Миллионы просмотров, сотни разноречивых сетевых откликов и десятки видеоспикеров, пересказывающих и комментирующих целые серии и отдельные эпизоды киноромана. Были у «Слова пацана», конечно, отечественные предшественники разной степени родства – «Путёвка в жизнь» Николая Экка (1931), «Тимур и его команда» Александра Разумного (1940), «Ваши права» Инессы Селезнёвой (1974), «Пацаны» Динары Асановой (1983), «Бригада» (2002) Алексея Сидорова и другие, пользовавшиеся немалым успехом, но успех в досетевую и сетевую эпохи едва ли возможно измерить общим аршином, хотя можно объяснить умом.
Подросток, как понял ещё Достоевский в одноимённом романе, – переходный человеческий тип, сочетающий в одном лице «детскость» и «взрослость», не случайно в консервативной педагогике ему давали определение «уже не ребёнок, ещё не взрослый», лишающее его прав ребёнка и не дающее прав взрослого, а в либеральной – «ещё ребёнок, но уже взрослый». Это последнее и предоставляет кинематографистам потенциальную возможность создавать кино для тех, кто пребывает в этом возрасте, для тех, кто его перешёл, и для тех, кому ещё предстоит его пройти. И это совсем не «семейное кино», это кино для индивидуального восприятия, вызывающее потребность в общении и общественном осознании явлений, которые оно изображает. Если угодно, это феномен, киноведческий и кинокритический анализ которого не имеет большого смысла и представляет лишь узкий профессиональный интерес.
И уж совсем бессмысленны разговоры о воспитательном или разлагающем влиянии «Слова пацана», не учитывающие, что показ сериала произошёл в других социально-политических условиях, нежели те, в которых происходили его события.
Формирование «самопальных» молодёжных группировок возможно лишь при дезорганизованной власти и слабости общественных институций, которые могли бы занять подростков. Так было после Гражданской войны, оставившей миллионы беспризорных, и после Великой Отечественной, породившей повальную безотцовщину и возродившей давнюю традицию массовых побоищ – с той разницей, что в крестьянской стране деревня шла на деревню, а в городской – улица на улицу или район на район. То же случилось в период «застоя», то есть деградации институтов, призванных социализировать подростков, и при запрете независимой от государства организационной самодеятельности. И если нечто подобное повторится, об ответственности «Слова пацана» за это говорить не придётся – просто некоторые пацанские понятия, о которых напомнил сериал Крыжовникова, вновь окажутся востребованными, как мало кому ранее знакомое слово «чушпан».
Впрочем, сугубо пацанскими эти понятия никогда не были, поскольку уличный кодекс составлен из заимствований – в частности, из уголовной среды взяты принцип «никогда не извиняйся», которого придерживаются харизматичные политики и власти авторитарных стран, и травля изнасилованных («опущенных») независимо от половой принадлежности, которая в «Слове пацана» доводит возлюбленную одного из героев до самоубийства. Кстати, с кодексом пацанской чести в сериале не всё ясно – вроде бы бить лежачего и тем паче пинать его ногами, да ещё целой кодлой, считается недостойным («западло»), однако действующие в сериале группировки занимаются этим в каждой стычке, а уж кулаками по лицам и головам молотят с такой яростью, что, будь эти побоища всамделишными, после каждого оставался бы десяток трупов, а не один забитый пацан на восемь серий.
Проблемой для создателей фильмов, особенно жёстких, нынче являются окончания, поскольку их судит весьма разнородная аудитория, включающая и рядовых зрителей с их представлениями о «правильной» концовке, и добровольных охранников морали, и действующих, невзирая на пятый пункт 29-й статьи Конституции, цензоров из Роспотребнадзора и Минкульта. Так что угодить всем значимым группам оценщиков суперпопулярного продукта совсем непросто, не то что в советские годы, когда на вкусы публики можно было особо не оглядываться, а чтобы потрафить редактуре, кинохулиганам достаточно было или перековаться и влиться в ряды совьетюгенда, как порой называли комсомол, или же быть повязанными доблестной милицией и понести заслуженное наказание. Неуверенность авторов чувствуется в кадрах последней серии, нередко без нужды затянутых, как драка Пальто и Марата, или оставляющих у фанов недоумённые вопросы вроде того, погиб ли главный герой Вова Адидас от выстрела майора. Но в целом финал, можно сказать, отразил роль официальных структур в усмирении разгулявшихся юнцов, немного воздал им за грехи, но оставил возможность поучаствовать в следующем сезоне.
Мнение о сериале в статье Маргаева Никиты: Феномен популярности