УСЛОВНОЕ ПРАВОСУДИЕ
Клокочущая лава криминальной информации обжигает только вначале… Когда после нутряного хохота зрителей «Кривого зеркала» (или «Аншлага») на экране вдруг возникает «Петровка, 38» со своими жутковатыми сюжетами… И – портит настроение… Но если смотреть регулярно, не пропуская ещё и «Суд присяжных», а затем, в метро, читать прихваченные из почтового ящика бесплатные газеты, к бандитским будням и соседским разборкам с кровавым мордобитием привыкаешь, как к бесконечному осеннему дождю. Ничего клокочущего!
И всё-таки к некоторым сюжетам привыкнуть невозможно. Вот, судите сами.
…В Богородске (Нижегородская обл.) на скамье подсудимых оказался офицер полиции. Несколько лет назад он в качестве оперуполномоченного расследовал «убойное» дело, подследственный не признавался, а пора было рапортовать о раскрытии преступления. И офицер «поставил его на растяжку» – это когда руки-ноги особым образом стянуты, в теле от невозможности шевельнуться нарастает пронзительная ломота, кажется, что ещё мгновение – и тебя разорвёт на клочки.
И подследственный «признался»: «Я убил». Подумал, что на суде расскажет о пытках и его оправдают. А на суде ему не поверили, так аккуратно было сфабриковано дело, и он отправился отбывать срок. Но в конце концов адвокаты добились пересмотра дела, страдальца, отсидевшего два года, оправдали, а оперуполномоченного, успевшего из полиции уволиться, усадили на ту же самую роковую скамью. Ему грозил – страшно сказать! – десятилетний срок. Но дали всего четыре года… УСЛОВНО!.. Простили, погрозив указующим перстом: не шали, мол. Хотя то, что он сделал, не шалость – преступление против правосудия.
…В Кемерове вынесен приговор бывшим оперуполномоченным 27-летнему Сергею Силантьеву и 25-летнему Александру Павловскому. Оба признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью), ч. 1 ст. 116 УК РФ (побои), п. «а» ч. 3 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий).
Они задержали по подозрению в совершении преступления двух братьев 18 и 26 лет. Добиваясь признательных показаний, полицейские стали избивать задержанных – с применением спецсредств! Чем вынудили их признать чужую вину, как свою. Но одному из них стало плохо, пришлось срочно обратиться к врачам. И тайное стало явным.
Приговором суда Силантьеву и Павловскому назначили наказание в виде трёх лет лишения свободы… УСЛОВНО!.. То есть тоже погрозили пальчиком.
…В Московской области завершается предварительное расследование уголовного дела, возбуждённого в отношении двух стражей порядка. Их уличили в истязании задержанных и фабрикации материалов следствия. С помощью пыток полицейские заставили нескольких приезжих оговорить себя и «сознаться» в убийстве, которого, как потом выяснилось, не было вовсе. Уголовное наказание грозит не только любителям пыток, а и заместителю начальника отдела уголовного розыска МУ МВД «Раменское», хорошо осведомлённому о методах работы своих подчинённых…
Но почему-то мне кажется, что и здесь угрожающее наказание обернётся безобидным покачиванием указующего перста.
ЩЕПКИ ЛЕТЯТ
Может быть, перечисленные эпизоды вынужденных самооговоров – исключение из правила?.. Ну, затесались случайные персонажи в доблестные ряды правоохранителей... Да так ли это?.. Вот мнение весьма компетентного человека.
То, о чём Генеральный прокурор России Юрий Чайка говорил в конце апреля на заседании Совета Федерации РФ, обескураживает. Оказывается, в минувшем 2013 году у нас были задержаны и арестованы НЕЗАКОННО – 1 тысяча 195 человек. Всего же за три последних года привлечены к уголовной ответственности НЕЗАКОННО – 14 тысяч 261 человек. Цитирую дословно Юрия Яковлевича: «ЛЮДИ ГОДАМИ СИДЯТ НЕЗАКОННО».
