Владислав Отрошенко. Драма снежной ночи. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2023. – 348 с.
Наверное, у каждого писателя есть важный для него предшественник, чьи жизнь и творчество он изучает на протяжении своей жизни, о ком пытается рассказать и раз, и другой. Вернее, поделиться открытиями.
У Владислава Отрошенко, по моим наблюдениям, таких предшественников двое – Гоголь и Сухово-Кобылин. О том и о другом он написал не по одной книге, наверняка продолжает собирать новые факты, детали, ищет разгадку их судеб, странных, изломанных, таинственных.
Сначала я решил, что «Драма снежной ночи» – это переиздание биографии драматурга Сухово-Кобылина, вышедшей около десяти лет назад в серии «ЖЗЛ». Но быстро увидел: книга дополнена массой нового материала, да и взгляд на своего героя у автора несколько поменялся. Так и должно быть – даже Мону Лизу мы не можем увидеть одними и теми же глазами.
Но я не стану сличать два издания, а скажу, что «Драма снежной ночи» вышла как нельзя вовремя, недаром на протяжении многих недель она была бестселлером, по крайней мере, в московских книжных магазинах.
Яркий представитель тогдашней золотой молодёжи, напитанный, по словам Константина Аксакова, «лютейшею аристократией» Сухово-Кобылин оказался главным подозреваемым в убийстве своей любовницы, французской модистки Луизы Симон-Деманш, которую за восемь лет до того пригласил из Парижа в Москву. Первый арест, через три с половиной года второй.
Гениальную поговорку «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», похоже, нужно помнить всегда, повторять как заклинание. Миллионер (как раньше говорили, миллионщик) может в одночасье сделаться нищим, вчера ещё уважаемый человек – заключённым.
Сухово-Кобылин носил на себе клеймо вероятного убийцы до конца жизни. Оправдательного приговора после всех следствий не последовало, Сенат принял решение оставить Сухово-Кобылина в подозрении «по предмету участия в убийстве».
В своей книге Владислав Отрошенко подробно рассказывает о том, как велись следствия, как его герою предлагали за взятки обвинение снять, как подвергали пыткам, пусть не физическим, но тем не менее мучительным. Но больше всего мне показалось важным описание того, как относилось к недавнему баловню судьбы общество. Относилось по-разному, тем сильнее этот раскол обнаружился, когда Сухово-Кобылин написал свою первую пьесу – «Свадьба Кречинского». Не вольнодумец написал, не второй Герцен, а почти уголовник.
И удивительно, что посыпались предложения поставить пьесу в Малом театре, Александринском, Некрасов берёт «Свадьбу Кречинского» для своего «Современника», следует отдельное издание… Интересно, а сегодня произведение вероятного убийцы, в отношении которого ведётся следствие, который периодически заключается в тюрьму, вызвало бы такой интерес, причём открытый, а не в виде кухонных разговоров и домашних прочтений?
Впрочем, уголовные у нас с давних пор вызывают большее сочувствие, чем политические. Это ещё протопоп Аввакум отмечал.
Немало в «Драме снежной ночи» о цензуре, о запрещениях и борьбе с ними театральных деятелей и самого драматурга. Сухово-Кобылина можно назвать одним из первых литераторов, прибегнувших к тамиздату: когда понял, что пьеса «Дело» на родине не будет опубликована, отправился в Германию и отпечатал там двадцать пять экземпляров. Привёз домой, подарил друзьям. Вскоре «Дело» попало в список литературы, «запрещённой для распространения в России».
Владислав Отрошенко не отвечает на стоящий, по крайней мере, перед историками литературы и криминалистики вот уже больше полутора веков вопрос: убил Сухово-Кобылин или нет? Да и невозможно, наверное, ответить твёрдо. Но так или иначе наверняка не случайно произошла эта история – некая сила выбрала аристократа и сноба из древнего дворянского рода, чтобы провести его через испытания, унижения, подержать в тех местах и в том качестве, от которых всякий человек неистово открещивается. И этот человек написал потрясающие пьесы о пережитом. Потрясающие в первую очередь потому, что трагизм в них сплетён с сатирой, личное расширяется до вневременных обобщений.
Сейчас самое время прочитать (или перечитать) драматургическую трилогию Сухово-Кобылина, посмотреть художественный фильм о нём. Ну и «Драму снежной ночи» раздобыть – своевременная книга.
Олег Рябов. Узелки. Теневое издание. – Нижний Новгород, 2021. – 224 с.
Эта книга не поступала в продажу. У неё нет паспорта – ни ISBN, ни ББК с УДК. Тираж – 150 экземпляров. У меня экземпляр под номером 52.
