О том, как готовилось и проходило смещение Хрущёва, изданы десятки монографий, сотни статей. Не раз обращалась к теме и «ЛГ», в том числе недавно («ЛГ, №№ 40, 41, 2024). Вышли мемуары участников процесса. Но многое поныне не ясно. На некоторые вопросы пробует ответить публицист Вячеслав Огрызко.
Два первых вопроса: когда в Кремле возникли идеи сместить Хрущёва и кто начал поднимать эту тему? Ряд авторов утверждает, что планы стали разрабатываться после июльского Пленума ЦК КПСС 1964 года, когда Хрущёв публично выразил недовольство Л.Брежневым и Н.Подгорным, воспринимавшимися партаппаратом фаворитами вождя и его возможными преемниками. Так ли это?
Исследовательница из Минска Наталья Голубева, изучая архивы бывшего главы Компартии Белоруссии Кирилла Мазурова, в одном из его блокнотов обнаружила запись, сделанную в дни смещения Хрущёва. Читаем: «Знаковая поездка в Берлин на съезд СЕПГ – Социалистической единой партии Германии (январь 1963-го – В.О.) в составе делегации. Возглавлял Брежнев. Во время поездок в Дрезден и Любек велись разговоры с Брежневым о руководстве». Получается, Брежнев стал прощупывать настроения влиятельных партийцев не позже января 1963 года.
Однако из воспоминаний ряда других политиков вытекают иные выводы. Похоже, недовольство Брежнева Хрущёвым вызрело много ранее. Его нотки проявлялись ещё в конце 1950-х, хотя чувства Брежнев пытался скрывать. Но советский дипломат Владимир Семёнов вспоминал, как его поразили откровения Брежнева в разгар хрущёвского правления. «Однажды, – писал Семёнов 21 ноября 1974 года в дневнике, – <министр иностранных дел> Громыко пригласил меня погулять и третьим оказался Л.И. Брежнев. Молодой тогда ещё (это было, наверное, в 1957 году), красивый, имевший успех у женщин (это мне говорили <медицинские> сёстры), он (Л.И.) всю дорогу, а мы прошли, наверное, километров шесть, рассказывал о некоторых своих личных переживаниях <…> В его оценках Хрущёва проскальзывали скрытые критические нотки, хотя они были вместе тогда».
Первые серьёзные разговоры об отстранении Хрущёва, пошли, видимо, весной 1963 года – после инсульта у Фрола Козлова, неофициально второго человека в партии. Брежнев с соратниками, похоже, опасался, что склонный к волюнтаризму Хрущёв мог выдвинуть своего зятя – главного редактора газеты «Известия» Алексея Аджубея или сомнительного в брежневском понимании секретаря ЦК по пропаганде Леонида Ильичёва, как и кого-то ещё. Все эти персоны вызывали у старых цэковцев раздражение.
А мог ли Хрущёв передать власть, скажем, Ильичёву? Скорее всего, нет. Аджубей в мемуарах отмечал, что лучшими преемниками Хрущёва могли стать председатель правительства РСФСР Геннадий Воронов или секретарь ЦК Александр Шелепин.
От слов к делу оппоненты Хрущёва перешли в середине июля 1964 года. Их тогда встревожило разухабистое выступление вождя на пленуме ЦК. По тону речи чувствовалось, что лидер готов расстаться чуть ли не с половиной Президиума ЦК. Ускорило разработку сценария состоявшееся 17 сентября заседание высшего парторгана. Хрущёв на нём заявил, что скоро займётся омоложением Президиума.
Анастас Микоян в мемуарах писал, что Хрущёв собирался ввести в высший парторган секретарей ЦК Александра Шелепина, Леонида Ильичёва, председателя КГБ Владимира Семичастного, гендиректора ТАСС Дмитрия Горюнова, главредов «Правды» и «Известий» Павла Сатюкова и Алексея Аджубея. О возможных переменах рассказывал в 1990-е сын Хрущёва Сергей. Правда, утверждал, что отец планировал сделать членами высшего парторгана не всех, кого перечислил Микоян, а Шелепина, Ильичёва, Сатюкова и Аджубея, плюс Андропова, председателя Гостелерадио Михаила Харламова и секретаря ЦК по сельскому хозяйству Полякова. Если бы планы сбылись, следовало ждать отставок как минимум Брежнева, Подгорного, Суслова и Косыгина, которыми вождь не раз публично возмущался.
