
«Неужто землетрясение? Для
Степи необычна такая волна…» –
Дюма размышлял во дворце у окна.
Загадка открылась меж тем без затей –
То к Волге стремился табун лошадей.
Река бы не вышла из берегов –
Ведь в том табуне десять тысяч голов!
Эпичное зрелище эта орда!
От множества тел закипела вода.
Наверно, достал бы отсюда до звёзд
Живой, через Волгу протянутый мост!
И следом за этою мощью степной
Гостей пригласили на берег иной.
Там удаль хозяин решил показать –
Ведь он же наездник, каких поискать!
Метнулся аркан из руки молодца
И шею обнял одного жеребца.
О, как норовист был пленённый вожак!
Признать не желал пораженье никак!
Но впрямь из железа у князя рука –
Из конской орды он увёл степняка!
Глаза у того лютой злобой полны,
И хлопьями пена летит со спины.
Но пять человек повалили его –
В крови у калмыков лихих мастерство!
Уселся один на хребет степняка
И конские сжал, как клещами, бока.
Друзья отскочили: скачи, удалец!
О, как же метался в степи жеребец!
Он прыгал, скакал и вставал на дыбы.
Да только ему не уйти от судьбы!
«Наездник воистину сросся с конём!
Кентавр! – так писатель подумал о нём. –
Жестока борьба, но седок победит!»
И вот уже конь обречённо хрипит,
Дрожит, обессилев, людьми побеждён,
Их воле теперь покоряется он.
Три раза ещё на глазах у гостей
Наездники так объезжали коней.
По пояс, как принято, обнажены,
Уж не из античной ль они старины?
Дюма усмехался: мол, Зевсу хвала –
Вон как бронзовеют под солнцем тела!
...Меж скачкой и пиром – один только шаг.
Без мяса калмыки не могут никак.
Конина, баранина разных сортов –
Князь ими гостей до отвала готов
Кормить и кормить… Лишь верблюжьи бега
Обжорство готовы вернуть в берега
Других удовольствий. Вот флаг на шесте –
Венец состязаний на этой черте.
Тюмень из ружья старт заветный даёт,
И сразу верблюды рванулись вперёд.
Опять изумленье на лицах гостей:
Неужто верблюды резвее коней?
Вон как они к финишу резво спешат
За самой желанной из лучших наград –
Ружьём для погонщика. Лучший его
Из княжеских рук получил с торжеством.
Но это не всё. На просторе степном
Затеяли игры с бумажным рублём.
Малюсеньким колышком был он храним,
Без сёдел, поводьев скакали за ним!
Да что там бумажка – монету с земли
Степные кентавры поднять бы смогли!
Шли разные игры едва ли не день.
Да славится щедрый владетель Тюмень!
Как люди его благодарны судьбе!
...Был день завершён состязаньем в борьбе.
А приз – патронташ в серебре, дорогой.
Дюма в восхищенье: «Вот мне бы такой!»
– О, князь, я – горячий поклонник борьбы,
Хочу состязанья участником быть!
– Зачем? – удивился Тюмень. – Вот сюрприз!
– Хочу победить, чтобы выиграть приз!
– Возьмите! Я вам подарить его рад!
– О нет! Всякий приз лишь победою свят!
Ничто не сравнится с победой ценой!
– Вы правы! Извольте бороться со мной!
Дюма поклонился:
– Спасибо за честь!
Об этом событии звонкая весть
К ристалищу зрителей сгрудила вмиг:
Калмык без коня и борьбы – не калмык!
И вот на площадку выходят борцы,
Хоть в возрасте люди, а всё ж молодцы!
Дюма погрузнее, Тюмень постройней,
Один светлокожий, другой посмуглей.
Сошлись и носами потёрлись они –
Высокое Небо, их лад оцени!
В объятье могучем сплелись их тела,
Упорной борьба двух атлетов была.
Но жребий к хозяину неумолим,
И плечи Тюменя коснулись земли.
Воистину гостю открыты сердца,
И кров, и еда, и объятья борца…
Сие незаметно вошедшему в раж…
Княгиня вручила ему патронташ,
Подумав при этом: «Такою бы мне
Да стать!» – о телесной его белизне...
Купаться пришла для борцов череда.
Хоть в Волге уже ледяная вода,
Они окунулись и рысью – назад.
Князь счастлив: Дюма гостеванию рад.
Но вечного в мире, увы, нет как нет…
Идёт к завершенью прощальный банкет.
К отплытью у пирса готов пароход.
Писатель последнее слово берёт,
Для тоста и рог осушает до дна,
Ни капли он в нём не оставил вина.
С Тюменем носами потёрся опять,
Хозяин не хочет его отпускать.
За время визита роднее родни
Неведомым образом стали они.
Прощаясь, рыдала Эльзен-Учирал.
А князь обещанье с писателя взял,
Что снова приедет сюда чародей,
Где верных имеет отныне друзей!
И коли в Калмыкии будет опять,
Княгиню его сможет поцеловать!
Конечно, вернуться поклялся Дюма.
...Вот мимо причала проходит корма.
Прощай и до встречи, степная земля!
Торжественно пушки Тюменя палят.
Вы слышите: дружбе народов дают
Они нескончаемый, вечный салют!
_________________________________
1 Багши – первосвященник буддийского храма.
2 Арза – водка из кобыльего молока.
3 Смирна – древнегреческий город в Малой Азии.
4 Хорасан – город в Персии.
5 Домбра – двухструнный музыкальный инструмент.
6 Мария Врубель – жена владимирского помещика В.И. Куруты.
7 Курно и Калино – спутницы А. Дюма.
8 Екатерина Давыдова – жена Г.А. Давыдова.
9 Мария Петриченко – жена морского офицера К.Н. Петриченко, впоследствии контр-адмирала. Она занималась журналистикой и переводами для литературных журналов.
10 Струве – спутник А. Дюма.
11 Грушка – племянница Церен-Джаба Тюменя, дочь его брата Церен-Доржи Александра.
12 Перевод с французского Ю. Денисова.
Перевёл Юрий Щербаков
