Давид Кугультинов
* * *
Один в степи – совсем не одинокий!
Со мной – полынный воздух и простор
Земли родной. Как великан высокий,
Равнину вижу всю – до дальних гор.
Моя душа вселенную вбирает,
Не ведая запретов и преград.
У вечности нет ни конца, ни края!
Со мной Вчера и Завтра говорят
Сегодня, здесь! И мирозданья частью
Я становлюсь, как птицы и трава.
Нет, я не одинок – со мною степь и счастье
Сказать о ней заветные слова.
* * *
Вновь снизошла весна к мольбе родной земли,
Которую зима легко поработила.
И вот уже в степи поднялись ковыли,
Вдохнула в них весна живительную силу!
И я испил душой небесной синевы,
Парит моя душа сейчас счастливой птицей.
Я свой в степи, я – брат разбуженной травы,
Калмыкии моей я малая частица!
Счастливей нет судьбы, чем с нею быть в родстве,
Наперекор зиме вновь оживать весною!
Я знаю: жизнь моя в священном волшебстве,
Что степью мы зовём единственной, родною.
Полынь
Не замечаем в жизни простоты
Родной, привычной, той, что под рукой.
О, как в степи весенние цветы
Бросаются в глаза наперебой!
Рубин и яхонт, золото и синь
Несёт в себе цветочная волна.
И только горемычная полынь
Досужим взглядам будто не видна.
Но вот уже тюльпаны отцвели,
Ромашки, маки – их ушла краса.
И лишь тогда защитницу земли –
Полынь в степи увидят вдруг глаза.
Она не бросит родину свою
В грядущем испытанье и беде.
С жарою лютой выстоит в бою,
От смертной боли гордо поседев.
Прости, полынь, за то, что тоже сед,
Тебя не замечал я, стыдно мне.
Не обижайся!
А она в ответ
Прозревшему кивает, как родне.
Элиста
Веду себя по-детски на борту
И сердцем рвусь из кресла самолёта,
Едва внизу увижу Элисту –
Мечту и гордость, радость и заботу.
Сравнить её со многим я бы мог –
Эпитетов хватает у поэта.
Но в памяти она, как тот цветок,
Что лотосом зовётся, – чудом света!
В который раз кварталов новизна
Столицы вызывает восхищенье!
Навстречу улыбается она
Глазами окон, рада возвращенью
Очередному моему домой
К друзьям, которых в Элисте так много!
Привет тебе, любимый город мой,
К тебе всегда души моей дорога!
Поют бездетные вдовы войны
Вдовы Полина и Груня.
Слышу я их голоса:
«Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война…»
Песня расправила крылья,
Снова в селе тишина.
Только нечаянный ветер
Стукнет в окно невпопад.
Их нерождённые дети
Вместе с отцами лежат
В братских могилах от Буга
До златоглавой Москвы.
Снова запели подруги.
Горе одно. Две вдовы.
Выпьют заветные стопки
Всем мужикам на помин.
А за окном свои тропки
Топчет несбывшийся сын.
И от ребячьего смеха
Вдоль по дорогам страны
Бродит тоскливое эхо,
Долгое эхо войны.
Три слова
Три слова – «Друг степей калмык» –
Надежды свечи – прогоняли тьму,
Дорогу освещая в трудный миг
Любимому народу моему.
Три слова – «Друг степей калмык»,
Невиданное чудо совершив,
Явились к нам не из мудрёных книг,
А из Поэта солнечной души.
Три слова – «Друг степей калмык»,
Как звёзд заветных вечные лучи,
Степи родимой озаряют лик.
А он и днём прекрасен, и в ночи.
Три слова – «Друг степей калмык» –
Их силою, хранящей небосвод,
Своё предназначение постиг –
Жить добротой – великий мой народ.
Пушкин и калмычка
Прощай, любезная калмычка!
Чуть-чуть, на зло моих затей,
Меня похвальная привычка
Не увлекла среди степей
Вслед за кибиткою твоей.
А.С.Пушкин
Пыль и полынь, степное солнце
На землю выливает зной.
На кочках тарантас трясётся,
А в нём поэт.
– Ямщик, постой!
Правь к той кибитке одинокой!
Разнообразие в пути
И монотонном, и далёком,
Быть может, сможем обрести.
И там судьбина кочевая
Сюжет подбросит невзначай,
Где дочь калмыков молодая
В котле помешивает чай.
О, это чудное мгновенье!
О, дивной красоты полон!
Не каждым ли её движеньем
Был наповал поэт сражён?
Смольё волос и глаз раскосых
Сиянье – чудо из чудес!
Калмычка юная, без спросу,
Кроме тебя, весь мир исчез
Для Пушкина.
«Долой сомненья!
На полчаса в глуши степной
Явил Господь стихотворенье,
Что им написано – не мной!»
...Праправнучка калмычки милой,
Я понимаю сквозь века,
Что пушкинским пером водила
Тогда Всевышнего рука!
От восхищения немею,
И откровенье в сердце бьёт:
С бессмертной красотой твоею
Бессмертен мой степной народ!
* * *
Прочитать бы судьбы стариков,
Что в своих чертах несут они.
Но бесстрастны лица земляков,
Барельефам бронзовым сродни.
Тайнопись заветных строк-морщин…
Ключ к разгадке глубоко сокрыт –
Он хранится в душах у мужчин,
Твёрдых, как гранит могильных плит.
Муку и отвагу, гнев и боль –
То, о чём кричать бы – не молчать,
Чести родовой хранит пароль,
Защищает совести печать…
Твой характер, мой степной народ,
Берегут калмыки-старики.
В нём потомок память обретёт
Всю, как есть, – до слова, до строки.
Амуланга
Амулангой называл мой дед
Ту траву, которой нынче нет.
«К ней и в стародавние века
Прикасалась редкая рука.
Понимает овладевший ей
Языки деревьев и зверей.
Но найти траву – великий труд.
Вот её никак и не найдут!
Увидать чудесную траву
Только раз возможно наяву.
Но зато прошедший этот путь
Постигает сразу жизни суть!
Хоть один удачливый смельчак
Был ли? Не припомню я никак!»
Годы пролетели, но сейчас
Вспоминаю дедушкин рассказ.
Может, наконец и мне в пути
Амулангу повезёт найти?
Чтоб открыла тайну строк трава:
Как в них собираются слова?
Переводы Юрия Щербакова