Байкальский регион – это не только сам Байкал и его ближайшие окрестности, но и гораздо более обширная территория, включающая в себя водосборный бассейн озера и прилегающие к нему территории Иркутской области, Республики Бурятия и Забайкальского края.
Природа Байкальского региона очень разнообразна – здесь есть и безлесные высокогорья, и забайкальские степи, и даже самая северная в мире пустыня – Чарские пески, и много чего ещё. Но основную часть территории занимают таёжные леса – на них приходится практически ровно три четверти его площади. Тайга тысячелетиями кормила и обеспечивала почти всем необходимым жителей Байкальского региона, и до сих пор от неё зависит жизнь большинства городов, посёлков и деревень и самого Байкала.
А сейчас эта тайга не просто под угрозой, а уже в очень большой беде.
Уже горим
Даже сухие и не очень точные цифры официальной статистики показывают, что лесные пожары – проблема номер один для лесов Байкальского региона. По данным Единой межведомственной информационно-статистической системы, за 2018–2019 годы в регионе сгорело в лесных пожарах 93 миллиона кубометров древесины, а вырублено было 77 миллионов. И те и другие данные не точны и не полны, но данные о потерях от пожаров не полны в большей степени – они, например, не учитывают гибель совсем молодых лесов, в которых ещё нет древесины, которую полагалось бы считать сгоревшей. И если исторический максимум объёмов заготовки древесины, скорее всего, уже пройден (в конце восьмидесятых годов прошлого века суммарный объём рубок здесь превышал 50 миллионов кубометров в год – на треть больше нынешнего уровня), то масштабы пожаров пока неуклонно растут.
По традиции в конце зимы руководители регионов и отвечающих за пожарную безопасность в лесах ведомств заявляют о готовности к очередному опасному сезону. Не стал исключением и нынешний год – Рослесхоз уже согласовал сводные планы тушения лесных пожаров по всем регионам нашей страны. К сожалению, это нисколько не помогает, и каждый год, если летний сезон оказывается сухим и жарким, выясняется, что никто к реальной борьбе с пожарами полностью не готов, и чем больше возникает пожаров, тем более свободным и бесконтрольным оказывается их разрастание. И пока два главных российских лесных пожарных – дождь и снег – не помогут, справиться с катастрофическими лесными пожарами не получается.
У этого есть вполне объективная причина. В 2006 году был принят новый Лесной кодекс РФ, передавший полномочия по управлению лесами субъектам Российской Федерации. Полномочия передали, а денег на то, чтобы профинансировать их в полном объёме, в федеральном бюджете не нашлось. В результате в среднем по стране регионы получают сейчас примерно втрое меньше денег (так называемых лесных субвенций), чем им реально нужно для полноценного исполнения всех переданных лесных полномочий. Сибирские и дальневосточные регионы получают ещё меньше – в пять-десять раз меньше необходимого. А это значит, что у них нет денег на то, чтобы содержать необходимый штат профессиональных работников, в том числе квалифицированных лесных пожарных, не хватает денег на содержание техники и оборудования и на многое другое. Нехватка денег на оборудование частично компенсируется за счёт средств национального проекта «Экология», но нехватка денег на персонал не компенсируется ничем. В результате лесное хозяйство Иркутской области, например, встретило нынешний год с огромными долгами по зарплате перед сотнями работников лесхозов – эти долги были погашены после вмешательства прокуратуры, но уже начали расти новые.
Ещё одна большая проблема – широкое распространение небезопасных в пожарном отношении хозяйственных практик, прежде всего так называемых контролируемых профилактических выжиганий, а также сжигания порубочных остатков на лесосеках.
Контролируемые выжигания по действующим правилам должны проводиться с соблюдением целого ряда мер предосторожности – участки должны быть небольшой площади, каждый должен быть ограничен специальными противопожарными разрывами, жечь могут только специально подготовленные люди при определённых погодных условиях. Но соблюдение этих правил делает выжигание дорогим и сложным, а денег и людей остро не хватает, поэтому «контролируемые» выжигания ничем не отличаются от обычных хулиганских поджогов сухой травы. И последствия часто оказываются такими же – огонь убегает в лес или на торфяник.