Да, конечно, у нас на этот счёт в ходу поговорка: лес рубят, щепки летят. Мол-де, не ошибается тот, кто ничего не делает, а без ошибок в правоохранительной работе, да ещё в условиях становления рыночной экономики не обойдёшься. Но ведь за каждой ошибкой, за каждым уголовным делом, сфабрикованным ради хорошей отчётности или ради карьерных соображений, живые люди!
Они не щепки! Они, так же как и все, способны страдать, копить в себе обиды, отчаиваться, проклинать своих обидчиков, искалечивших их жизнь Именем Государства. Они, вернувшись «из-за колючки» в нормальную жизнь, несут в неё стойкое неверие в справедливость правоохранительной системы, плодят то, что юристы называют правовым нигилизмом.
О том, что сложилась ситуация, близкая к правовой катастрофе, говорит и такой факт, приведённый Юрием Чайкой: прокуратурой отменено 2,5 миллиона незаконных постановлений о возбуждении уголовных дел; выявлено 158 преступлений, не получивших своевременного учёта; установлено четыре тысячи прямых отказов в приёме заявлений о преступлениях и случаев их не регистрации.
Тем же, кого реабилитировали, выплачены компенсационные 700 миллионов (!) покаянных рублей – за незаконные аресты. В такую сумму обошлась государству негодная работа следователей. Причём отвечать за такую работу они должны были по статье 301 УК РФ, но, как подчеркнул генпрокурор, НИКТО НЕ ОТВЕТИЛ.
Вот один из характерных эпизодов такой работы… Алексея Костюхина, молодого бизнесмена, оперативники, одетые, как обычные прохожие, «брали» в продуктовом магазине: налетели толпой, перепугав покупателей, заламывали Алексею руки, защёлкивая наручники. Одна из продавщиц, подумав, что это бандитский налёт (с целью похищения человека), позвонила в полицию. Стражи порядка оказались недалеко, явились в магазин немедленно, проверили у оперативников удостоверения и уехали. А группа задержания вывела Костюхина на улицу, подвела к «Лексусу», на котором он приехал: «Твоя тачка?» Усадили внутрь, стали допрашивать: «У нас сигнал – ты угоняешь автомобили». На вопрос об адвокате сказали: «Не гоношись, сделаем тебе адвоката». И адвокат «по назначению» явился.
Десять суток его держали в СИЗО, специально не предъявляя обвинения. В расчёте – «договориться». «Назначенный» ими адвокат нашёптывал Костюхину: «Сто тысяч долларов плюс твой «Лексус» в придачу, и ты свободен». Но Костюхин упрямился. И однажды его, застегнув наручники, «подключили к току». Он потом вспоминал: «Внутри будто всего огнём жжёт». Только не учли, что подследственный в недавнем прошлом спортсмен, привыкший к острым перегрузкам. К тому же азартный – чем больше его «прессовали», тем упрямее он становился.
Уже второй, сменивший первого, адвокат (на этот раз – «по соглашению», его пригласила жена Костюхина) В.В. Осин, кандидат юридических наук, рассказавший нам эту историю, всерьёз занялся защитой задержанного. И выяснил: следователи, обозлившись на несговорчивого упрямца, дело сфабриковали, Костюхина осудили, отправив в Красноярск, «за колючку». Владимиру Осину пришлось шаг за шагом долгих четыре года распутывать крючкотворство следователей, сфабриковавших протоколы допросов (адвокат обнаружил – процедура опознания проведена с вопиющими нарушениями, а в те числа, которыми протоколы помечены, НИКТО В СИЗО НЕ ПРИХОДИЛ, подписи же были подделаны.) В конце концов Мосгорсуд, рассмотрев дело Костюхина по очередной жалобе адвоката, приговор отменил.
– А что следователи? – спрашиваю Владимира Владимировича. – Их хотя бы дисквалифицировали?
– Да ну что вы, их начальству, видимо, недосуг. Хотя статью 301 Уголовного кодекса из главы «Преступления против правосудия» никто не отменял.
РОЛЬ УБИЙЦЫ
В середине восьмидесятых, когда мне впервые пришлось, по письму в «ЛГ», заниматься темой самооговора, я спрашивал умудрённых опытом юристов: человек под пытками, если это не обладатель кремнёвого характера, конечно, сломается, это понятно. Но почему подследственные, которых пальцем не тронули, поддаваясь так называемому психологическому давлению, объявляют себя убийцами?
