Вскоре выясняется нехитрое вроде бы свойство: в любых обстоятельствах, при какой бы то ни было власти очень быстро становился Павел Петрович Бажов несомненно нужным. И не потому, что рвался в лидеры. Напротив того: застенчивость, писал Евгений Пермяк, была милой феей Бажова – и она же была его ведьмой. Не рвался. Не геройствовал. Не блистал. И однако всегда был уместен, хорош и в высокой степени полезен. В императорской России он и авторитетный преподаватель епархиального училища – любимец учениц, совмещающий в своём лице словесность, алгебру и черчение; и член ревизионного комитета, имеющий дело с немалыми денежными суммами; и профсоюзный деятель. В смутное межреволюционное время был он избран городским головой Камышлова: его в ту пору беспартийная фигура примирила большевиков и эсеров. В Гражданскую войну начался Бажов как активный журналист, но стоит судьбе забросить его в отдалённую старообрядческую деревню – и тут же вспоминает он своё педагогическое призвание, да так, что и спустя многие десятилетия ученики говорят о нём с благодарностью. Ну а уж о том, как стал востребован Бажов в первые мирные годы, Сутырин рассказывает даже анекдоты. Довелось ему побывать и заведующим отделом образования, и руководящим профсоюзным работником, и немало переменить ответственных газетных должностей. Даже цензором поработал Павел Петрович, «читателем поневоле». Писал он тогда уже и книги – «в простейшем мемуарном роде», идейно-грамотные, о революционных бойцах и борьбе с вредителями и чуждыми (в лице кулачества) элементами. Книги писал – а писателем себя не считал, не пробовал и в Союз писателей вступить. Бывший учитель-словесник, он хорошо понимал, что есть идеология и документалистика, а есть – литература, и разница между ними громадна. Первые сказы он тоже записал весьма скромно – как обработчик фольклора.
И вышло так, что главная его литературная работа началась, когда он – впервые чуть ли не за полвека своей активной общественно-полезной жизни – перестал быть нужен. Это было то самое время, когда в каждом мог быть найден троцкист, но и те, кто выявлял троцкистов, в конце концов тоже почти поголовно все оказывались троцкистами… Многие из «подельников» Бажова по его преступлению – книжке «Бойцы первого призыва», где он посмел воспользоваться воспоминаниями о Гражданской войне тех людей, что позже были объявлены троцкистами, – многие из этих прежних героев, а ныне страшных троцкистов были арестованы и затем расстреляны. А он, исключённый из партии, уволенный с работы, не имеющий почти никаких средств к существованию, мало кем навещаемый и со дня на день ожидающий ареста, тихонько просидел весь 37-й год дома, и именно тогда, бессонными ночами, началась его настоящая работа над уральской мифологией – чем менее документальной, тем более безопасной. Именно тогда из-под пера его вышел «Каменный цветок». Ну а в январе 1938 года в Москве было в очередной раз объявлено о перегибах и предложено добавить к большевистской бдительности – вдумчивость. В течение месяца Бажова восстановили в партии, вновь приняли на работу и напечатали. Его накрыла слава. И более уже не оставляла. Он стал нужен всюду – от далёкой нью-йоркской книжной выставки до фронтов Великой Отечественной, где книга «Малахитовая шкатулка» была в числе любимейших у бойцов. По сказам Бажова снимали кино и мультфильмы, ставили балет и пьесы. Едва ли не вмиг они стали наконец-то найденным – обретённым! – всесоюзным и даже всемирным лицом Урала, его особинкой.
Книга Владимира Сутырина – рассказ хороший: доброжелательный, корректный, занимательный. Сутырин не считает нужным стесняться ни того, что Бажов поработал цензором, ни того, как пытался он оправдаться в «троцкистских» своих деяниях. Время было такое… грозность этого времени ощущается в новой бажовской биографии. В диссонанс с тоном компетентного рассказчика входят, пожалуй, только отступления автора в сферу то ли мистики, то ли парапсихологии: вдруг возьмётся он объяснять особенности характера отца Бажова тем, что рождён он был под знаком Близнецов… а то вдруг сошлётся на «авторитетнейшего астролога Павла Глобу». К счастью, такие несерьёзные дилетантские нотки проскальзывают у Сутырина редко.
В целом же, дочитав описание этой трудной (четверых детей потерял Павел Петрович!) и трудовой жизни, такой характерной для эпохи, снова утверждаешься в мысли: нужен Бажов.