Сжигание порубочных остатков тоже нередко приводит к пожарам. По правилам жечь в течение пожароопасного сезона нельзя или можно по специальным разрешениям. Но на практике жгут тогда, когда хорошо горит; да и пожароопасный сезон часто наступает раньше, чем ответственные чиновники примут решение об объявлении о его наступлении. Например, в этом году первый лесной пожар в Забайкалье возник как раз из-за неосторожного сжигания порубочных остатков на вполне официальной и законной лесосеке – площадь пожара составила 25 гектаров, а при более тёплой и сухой погоде могло бы сгореть гораздо больше.
Березняк вместо сосны
По официальным данным, леса Байкальского региона используются не очень интенсивно. Так называемая расчётная лесосека – официально разрешённый годовой объём заготовки древесины – составляет более ста миллионов кубометров, а официально заготавливается около 38 миллионов. С учётом же разнообразного воровства общий объём рубок может составить около пятидесяти миллионов кубометров в год. Казалось бы, о чём тут беспокоиться, если рубится, даже с учётом воровских рубок, всего около половины от того, что официально разрешается рубить?
А беспокоиться на самом деле есть о чём.
Во-первых, легальные лесозаготовители, лесные воры и лесные пожары конкурируют за один ресурс – леса и растущую в них древесину – и совместно пользуются этим ресурсом. Если сложить вместе объёмы легальных рубок, лесного воровства и потерь от пожаров, то в сумме по трём регионам и получится около ста миллионов кубометров в год, то есть уже около расчётной лесосеки, а не половины её.
Во-вторых, подход к исчислению расчётной лесосеки, используемый у нас сейчас, был придуман очень давно: впервые его применил немецкий лесовод Георг Людвиг Гартиг при лесоустройстве лесов Баварии в 1819 году, и у нас он без принципиальных изменений дожил до настоящего времени. Гартиг, конечно, был выдающимся лесоводом и подход придумал очень хороший для девятнадцатого века – вот только с той поры много воды утекло. Классический подход к исчислению расчётной лесосеки подразумевает, что все леса, включённые в расчёт, экономически доступны, в них ведётся правильное лесное хозяйство, обеспечивается воспроизводство ценных пород за установленный оборот рубки и охрана этих лесов от разнообразных непроизводительных потерь. У нас почти ничего из перечисленного нет – но разрешённый объём использования лесов считается как при правильном лесном хозяйстве.
В-третьих, и здравый смысл, и даже Лесной кодекс подсказывают, что если в лесах ведётся интенсивная заготовка древесины, то должно обеспечиваться столь же интенсивное воспроизводство хозяйственно ценных лесов. На бумаге так оно и есть: например, в 2019 году во всех трёх байкальских регионах площадь вырубленных лесов составила 201 тыс. га, а площадь лесовосстановления и лесоразведения – 188,7 тыс. га. Сколько вырубили – почти столько и восстановили? На самом деле нет.
Дело в том, что основная часть «лесовосстановления» в понимании нашего лесного законодательства приходится на так называемые меры содействия естественному возобновлению – например, оставление подроста или семенных деревьев, что само по себе ещё далеко не гарантирует какой-то успех. Но важнее другое: каким бы образом ни появились на вырубке ценные молодые деревья – в результате посадки, или сохранения подроста, или обсеменения вырубки от оставленных деревьев, – итоговый результат воспроизводства в первую очередь зависит от последующего ухода, который должен эпизодически проводиться в течение первых примерно двух десятилетий жизни молодого леса. Если правильного ухода нет, вырубки, конечно, зарастают лесом, но не таким, какой пытались воспроизводить, а преимущественно берёзовым и осиновым.
А когда ценные хвойные леса в течение многих десятилетий на огромных площадях сменяются березняками и осинниками – лесозаготовителям, чтобы получить нужную им древесину, приходится всеми правдами и неправдами осваивать последние остатки дикой тайги и другие самые важные леса, в том числе вокруг самого Байкала. А ведь именно от тайги и её состояния в первую очередь зависит чистота впадающих в Байкал рек и в конце концов самого озера, сохранение богатого животного и растительного мира и в целом благополучие байкальской природы.
Алексей Ярошенко, руководитель лесного отдела Гринписа