Экскурс в недавнее прошлое: в 2002 году в России был в законодательном порядке ликвидирован институт административного надзора за лицами, отбывшими наказание в местах лишения свободы. Трудно понять, чем руководствовались принявшие такое решение депутаты Госдумы.
Утверждалось, например, что раз человек отбыл назначенное ему наказание, всяческим органам нечего докучать ему излишним вниманием. Это, мол, нарушение его прав, а поскольку Россия – страна демократическая, такого быть не должно. Не должно – так не должно. И с того года каждый бывший зэк стал волен выгнать вон из своего дома участкового милиционера, если тот вдруг зайдёт поинтересоваться, почему вчерашний заключённый до сих пор не работает и на что, собственно, живёт.
И участковые ходить по квартирам зэков перестали.
Однако беда в том, что демократическая страна Россия на протяжении последних двадцати лет демонстрирует стабильный и весьма мощный рост преступности, в том числе рецидивной.
До 1990 года повторно шли на преступление 20–25% освободившихся из заключения. Этот показатель долгое время оставался неизменным благодаря неплохо отлаженной системе наблюдения за бывшими преступниками и немалыми возможностями завязать с криминальным прошлым: проблем трудоустройства у ранее судимых практически не существовало, поскольку почти каждый из них мог получить направление на работу по специальности в родном отделении милиции. И хотя литературные и киношные истории тех лет о радостной жизни волков, перековавшихся в агнцев, следует считать определённым преувеличением, реальные примеры имели место быть. И порой весьма удивительные.
А потом всё резко переменилось. Ужас и мрак криминальных 90-х, искалечившие судьбы миллионов и фактически поставившие под вопрос само будущее страны, ещё ждут беспристрастного историографа. Закон об административном надзоре тогда всё ещё существовал на бумаге, да выполнять-то его было уже некому, милиция занималась совсем другим. Статистика рецидивной преступности неумолимо ползла вверх, к 40-процентной отметке.
Так что же произошло в 2002 году? Может быть, законодатели, настойчиво убеждавшие народ, что жить стало лучше и веселее, сами в это поверили? Общее количество зарегистрированных преступлений в том году действительно – впервые за десятилетие – снизилось аж на 15 процентов. Факт сам по себе труднообъяснимый, любой статистик подтвердит, что в реальности такого быть просто не может. Тем более что уже через три года кривая преступности уверенно превзошла прежние максимальные отметки. Но даже в том странном 2002 году убийств, грабежей и разбоев стало даже больше, а рецидивная преступность оставалась на прежнем уровне в 37,8%. На улице Охотный Ряд это не очень бросалось в глаза, зато в Краснодарском крае, например, уровень рецидива достиг 40%, а в некоторых восточных регионах и того выше.
В 2004 году, через два года после упразднения административного надзора, бывший генеральный прокурор В. Устинов, докладывая президенту В. Путину обстановку в стране, сообщил, что более трети бывших заключённых совершают преступления вновь, а по убийствам этот показатель достигает 50 процентов. Вдумайтесь: это означает, что каждый второй убийца после освобождения убивает вновь.
«Предпринятый нами два года назад шаг в законодательстве, когда мы перестали заниматься административным надзором за лицами, освободившимися из мест лишения свободы, к сожалению, дал плохой результат», – сказал Устинов.
С тех пор минуло ещё четыре года, в течение которых о необходимости восстановления административного надзора говорили и следующий генеральный прокурор Ю. Чайка, и министр внутренних дел Р. Нургалиев и другие высокие должностные лица. Вроде бы вопрос окончательно созрел и, судя по всему, вскоре соответствующий законопроект внесут на рассмотрение Государственной Думы.
О том, откуда и почему берутся рецидивисты, написаны и пишутся сотни книг и диссертаций. Одни становятся таковыми, руководствуясь глубокими личными убеждениями, что красть намного выгоднее, чем честно работать. Другие совершают второе преступление (как, впрочем, и первое) импульсивно, в силу особенностей психики – проще говоря, природного отсутствия «тормозов». Третьи грабят, убивают, насилуют просто потому что им так хочется, не особо задумываясь о мотивах своих желаний; они наиболее опасны и по народно-уголовной терминологии известны как отморозки. Четвёртые – этих меньшинство – идут на новое преступление по той причине, что больше ничего им в жизни не остаётся.