Но кто же всё-таки был инициатором смены власти, кто разрабатывал операцию по замене Хрущёва?
По одной из версий, главным заводилой был секретарь ЦК и председатель Комитета партийно-государственного контроля Александр Шелепин, имевший опору среди бывших и действующих комсомольских функционеров, поскольку сам долго руководил комсомолом. Кстати, ему в последние месяцы властвования Хрущёва ничто не угрожало, а наоборот светило повышение. К такой версии склонялся, например, Фёдор Бурлацкий, а он в 1964-м возглавлял группу консультантов в отделе ЦК по связям с соцстранами, считаясь в своей среде чуть ли не главным советчиком секретаря ЦК Ю.Андропова. «Свержение Хрущёва, – писал Бурлацкий, – готовил вначале не Брежнев. Многие полагают, что это сделал Суслов. На самом деле начало заговору положила группа «молодёжи» во главе с Шелепиным. Собирались они в самых неожиданных местах, чаще всего на стадионе во время футбольных состязаний. И там сговаривались. Особая роль отводилась Семичастному, руководителю КГБ, рекомендованному на этот пост Шелепиным. Его задача заключалась в том, чтобы парализовать охрану Хрущёва. И действительно, когда Хрущёва вызвали на заседание Президиума ЦК КПСС из Пицунды, где он отдыхал в это время с Микояном, его встретил на аэровокзале один Семичастный. Хрущёв, видимо, сразу понял, что к чему. Но было уже поздно. Мне известно об этом, можно сказать, из первых рук. Вскоре после октябрьского Пленума ЦК мы с Е.Кусковым [замзав международным отделом ЦК. – В.О.] готовили речь для П.Н. Демичева, который был в ту пору секретарём ЦК. И он торжествующе рассказал нам, как Шелепин собирал бывших комсомольцев, в том числе его (нередко это происходило на стадионе в Лужниках во время футбола), и как они разрабатывали план «освобождения» Хрущёва. Он ясно давал нам понять, что инициатива исходила не от Брежнева и что тот только на последнем этапе включился в дело. Я хорошо помню взволнованное замечание Демичева: «Не знали, чем кончится всё и не окажемся ли мы завтра неизвестно где». Примерно то же сообщил мне – правда, в скупых словах – и Андропов». Бурлацкий пишет, что Брежнева в планы по смене лидера посвятили не сразу, а только после того, как Шелепин понял, что сам он Хрущёва со своими комсомольцами вряд ли одолеет. «Действительно, – пишет Бурлацкий, – заговор обрёл силу, когда в него включился Брежнев. Действительно, именно он и Подгорный взяли на себя обработку других членов руководства. Шелепин не мог этого сделать сам, а тем более за спиной Брежнева».
Можно ли всецело верить оценкам Бурлацкого? Накануне решающей схватки за власть в Кремле его прямое начальство под благовидным предлогом (подготовка очередной записки для Хрущёва) удалило его из Москвы за город. А почему? Андропов и один из его замов по отделу ЦК по связям с соцстранами Лев Толкунов знали о длинном языке Бурлацкого, поэтому в тайные планы его не посвящали. И Бурлацкий всё же не входил в самый близкий круг Андропова. Его тому в своё время навязал Отто Куусинен, который, кстати, пока был жив, служил неким гарантом сохранения Хрущёва во власти. Между прочим, как только в Кремле руководство поменялось, Андропов от Бурлацкого избавился, отправил обозревателем в газету «Правда».
Множество фактов говорит о том, что вдохновителем и главным организатором смещения Хрущёва был не Шелепин, а всё-таки Брежнев. Тогдашний зампред правительства СССР Дмитрий Полянский в 1993 году прямо утверждал: «Брежнев, Подгорный, я. Нас поддерживали: А.Н. Косыгин, Г.И. Воронов, К.Т. Мазуров, П.Е. Шелест, Ю.В. Андропов, П.Н. Демичев, В.Е. Семичастный». Суслов, по его словам, примкнул к бунтарям в последний момент, когда уже мало кто сомневался в падении Хрущёва. Как видим, Брежнева Полянский указал первым. Выходит, именно он был главным заводилой, а вторым – Н.Подгорный.
