Андрей Попов
Родился в 1959 году в Воркуте. Окончил Сыктывкарский государственный университет, филологический факультет. Автор нескольких сборников стихотворений. Лауреат Южно-Уральской литературной премии, Международной премии имени С. Есенина «О Русь, взмахни крылами», премии Н. Тряпкина «Неизбывный вертоград», Всероссийской Арктической литературной премии имени В.С. Маслова, премии «Ладога» имени А.А. Прокофьева. Стихи переводились на венгерский, болгарский, немецкий языки. Член Союза писателей России. Живёт в Сыктывкаре.
* * *
Слишком много прочли вы
словесной руды,
Потому за душой и за пазухой камень.
Перед вами стою с чашей чистой воды,
А вы машете передо мною руками.
И кричите, что жажда измучила вас
И что смерть прикасается
к вашей гортани…
Осень бродит по мыслям
в полуденный час.
И она лишь одна никогда не устанет.
И сбивает нас с толку ревнивым дождём
И туманом холодным, как тайные цели.
Почему мы друг друга
никак не поймём?
Для того чтобы души спасти?
Неужели?!
Никого не сужу. Не желаю беды.
Не желаю, чтоб длилась
смертельная ссора.
Перед вами стою с чашей чистой воды
Без словесной руды.
И без примеси хлора.
* * *
Я насмешил, наверное, собак
И девушку, что радовалась ночи,
Когда переходил, как реку, мрак,
На ритмах улицы сосредоточен.
Совсем не пьян, а только опьянён
Тем, что когда-то было между нами.
И о дожде предупреждал озон –
Я брёл сквозь дождь.
Во мне бродила память.
Ночь становилась гуще и свежей.
А памяти – тревожнее рефрены.
И я переходил в душе моей
Неправду слов. И улицу измены.
Баллада о солдате и тени
Приехал солдат со столетней войны
И видит – ребёнок у милой жены.
Подумал солдат: «Затянулась война…
Жена молодая была неверна».
И плачет она – не хватало тепла,
Немного тепла, и она родила.
Она родила под счастливой звездой
Красивого сына от тени ночной.
– Не плачь, твои слёзы
всего лишь вода.
Простить я тебя не смогу никогда, –
Солдат произнёс. – Твои чувства
не в счёт.
И верную шашку свою достаёт.
Казацкую шашку столетней войны.
И голову снял у неверной жены.
И запил, и плакал, седой и больной,
Что мальчик остался теперь сиротой.
И слёзы лились, и рекою – вино,
И тень тёмной ночи смотрела в окно.
* * *
Ей не объяснить Господне лето
И знаменья Страшного суда.
Не читала Нового Завета
Снайперская пуля никогда.
Нет у ней решения Иуды,
Не живёт в сомненьях, как Фома.
Разобьёт сердечные сосуды,
Чьё-то средоточие ума.
Так напомнит про Господне лето,
Про знаменья Страшного суда,
Хоть не знала Нового Завета
Снайперская пуля никогда.
Московский синдром
Не сибарит, не бандит, не аскет –
Не о чем плакать и нечем гордиться.
Вновь ничего не пойму я в Москве,
Снова меня понимает столица.
Сразу отметит, что я из глуши:
Адрес ищу по дорожным табличкам,
Меряю на провинциальный аршин
И не спешу по нездешним привычкам.
Но не ропщу. Не качаю права.
Думаю даже, что я за тобою
Как за кремлёвской стеною, Москва,
Не потеряю души и покоя.
И разберусь в паутине метро,
В кольцах садовых, соборных палатах.
Здесь половина – приезжий народ.
Спросят меня: «Как пройти до Арбата?»
Тоже блуждают по ясному дню.
Что ж, я отвечу: «Направо идите…»
И поподробней ещё объясню,
Как коренной и воспитанный житель.
Эх, понаехали… Что их влечёт
В гулы проспектов и резких наречий?!
Чувствую, что становлюсь москвичом.
Здравствуй, столица!
Я рад нашей встрече.
Спокойный рейс
Мыслил, что мировая история
идёт кувырком,
как вдруг меня стюардесса
задела округлым бедром.
Задела меня случайно,
такая у неё работа –
ходит она по салону
во время авиаполёта,
смотрит внимательно по рядам,
не пьёт ли алкоголь кто-то.
Нет ничего досадней,
печальней для воздушного судна,
чем выпивший пассажир,
с которым договориться трудно.
Он недоволен всем
и выражается крепко прилюдно.
Выпьет водки, коньяка,
текилы, кальвадоса и рома,
никакой высоты не боится
и людей незнакомых,
ни сидящих с ним рядом работяг,
ни застенчивых женщин,
делающих ему замечания,
что пить надо меньше.
А он в ответ громко смеётся
и говорит, что он – гений,
и что все должны замолчать
и встать перед ним на колени.
Но стюардесса,
что меня задела округлым бедром,
напомнит, что он пассажир,
а не вашингтонский обком.
Готовиться надо к посадке,
не лить в салоне вино.
Потому что это
категорически запрещено.
И пассажир утихает,
смущённый округлым бедром,
и мировая история.
* * *
Можно выпить. Обнять берёзу.
А потом вернуться в семью.
Но получится подражанье.
И на улице я не пью.
Так зачем я остановился?!
Не пойму, к своему стыду.
И покажется, что по жизни
Не в ту сторону я иду.
Шаг – и я не смогу сдержаться,
Удержаться на самом краю…
Но жена моя ждёт и верит,
Что на улице я не пью.
* * *
Как хорошо быть юным и глухим –
Глухим к долгам и срокам –
тем, что свыше
Даются. И смотреть в осенний дым.
И ничего трагичного не слышать.
И никакой печали и войны,
А только юность. И от листопада
Светлеть без покаянья и вины.
И верить: в жизни всё пойдёт
как надо,
Что всё доступно чувству и перу,
Что ни о чём потом не пожалею.
А если я когда-нибудь умру,
То упаду, как лист, в ладонь аллеи.
Конец света
Утром вдруг
Испортится погода.
Дождь пойдёт.
И будет лить три года.
И народ восстанет на народ
На четвёртый високосный год.
Взвоет ветер Страшного суда,
Превратив в пустыни города.
Небо, только полыхнёт зарница,
Словно, нефтебаза, загорится.
И комета, не скрывая злость,
Врежется, как нож, в земную ось.
И поймёт и старец, и юнец:
«Вот и света наступил конец».
А кто помолился – молодец!