Гипотезу, сама того не желая, подтвердила Г. Юзефович: «Ганиева выстраивает свою писательскую карьеру с продуманной тщательностью, довольно неожиданной в хрупкой брюнетке... Умелая работа с литературными агентами (первая же книга Ганиевой была переведена на английский, французский, китайский и немецкий языки – редкая удача для дебютантки), выверенная стратегия поведения в литературной среде – молодая писательница железной рукой лепит из самой себя образ будущего классика». Комплимент, если разобраться, куда как сомнительный: вместо работы над текстом – работа с литагентами, вместо выверенных сюжетных схем – выверенная карьерная стратегия. Впрочем, другие классики в литературном Зазеркалье не водятся.
Со стратегией поведения у Ганиевой и впрямь всё замечательно: работа в команде «Дебюта», дружба с Валерией Пустовой, завотделом критики «Октября» – о результатах см. выше. Но GR (Government Relations – взаимодействие с органами государственной власти. – Ред.) – неважная замена таланту. Потому обратимся к первоисточникам.
Дебютная повесть А.Г. «Салам тебе, Далгат!» была опубликована под мужским псевдонимом «Гулла Хирачев». Фонетика красноречиво свидетельствует о тонком языковом чутье. Вообще идиолекты – лакмусовая бумажка литературной профпригодности. Ганиева-критик предпочитает изъясняться на птичьем новоязе образованщины: «гипостасис симулятивной гиперреальности», «апокалипсические интенции», «архитектоническое меню»… Попытка говорить без затей всякий раз оборачивается шершавым рабкоровским косноязычием: «воздух романа беременен призраками», «через ритуальное грязеполивание прийти к заморозке своих комплексов» и проч. Ганиева-прозаик… Одно скажу: на мелочи вроде «маршруточного такси» вскоре перестаёшь обращать внимание. Ибо перед глазами разворачивается кафкианских масштабов фантасмагория:
«Шашлык курдючный и литр абрикосового сока» («Салам тебе, Далгат!»). Шашлык из одного курдючного сала? В каком архитектоническом меню нашёлся этот деликатес?
«Слышались счастливые крики купальщиков, плещущихся в огромной дождевой луже на месте выкопанного и недостроенного фундамента» («Праздничная гора»). Алиса Аркадьевна, а вы изобретение запатентовали? Ведь выкопанный фундамент – это переворот в строительных технологиях!
«Каждый день она <прабабушка – А.К.> уходила в горы на свой бедный скалистый участок и возвращалась, сгибаясь под стогом сена, с перепачканными землёй полевыми орудиями» («Праздничная гора»). Несчастная старушка! – из последних сил тащит за собой полевое орудие – 100-миллиметровую пушку БС-3. И, кажется, не одну… Джигиты, помогите женщине сдать металлолом!
В части сюжетостроения дела обстоят ничуть не лучше. В дебютном «Далгате» протагонист лунатически слонялся по Махачкале, чтобы вручить дяде некое важное письмо (одному Всевышнему ведомо, отчего текст нельзя было послать по электронке). Да так и не передал, поскольку встреча родственников вообще не входила в авторские планы. Главная сюжетная коллизия здесь – кавказский колорит: намаз-хиджаб, аджика-хинкал и прочий шашлык-машлык. Всему остальному места в повести попросту не нашлось: фабула издохла в эмбриональном состоянии, персонажи деградировали до амплуа – Гопник, Графоман, Салафит – и разыграли комедию масок. Гопник быковал: «Ты чё кисляки мочишь!» Графоман творил: «Любоваясь, я склоняюсь перед милой Гюль-Бике, / Твоя книга заблистала, как алмазы при луне!» Салафит агитировал: «Эти суфии все места себе захватили… Это неправильно, это всеобщий таклид».
Этнографизм, на котором Ганиева выстроила свою эстетику, сам по себе на качество текста практически не влияет. М. Веллер в таких случаях советует проделать нехитрую манипуляцию: перенести действие в другую страну. Назовите Далгата Васей, замените хинкал борщом – ну что, захватывает дух? То-то же. Скажу больше: экзотика быстро приедается. Катенин ещё в 1828 году писал, что шашки узденей наскучили решительно всем.
Однако А.Г. не замечает своей назойливости – «Праздничная гора» скроена по лекалам «Далгата». И Гопник привычно быкует: «Эта курица кисляки кидает», и Графоман творит: «Полёт орлов под небесами / И кур тревожная кадриль», и Салафит агитирует: «Эти суфии только и знают, что свою чIанду Пророку приписывать». Алиса Аркадьевна, а есть ещё что-нибудь в репертуаре? Как выяснилось, есть: это, по-ганиевски говоря, апокалипсическая интенция, сиречь антиутопия. Власть в России взяли фашисты – и тут же выстроили на границе с Кавказом заградительный вал. Дагестан мгновенно развалился на суверенные аулы, чтобы в финале погибнуть под российскими бомбами. Фабула налицо – что ж, несомненный прогресс. Однако эта шаткая конструкция рушится от лёгкого толчка: стоило ли тратить время и деньги на оборонительную линию? Проще и дешевле начать с авианалёта… Рецензенты «Праздничной горы» начинали за здравие, а кончали за упокой. Н. Курчатова обнаружила в романе «некоторую беспомощность», Г. Юзефович признала, что книга «в пересказе выглядит чуть лучше, чем на самом деле». Критикессы наши, как и подобает девочкам, сделаны из пирожных и сластей всевозможных – и потому украсили обвинительный вердикт изюмом и цукатами...