Первый секретарь ЦК Компартии Украины Пётр Шелест в мемуарах пишет, что идея о необходимости перемен стала муссироваться среди некоторых членов Президиума ЦК после торжеств в честь 70-летия Хрущёва в конце апреля 1964 года. Лично для Шелеста, по его словам, всё началось за неделю до пленума – 3 июля. В тот день его посетил на отдыхе в Крыму Брежнев, поинтересовался у хозяина Украины отношением к Хрущёву, а затем стал соответствующе настраивать собеседника. 4 июля к обсуждению с Шелестом хрущёвской темы подключился Подгорный.
Потом был пленум ЦК, когда Хрущёв буквально напугал соратников очередной порцией новаций. Первый секретарь Московского горкома КПСС Николай Егорычев рассказывал, что вскоре после Пленума умер лидер французской компартии Морис Торез и его вместе с Сусловым направили на похороны в Париж. Улучив момент, Егорычев завёл с Сусловым разговор об отстранении Хрущёва. Но Суслов, попеняв на начавшийся дождь, от обсуждения уклонился, поспешив с улицы, где они были с Егорычевым, в людное помещение. Егорычев, объясняя это трусостью Суслова, ошибался. Сейчас известно, что именно Суслов разрабатывал для Брежнева схемы лишения Хрущёва властных рычагов, оставаясь в тени как истинный серый кардинал. Он остерегался ряда высокопоставленных функционеров, не без основания считая, что у них слишком длинные языки. Сегодня известно, что, например, неосторожность другого функционера – Николая Игнатова – чуть не сорвала намеченную операцию. Доверительные беседы о смене власти он не раз вёл при охраннике Викторе Галюкове, который потом доносил их содержание до сына Хрущёва.
К слову: буквально через месяц после пленума в СССР скончался лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Гроб с его телом в Италию повезла делегация во главе с Брежневым. Он завёл в поездке разговор о Хрущёве с первым секретарём Ленинградского горкома партии Георгием Поповым. Родные Попова рассказывали: «На прямой вопрос Брежнева, поддержит ли ленинградская парторганизация отставку Хрущёва, отец ответил положительно».
В середине сентября Брежнев по пути из Болгарии остановился в Киеве, чтобы вновь поговорить с Шелестом. «Я сказал, – вспоминал тот потом, – что в «дело» посвящено слишком много людей и промедление его решения чревато большими неприятностями для ни в чём не повинных людей. Брежнев пытался что-то объяснить, но всё было довольно невнятно и даже «подозрительно».
Тогдашний председатель КГБ Владимир Семичастный утверждал, что изначально участники подготовки процесса по удалению Хрущёва из власти видели в роли нового лидера только и только Брежнева. Уже в 1999 году он напомнил журналисту В. Ларину: «Вы забываете о партийной иерархии. Брежнев был вторым человеком в партии. И никакая другая кандидатура на роль лидера даже не обсуждалась. А жаль». В другой раз Семичастный подчеркнул: «Конкурировать с Брежневым не могли ни Суслов, ни Подгорный». А вот Полянский подавал ход событий иначе: «Сначала склонялись в пользу Подгорного, но он сам отвёл свою кандидатуру». Велись по этому вопросу, по словам Полянского, разговоры и с Косыгиным. Но и тот отказался. Так остался только Брежнев.
А как готовилась операция смещения, кто был привлечён? Свидетельство оставил, в частности, Владимир Новиков, возглавлявший в правительстве комиссию по СЭВу в ранге министра. «Примерно в сентябре 1964 г., – вспоминал он, – как-то вечером меня пригласил к себе Д.Ф. Устинов как председатель ВСНХ… У него сидел А.М. Тарасов, его заместитель… С места в карьер пошёл разговор о том, что в ближайшее время состоится пленум ЦК КПСС: надо, чтобы я подготовил тексты двух выступлений: одно – для Устинова, другое – для себя. Оба предназначались для выступления на пленуме с тем, чтобы показать руководящему составу партии все безобразия, которые «вытворяет Хрущёв». Устинов сказал: «Ты ряд лет работал в Госплане РСФСР и в Госплане СССР, и у тебя должно быть материалов предостаточно». Я спросил: «Что, Хрущёва снимать собираются?» Устинов подтвердил. У меня возник вопрос, как к этому отнесутся военные и КГБ? Получил ответ: тут всё в порядке, будет полная поддержка. Тогда я согласился».