На меня смотрели снисходительно. Спрашивали:
– Да вы в тюрьмах-то раньше бывали?
– Не раз. Писал о перенаселённости в камерах.
– В карцер заглядывали? В «стакане» сидели?
– В «стакане»? А что это такое?
Настырность наказуема: меня, в одно из моих посещений СИЗО, повели по длинным гулким коридорам, и на повороте в ту часть корпуса, где были кабинеты для приходящих следователей, отомкнули железную дверцу. За ней была узкая бетонная коробка в рост человека. Меня заперли, громко звякнув ключами. И – ушли. Тусклая лампочка над головой. Затхлость. Теснота. Никаких посторонних звуков – будто меня упаковали в вертикальный каменный гроб. В карцерах, где я бывал, хотя бы просторно. Я изучил все выцарапанные на стенах и уже полустёртые надписи. Посидел на поперечной доске. Встал. Опять сел. Что здесь чувствует подследственный, ожидающий, когда конвоир поведёт его к следователю? Ведь с каждой минутой, нет, с каждой секундой сидеть и стоять становилось всё невыносимее.
Это была разновидность пытки. Несговорчивого, мне рассказывали, в «стакане» могут держать и час, и полтора. Затем – словно в кипятке сваренного, еле двигающего ногами – ведут к следователю.
Меня пожалели, выпустили даже раньше оговорённого времени – через семь минут. Но за эти минуты я наконец понял, почему один из персонажей моего судебного очерка, не будучи избитым или подвергнутым испытанием током и «растяжкой», сказал, что задушил девушку. В кустах, под железнодорожной насыпью. Только не помнит, куда дел её сумку с конспектами. А попался он на глаза оперативникам только потому, что шоферил на самосвале в песчаном карьере, неподалёку от той насыпи.
Олега Адамова, рослого увальня, двадцати с небольшим лет, любителя пива и шумных застолий, взяли, когда он выходил из кафе (за нарушение общественного порядка – нецензурно выражался). И десять суток держали в СИЗО. Допрашивали:
– Значит, любишь девчонок, да? Ведь это ты погубил студентку? Сумку-то её куда выбросил?
От этих вопросов Адамова бросало то в жар, то в холод. Объяснял: за баранкой был. Вкалывал. Но ведь между рейсами мог к тропинке сбегать, что по насыпи вьётся, уточняли следователи. Девчонку в кустах подстеречь.
Из газет и разговоров Адамов знал, что в их местности, под Витебском, орудует маньяк. Но чтобы его, Адамова, простодушного рубаху-парня, известного своим покладистым нравом, в таком заподозрить? Друзья-водители написали в его защиту письмо, гурьбой ходили в прокуратуру. Не помогло. А пожилой сосед по камере, синий от татуировки (как потом выяснилось – «подсадная утка»), тем временем убеждал Олега:
– Добровольно покаешься, дадут пятнашку, не сознаешься – поставят к стенке.
На это же ему намекали и все те, кто его допрашивал. Особенно старался руководитель следственной группы по фамилии Сороко, очень любивший говорить про себя:
– Не люблю хитрить, потому что прямой, как танк. Всегда добиваюсь своего.
Олега, выдержанного перед допросом в «стакане» до полного изнеможения, Сороко добивал вот какими аргументами.
– Видишь экспертизу? – тряс он перед лицом Адамова листками с печатью (потом Сороко признается, что «ради эксперимента» они подделали и текст, и печать). – Всё совпало!.. А будешь упрямиться, отправлю тебя в психушку, в палату к сумасшедшим, которые своё дерьмо по стенке размазывают.
Адамов приходил в камеру серым. Не мог есть. Не мог спать. Не мог сидеть. Не мог ходить. Ему мерещились нарисованные следователем сцены. Он чувствовал себя одиноким и беспомощным (адвокаты в те годы на 1-ю стадию следствия не допускались). И однажды, дождавшись, когда все уснут, сплёл из разорванной простыни верёвку, но повеситься не смог – слишком громко хрипел и конвульсировал. Из петли его вытащили разбуженные сокамерники, и всё тот же синий «подсадной» сказал ему с досадой:
– Чего ты так мучаешься? Ну, признайся, а на суде откажись, там разберутся. А психушки чего бояться, и там люди живут. Ну, сделают тебя «петухом», потерпишь. Из-за этого в петлю лезть?