Автор, поэт, прозаик, главный редактор журнала «Нижний Новгород», Олег Рябов так объясняет появление этой книги:
«Невольно, с течением времени начинаю замечать, что многие на первый взгляд незначительные явления в общественной жизни, личные встречи, размышления по поводу какой-либо чепухи, записанные на всякий случай писателем даже третьего ряда, притом без надежды на внимание читателя, вдруг оказываются для меня важнее или, по крайней мере, глубже и познавательней, чем повести и романы того же малозаметного для публики, но уже интересного для меня автора. Именно эти факты начинают преследовать и не отпускают подолгу, заставляют искать ответ.
Я не первый оказываюсь в подобной ситуации. И не я первым понял, что эти мимолётные и вроде бы проходные по жизни заметки надо фиксировать, а записки на клочках собирать».
Таким собранием и является небольшая книжка «Узелки».
«Лет пятьдесят назад, а может, уже в начале семидесятых ходил я на концерт Юрского в Кремлёвском зале нашей филармонии. Читал он «Крокодила» Достоевского. Я сидел почти у самой сцены: ряд второй или третий. И вот перед самым выступлением, подойдя к самому краю и щурясь от слепящих софитов, он, пристально пытаясь кого-то разглядеть в зале, вдруг как-то радостно, потирая руки, произнёс: «О, да тут все свои!»
Помню и его полусогнутую фигуру, с осторожностью обращающуюся к крокодилу: «А как там у вас со свободой?», и сиплым голосом «Утро Стёпы Лиходеева», и пастернакову божественную «Рождественскую звезду». Но вот это его приобщение меня к его СВОИМ осталось со мной на всю жизнь, и, радуясь любой его роли, я всегда помню, что мы с ним СВОИ».
Или вот запись, обретшая в последние полтора года горькую актуальность:
«Звенящим восклицанием торчит в воздухе возглас одной из героинь полузабытого эмигрантского рассказа, в котором компания земляков собралась вместе, чтобы пообщаться, поболтать, попить чаю: «Это что – мы все тут так и умрём?»
Миниатюры в книге Олега Рябова собраны разные. Одни, на мой взгляд, сильные, точные, художественные, другие – нет. Но «Узелки» время от времени тянет взять в руки, полистать. Во многом это из-за удобного формата, скромного и в то же время какого-то дореволюционного оформления, приятной на ощупь бумаги…
Может быть, вы встретите в букинистическом магазине эту редкую книгу. Советую приобрести. Домашнюю библиотеку она точно не испортит.
Вероника Шелленберг. Кара-Ак-Таш: повесть-миф. – Омск: Наука, 2021. – 172 с.
Замечательная поэтесса Вероника Шелленберг живёт в Омске, но часто и надолго уезжает на Алтай (работает инструктором по туризму, кажется), и об этой горной стране в её стихах всё больше и больше. А недавно автор подарила мне книгу прозы «Кара-Ак-Таш».
Написал «прозы» и засомневался – точное это слово или нет. Проза ведь и в повседневной жизни обозначает нечто рутинное, приземлённое («проза жизни»), и в литературе является антонимом поэзии. Но есть ведь и такое понятие, как «проза поэта», – самое, по моему мнению, подходящее для той книги, что написала Вероника. Ну и подзаголовок точный: повесть-миф.
Да, это попытка создать современный миф. Попытка смелая и, как мне кажется, удачная. Тем более Алтай, одновременно и древний, и вошедший в моду у путешественников, да и у тех, кому надоела городская цивилизация, место для сюжета такого мифа самое подходящее.
Читал я книгу Вероники Шелленберг с интересом. Во-первых, сам родился и вырос неподалёку, в соседней горной стране – Саянах, и многие слова, имена, встречавшиеся в повести, заставляли вспомнить о родине. «Темир», «аил», «арака»… Во-вторых, вспоминались произведения моих товарищей – Ильи Кочергина и Ирины Богатырёвой об Алтае (Богатырёва и алтайские сказки переводила), а в-третьих, просто написано увлекательно, свежо (хотя справедливости ради стоит заметить, что редакторский глаз книге бы не помешал).
Древность не может застыть, сказка не должна быть про времена царя Гороха, а миф – ограничиваться юностью того или иного народа. Древность, сказки, мифы живут и сейчас, вбирают в себя и нашу действительность, наших, XXI века, людей.
Да, автор «Кара-Ак-Таш» смела в своей попытке создать современный миф, но не безоглядна. По сути, содержание можно вполне воспринять как реализм: девочка играет с камешками на берегу Катуни, она одинока, ей хочется друзей, хочется приключений. И вот она придумывает такую историю. Или – вариант – падает на скользких камнях, теряет сознание, а дальнейшее – её видения. Видения очень даже художественные:
«Поднялся ветер. Небо зашевелилось, быстрые тени облаков заскользили под ноги Карышу. Но он только пригнул голову и прибавил шаг. Только раз жеребец остановился – перед рекой, петляющей через всё плато. Конь понюхал воду – белую, как мел, и медлительную. Ударил её копытом. Пошёл вброд, забирая наискосок, против течения. Мутный поток упруго обходил новое препятствие – могучую грудь жеребца».