Из этого следует, что к осени 1964 года в дело по замене Хрущёва было привлечено едва ли не всё руководство Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ), включая председателя Д.Устинова и его заместителя А.Тарасова. Но надо знать Устинова: он бы не присоединился, если бы смену не поддержала значительная часть Президиума и Секретариата ЦК, членов правительства.
Можно сделать вывод: к осени 1964-го Брежнев наладил взаимодействие с большинством ключевых фигур руководства страны. С ним согласились сотрудничать М. Суслов, Н.Подгорный, А.Косыгин, А.Шелепин, П.Демичев, Д.Полянский, Г.Воронов, Н.Игнатов. Брежнев смог заполучить «своих людей» и в структурных подразделениях ЦК. И это были не только инструкторы или завсекторами. Но и завотделом административных органов Н.Миронов, завотделом ЦК В.Степаков, замуправделами ЦК Грант Григорян, замы заведующего отделом по связям с соцстранами Н.Месяцев и Л.Толкунов и многие другие.
Брежнев заручился также поддержкой председателя КГБ В.Семичастного, министра обороны Р.Малиновского, его первого зама А.Гречко и начальника Генштаба С. Бирюзова. Кроме того, были верные люди в аппаратах Президиума Верховного Совета и правительства. Поработали и со многими региональными начальниками. Это не означало, что вся партийная и правительственная верхушка «за». Имелись и сомневающиеся, и трусы. Стоило Косыгину – он тогда был первым зампредом Совмина – завести разговор о планах по Хрущёву с работавшим в Совете народного хозяйства СССР Вениамином Дымшицем, как тот впал в ступор, а вскоре залёг в больницу. Обнаружились и убеждённые сторонники Хрущёва. Например, бывший завотделом машиностроения ЦК Иосиф Кузьмин, на тот момент посол в Швейцарии. Узнав о созыве внеочередного пленума ЦК, он по своей инициативе стал обзванивать регионы и уговаривать секретарей обкомов выступить в защиту Хрущёва.
Стоит упомянуть, что нужная работа велась в Минеральных Водах. Туда выезжали секретари ЦК Шелепин, Демичев, председатель КГБ Семичастный. Их целью было прощупать настроения региональных руководителей, отдыхавших в популярных у элиты южных санаториях. Попутно Шелепин работал над докладом об ошибках Хрущёва. «Моя роль, – рассказывал он в 1990-е годы бывшему зав. общим отделом ЦК В.Болдину, – состояла в том, что Брежнев поручил мне принять участие в подготовке материалов к докладу». В начале сентября Шелепин показал Леониду Ильичу первый вариант. Тот его забраковал и посоветовал уединиться в Барвихе, чтобы довести текст до кондиции, а также попросил подключиться и Полянского. Есть сведения, что свой проект доклада готовил Суслов. В итоге именно его вариант больше впечатлил Брежнева.
Интересно, а почему смещение Хрущёва намечалось на середину октября 1964-го? Можно сделать вывод, что на более ранний срок не решался идти сам Брежнев, поскольку ещё не всё просчитал. Последние коррективы в план операции он собирался внести как раз в октябре – во время отсутствия Хрущёва (тот планировал на это время пару недель отдыха). Не исключено, что атака могла состояться и позже, в ноябре, на очередном пленуме ЦК.
Процесс невольно ускорил сам Хрущёв. Чуть ли не перед самым отъездом в отпуск, он сообщил Подгорному, что оставляет его на «хозяйстве» по партийной линии. Брежневу он не предложил эту роль, поскольку тот собирался в Берлин. «Идут разговоры, – мельком бросил вождь Подгорному, – что существует какая-то группа, которая хочет меня убрать, и вы к этой группе причастны». Подгорный на голубом глазу ответил, что даже не понимает, о чём речь, но потом, конечно, разговор пересказал Брежневу.
Тот якобы даже перепугался. Первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев рассказывал, как плакался ему Брежнев: «Коля, Хрущёву всё известно. Нас всех расстреляют». Правда, есть основания сомневаться в этом. Егорычев мог насочинять в отместку Брежневу за своё увольнение через три года после низвержения Хрущёва.
Между тем, в Крыму Хрущёв пробыл недолго, перебрался в Пицунду, где отдыхал Микоян. Именно там Хрущёв сделал ещё один непродуманный шаг: вечером 11 октября он позвонил в Дмитрию Полянскому – видимо, в связи с готовившимся на ноябрь пленумом ЦК по сельскому хозяйству. Делового разговора не получилось. Хрущёв, накричав на собеседника, пообещал по возвращении в столицу всему Президиуму ЦК устроить «кузькину мать». Полянский связался по телефону с Подгорным и Брежневым.