Возможно, эти последние более всего достойны участия сообщества в их судьбе. Потому что, получая в прежние времена второй шанс начать жизнь с чистой страницы, они намного чаще всех прочих использовали его в полной мере. Теперь таким гораздо труднее: ранее судимого, только что освободившегося из заключения, на приличную работу возьмут разве что его бывшие подельники. Остальные хозяева предприятий предпочитают с бывшими уголовниками не связываться, и винить их за это отчего-то не хочется.
Впрочем, принадлежность бывших зэков к названным категориям весьма условна. Попавшие за решётку годами живут по зарешёточным законам, не имеющим никакого отношения к человеческим, и ничего поделать с этим нельзя. По этой причине переход из четвёртой категории в любую из трёх предыдущих совершается легко и непринуждённо.
Но отчего же рецидивистов в новые наши времена стало так много? Мне кажется, причины достаточно очевидны.
Бандиты, убийцы и насильники в значительной мере утратили чувство страха кары за совершённое преступление. Они с самого начала – когда в голову ударяет мысль лишить жизни ближнего – давно уже знают, что их самих за это теперь не убьют. С высокой вероятностью даже навечно не посадят. Нынешняя статистика судебных приговоров примерно такова, что одна отнятая жизнь оценивается в три – шесть лет лишения свободы. Недавно сообщили в новостях о том, что в Свердловске закончился процесс по делу кровавой банды. Восемь доказанных трупов потянули на двадцать четыре года тюрьмы для главаря бандитов. Остальным убийцам выпало поменьше. Они все довольно молоды, поэтому, подчиняясь законам статистики, половина из них, отмотав свой срок, успеет убить ещё по разу.
А если и дадут пожизненное – ну и что? Жить можно везде, главное – жить!..
Вторая причина – в исключительном росте престижности воровской, бандитской профессии. Кстати, бумажная пресса, телевидение и кинематограф здесь почти ни при чём. Обыватель, особенно в глубинке, и так прекрасно знает, что воры на самом деле управляют территориями, городами и весями. Всякий вступающий в жизнь и раздумывающий – делать её с кого – об этом информирован. Это они ездят на сверкающих внедорожниках, не обращая внимания на дорожные знаки и тех, кто их нагородил; это они определяют: стоять здесь киоску по продаже сникерсов или нет, это они вытаскивают попавшихся, «залетевших по дурке» дружков на любой стадии уголовного процесса – от момента задержания до суда любой инстанции. Подготовка к жизни по понятиям начинается ныне со школьного возраста – во дворе, на улице и в той же школе и завершается в армейской казарме.
О третьей причине уже было немного сказано. Социальная реабилитация тех, кто преступил закон сознательно, но больше не желал бы повторять этот шаг, сегодня крайне затруднительна. Бывших зэков на работу не берут, и нет у государства таких сил, чтобы заставить кого-либо их брать. Года три назад губернатор Кемеровской области А. Тулеев выступил с предложением ввести налоговые льготы для предприятий и предпринимателей, принимающих на работу ранее судимых. Как дают льготы тем, кто использует труд инвалидов. Но эту инициативу почему-то не подхватили…
То, что административный надзор необходим – достаточно понятно. Контроль за жизнью отбывших свой срок существует во многих странах, в демократическом устройстве которых сомневаться не приходится. Не стесняется же общество существованию постоянного, а то и пожизненного медицинского контроля за больными туберкулёзом или лепрой! Кстати, в интересах не только самих больных, но и окружающих. Судя по всему, новый закон об административном надзоре скоро будет принят. И теперь интересно представить, получится ли из этого какой-то толк.
Боюсь, что профессиональным преступникам сегодня новый закон никак не повредит и не помешает. Они просто будут платить участковым или иным назначенным над ними надзирателям за то, чтобы те им не докучали. Их надзорные дела, конечно же, будут находиться в идеальном порядке: справки о проведённых профилактических беседах, справки с места работы, характеристики с места жительства и вся прочая документация, которую изобретёт чиновничий ум, будет сверкать и переливаться под взором любого проверяющего.
Надзирать всерьёз за всеми остальными будет иметь смысл лишь в том случае, если власть хотя бы предложит бывшим зэкам работу, обеспечивающую пристойное существование, возможность кормить себя и семью, не залезая больше в чужой карман.
Реально ли это? У нас пока, к сожалению, нет механизмов, способных помочь тем, кто твёрдо не хочет вновь идти на зону. Сломаны они, эти механизмы, проржавели и строить их наново сложно. Но – нужно! Перемены к лучшему могут наступить, если над решением этой проблемы будут работать в правоохранительных органах настойчиво, кропотливо и, самое главное, честно. Но это уже проблема иного порядка…