В петлю он больше не полез. А после очередного сидения в «стакане», войдя в следственный кабинет, увидел смеющегося Сороко.
– Ну что, поедем в психушку? Тебя там ждут!
Адамов смотрел на его квадратное лоснящееся лицо, чувствуя безграничное могущество этого щуплого человека. И вдруг, почувствовав всего себя ватным, стал сползать со стула. Он был как в беспамятстве, когда, стукнув коленками об пол, заговорил быстро, со всхлипами:
– Сороко, миленький, не посылай в психушку!.. Всё-всё подпишу, только не посылай!..
И стучал лбом о край письменного стола.
В ТЕНЁТАХ ЛЖИ
На суде Адамов пытался рассказать о том, как его допрашивал Сороко, как всё-таки отправил в психушку, где ему, по его словам, делали какие-то очень болезненные уколы. Ему не поверили, осудив на 15 лет.
А через два года, в 1984 году благодаря профессиональной работе минского следователя Николая Игнатовича и помощи его московского коллеги из Генеральной прокуратуры СССР Леонида Прошкина был пойман ставший потом знаменитым Михасевич, маньяк, который более десяти лет под Витебском охотился на женщин. И всё эти годы в тюрьму вместо него отправлялись люди, бравшие на себя его вину. Один осуждённый успел отсидеть 10 лет, второй после шести лет несвободы полностью ослеп и был выпущен «как не представляющий опасности», третий, приговорённый к высшей мере наказания, был к тому времени расстрелян, четвёртый, Олег Адамов, сам пытался лишить себя жизни…
На следствии Михасевич храбрился, рассказывая о своих «подвигах» – их было 14, показывал места, где прятал трупы. У железнодорожной насыпи его спросили, куда дел сумку студентки. «Да вон в тот колодец выбросил». Туда спустились и на камнях сухого дна нашли сумку. С хорошо сохранившимися конспектами.
И Адамова освободили. А следователей, двигавших этот страшный конвейер лживых дел, судили. Я был на этом суде, видел «прямого, как танк» Сороко, который за барьером, раскачиваясь с носка на пятку, громко упрекал сидевшего в зале Олега Адамова в нестойкости, чем втянул, по его мнению, всю следственную группу в «такую вот неприятность». Этого самовлюблённого фанфарона осудили на четыре года лишения свободы. Нет, не условно. Срок был реальный, и Сороко отбыл его от звонка до звонка.
Я в те годы (1988–1990) подробно писал про всё случившееся, по моим очеркам был снят художественный фильм «Место убийцы вакантно», адвокатов уже стали допускать на 1-ю стадию следствия, и мне тогда казалось, что вот теперь, после всей этой опубликованной и показанной жути, повторение таких историй, маячащих за приведёнными генпрокурором цифрами, невозможно… Как же я был наивен!..
Вспоминаю: в перерывах между судебными заседаниями мы с Олегом Адамовым бродили по парку, усыпанному осенней листвой, и я всё допытывался у него, как он смог признать себя насильником и убийцей. Ведь не пытали же. Не били. Олег кивал, вздыхая, нашаривал в кармане коробку с элениумом. Руки его тряслись, когда бросал таблетку в рот.
– Нервам хана, – сказал. И объяснил, наконец. – Когда я перед Сороко упал на колени, у меня было такое чувство, будто из меня все кости вынули.
…Неужели и сейчас, зная всё то, что происходит в следственных кабинетах, мы ничего не сделаем, чтобы уберечь всех нас от «прямых, как танк» человекообразных монстров, которых порождает сложившаяся бесконтрольная «система неправосудия»?..
_____________________________________
* «Человек на коленях» – название одного из очерков по витебскому делу, опубликованного в «ЛГ» 22 марта 1989 года. К сегодняшнему тексту на ту же тему, не утратившую – 25 лет спустя! – своей актуальности, я решил оставить прежний заголовок.