Первый был с рабочей поездкой в Молдавии, второй – в Берлине. Стоит пояснить, что Брежнев возглавлял нашу делегацию по случаю 15-летия ГДР. На празднествах его познакомили с гастролировавшими в Берлине певицей Галиной Вишневской и виолончелистом Мстиславом Ростроповичем. «Вечером 8 или 9 октября 1964 года в посольстве, – рассказывала в мемуарах Вишневская, – был обед, не в парадной, а в небольшой комнате и для очень узкого круга – кроме Брежнева, <посла> Абрасимова, Славы и меня, ещё, пожалуй, человек шесть. Весь вечер я сидела рядом с ним [с Брежневым. – В.О.], и он, как любезный кавалер, всячески старался развлечь меня, да и вообще был, что называется, в ударе. Хорошо одетый, черноволосый, нестарый мужчина – ему было тогда 57 лет, – энергичный и очень общительный, компанейский. Щеголял знанием стихов, особенно Есенина… Пил он не много, рассказывал анекдоты и даже стал петь смешные частушки, прищёлкивая пятками, руками изображая балалайку, цокал языком и на вятском наречии пел довольно приятным голосом. И это не были плоские потуги, нет, это было артистично и талантливо». На том вечере посол Абрасимов шепнул Вишневской, что Брежнева ждёт большое будущее. Абрасимов как в воду глядел (а, может, уже что-то знал). Буквально через несколько дней Брежнев стал лидером партии.
К слову, он собирался быть в ГДР до середины октября. Но внезапный звонок Полянского заставил его вылететь в Москву. 12 октября недовольные Хрущёвым члены Президиума ЦК собрались в Кремле. Понимали: медлить опасно. Хрущёв мог их всех поувольнять, а то и пересажать. Брежнев перешёл в атаку. В девять вечера он позвонил в Пицунду, предложил Хрущёву прервать отдых, вернуться в Москву.
Не то, что страна, большая часть аппарата ЦК о происходившем ничего не знала. В тайны «мадридского двора» были посвящены единицы. Скажем, завсектором телевидения и радио ЦК Александр Яковлев был проинформирован о замыслах группы Брежнева лишь поздно вечером 12 октября. Его вызвал Суслов и сообщил, что готовится пленум ЦК, на котором Хрущёва отправят в отставку. Яковлеву было поручено за ночь набросать проект статьи для «Правды». В конце разговора Суслов сказал: текст должен в восемь утра лежать в его приёмной в запечатанном конверте. Яковлев, понятно, взял под козырёк и к утру написал 15 страниц текста.
Заседание Президиума ЦК с участием Хрущёва открылось 13 октября в 15.30. В этот момент Семичастный дал указание произвести замену охраны в приёмной, на квартире и на даче ещё действующего лидера.
Сам Хрущёв, приехав с аэродрома в Кремль, продолжал считать себя вождём и занял место председательствующего. Но ему даже не дали возможности открыть рта. Слово взял Брежнев, который обвинил босса во всевозможных грехах. Не ожидавший такого напора Хрущёв вынужден был признать часть ошибок. Но сдаваться не захотел и выразил готовность продолжить работу, пообещав быстро выправить ситуацию. Понимание нашёл лишь у Микояна. Остальные члены Президиума идти на какие-то уступки не согласились.
Поздно вечером Президиум ЦК перенёс дальнейшие баталии на утро. Все покидали Кремль с тревожным чувством. А вдруг Хрущёв выкинет ночью какой-нибудь фортель и попытается поднять на свою защиту остававшуюся ему верной часть партаппарата, а то и армию? Самоуверенного льва удалось лишь ранить, но не повергнуть.
Один из помощников Хрущёва – Олег Трояновский позже вспоминал, что был уверен: шеф продолжит борьбу. Но Хрущёв принял иное решение.
«Когда <первое> заседание <Президиума ЦК> кончилось [а это, напомню, было уже поздно вечером 13 октября. – В.О.], – рассказывал Трояновский, – Никита Сергеевич сразу вернулся в свой кабинет и через несколько минут вызвал меня. Когда я зашёл в кабинет, то увидел его сидящим за длинным столом, за которым он обычно работал и принимал людей. Меня поразил его усталый, подавленный вид. Первыми его словами были: «Моя политическая карьера закончилась, теперь главное – с достоинством пройти через всё это». Я спросил: «Никита Сергеевич, а вы не думаете, что на Пленуме ЦК обстановка может измениться в вашу пользу, как это произошло в 1957 году?» Он быстро ответил: «Нет, нет, это исключено. К тому же вы ведь знаете, что я не цеплялся за это кресло». И потом как-то неожиданно для меня сказал: «Когда-то Каганович советовал мне каждую неделю встречаться с двумя-тремя секретарями обкомов и крайкомов. Я этого не делал, и, видимо, в этом одна из моих ошибок». Потом я его спросил: «А как вы расстались, по-доброму ли?» И про себя невольно подумал о собственном будущем, о том, как отнесутся ко мне новые руководители. Никита Сергеевич немного задумался и потом ответил: «Да, пожалуй, по-доброму, во всяком случае, я считаю это моим достижением, что всё прошло более или менее цивилизованно». Потом, по-видимому, почувствовав подоплёку моего вопроса, он добавил: «Что касается вас, то мне трудно сказать, как сложатся ваши дела. Скорее всего, вы вернётесь обратно в МИД». Затем мы обнялись и на этом расстались».
Почему же Хрущёв отказался от дальнейшей борьбы за власть? Видимо, увидел, что его недавние соратники действовали не экспромтом и наверняка имели планы на час Икс. Сопротивляться было бесполезно. Хрущёв не заблуждался. Брежнев действительно чётко предусмотрел возможные варианты, у него наготове были группы оперативного реагирования.
Известно также, что Брежнев сразу после первого заседания Президиума ЦК отправил верных людей в ключевые точки, чтобы Хрущёв не мог получить доступа на телевидение, в армейские штабы и к финансам. Сошлюсь на воспоминания Николая Месяцева, который тогда был замом у Ю. Андропова в отделе по связям с соцстранами. Месяцев рассказывал, как сразу после обмена мнениями на первом заседании Президиума ЦК 13 октября, когда Хрущёв ещё не сказал ни да, ни нет, его неожиданно вызвали к Брежневу.
«В кабинете, – вспоминал Месяцев, – находились Л.И. Брежнев, сидевший в торце длинного стола заседаний, А.Н. Косыгин сидел сбоку, поставив ногу на стоявший рядом стул, напротив него Н.В. Подгорный и рядом с ним П.Н. Демичев, секретарь ЦК КПСС. Следом за мной в кабинет вошёл Л.Ф. Ильичёв, секретарь ЦК КПСС.
Было около полуночи 13 октября 1964 года.
После того как я поздоровался и сел около А.Н. Косыгина, Л.И. Брежнев спросил: «Кто поедет на радио представлять Николая Николаевича [т.е. самого Месяцева – В.О.] коллегии Комитета?» Подгорный: «Ильичёв, это его епархия, там, наверное, его хорошо знают». Ильичёв: «Хрущёв может проходить и дальше в радиотелевизионных программах или убрать его из эфира совсем?» Демичев: «Убрать совсем». Брежнев: «Да, так будет правильно». Косыгин и Подгорный согласились с этим. Брежнев: «Коля, желаем тебе успеха. На днях мы встретимся. В случае необходимости звони».
Ильичёв и я попрощались с присутствующими и вышли.
Вот и всё. Рубикон перейдён. Без всяких словопрений и эмоций. Новая страница жизни открыта… Для меня… Для Н.С. Хрущёва книга его большой жизни, судя по поведению и настроению его бывших сподвижников, дописана. Внешне они были спокойны. Что делалось в их сердцах и умах – неведомо».
Похожая операция примерно в те же часы прошла и в отношении газеты «Известия»: зятя Хрущёва Аджубея спешно заменили заведующим идеологическим отделом ЦК по сельскому хозяйству РСФСР Владимиром Степаковым. А возможное обращение Хрущёва в столь сложное для него время к финансам пресёк замуправделами ЦК Грант Григорьян, с которым заранее провёл работу его бывший начальник Александр Шелепин.
Ночью Хрущёв, узнав о переменах в Гостелерадио, окончательно понял, что шансов остаться у руля нет. Утром 14 октября на втором заседании Президиума ЦК он согласился на добровольную отставку.
Что происходило дальше? Увы, протоколы отсутствуют (или до сих пор в архиве на секретном хранении). По одним слухам, на освободившееся место руководителя партии кто-то предложил Суслова, но тот отказался в пользу Брежнева. По другим – председательствовавший на заседании Брежнев якобы выступил за Подгорного, но тот отклонил этот вариант, посчитав, что целесообразней избрать Брежнева. Правда, часть исследователей утверждает, будто звучала только одна фамилия – Брежнев, и с нею Президиум ЦК в шесть вечера вышел на срочно созванный Пленум.
«Сегодня был пленум ЦК КПСС, – записал почти в полночь в свой дневник замминистра иностранных дел Владимир Семёнов. – По просьбе т. Хрущёва он освобождён от обязанностей Первого Секретаря и члена Президиума ЦК КПСС и Председателя Совмина СССР вследствие преклонности лет и по состоянию здоровья. Первым секретарём избран Л.И. Брежнев, председателем Совмина А.Н. Косыгин. Докладывал М.А. Суслов. Н.С.<Хрущёв> сидел довольно осунувшийся, внезапно постигший реальность положения. После пленума ездил вместе с А.А.<Громыко> в Барвиху. По дороге говорили о событиях последних лет и о решениях пленума. Резонанс будет громадный, и последствия необозримые».
До сих пор неизвестно, все ли члены ЦК прибыли на пленум. В хранящемся в РГАНИ протоколе пленума перечислены 154 присутствовавших членов ЦК. Но Михаил Халдеев, на тот момент заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС по промышленности РСФСР, в мемуарах отмечал, что отсутствовали первые секретари Ленинградского и Ивановского обкомов партии Василий Толстиков и Иван Капитонов. Халдеев не верил в случайности. Видимо, или сам Брежнев, или кто-то из его ближайшего окружения не были убеждены в стопроцентной поддержке всех членов ЦК и дали команду кое-кого в Москву не вызывать. Хотя какие сомнения могли быть в Толстикове, который заранее знал о готовившемся смещении Хрущёва? Возможно, ему поручили в день пленума ЦК не допустить массовых акций против Брежнева или Шелепина в Ленинграде.
У Брежнева не было стопроцентной уверенности в лояльности со стороны руководителей большинства структурных подразделений ЦК. Халдеев рассказывал, как в ночь на 15 октября его срочно вызвали на работу, а потом пригласили в кабинет Николая Вороновского, который курировал парторганы РСФСР по промышленности. У того сидел незнакомый Халдееву человек, своими манерами позволявший предположить, что представляет Лубянку. Вороновский стал выяснять у Халдеева его отношение к уже поверженному Хрущёву. Складывалось впечатление, что люди Брежнева всю ночь вычисляли, кто в центральном партаппарате мог публично выступить в защиту Хрущёва и выразить недовольство избранием Брежнева.
Понятно, что все сотрудники аппарата ЦК с вечера 14 октября пребывали в некоем смятении. А команда победителей с разъяснениями не торопилась. Всех заведующих отделами ЦК собрали в зале заседаний Секретариата ЦК лишь в десять утра 15 октября. Халдеев отмечает: «Брежнев проинформировал о событиях, связанных с Никитой Сергеевичем, ошибках в его работе, проявленных им субъективизме и волюнтаризме <…> Мне удалось сделать довольно-таки подробные записки услышанного на этом совещании <…> Но Леонид Ильич не сказал нам, что решение по Хрущёву есть решение Пленума ЦК КПСС».
Позднее зять Хрущёва Аджубей не раз интересовался у тестя, не жалел ли тот, что в послевоенные годы выдвигал Брежнева на высокие посты, а затем приблизил к себе в Москве. «Я, – рассказывал Аджубей, – спросил как-то Хрущёва: только ли его стараниями возник Брежнев на московском горизонте? Хрущёв ответил, что Брежнева приметили в Москве давно, а после войны Молотов даже просил откомандировать его в Министерство иностранных дел на должность своего первого зама». Похоже, Хрущёв говорил зятю правду.
Многое подталкивает к тому, чтобы задать вопросы: возможно, на верх Брежнева много лет продвигали другие фигуры, которые до сих пор не попали в поле внимания историков? И, может быть, Хрущёва те же самые силы до поры до времени использовали втёмную, а когда стал не нужен, заменили Брежневым? Похоже, отрыто ещё далеко не всё.