Вера ЛЮБЧИК
Вера Николаевна Любчик – поэт, писатель, член Регионального союза писателей Республики Крым. Врач, доктор медицинских наук. Автор сборников стихотворений «На Млечном пути» (2009), «Река времени» (2010), «Сопричастность» (2012). Публиковалась в журналах «Север», «Брега Тавриды», в коллективных сборниках и антологиях. Живёт в Евпатории. В августе отметила 70-летие.
Беды в лесу никто не ждёт, она сама приходит. И тогда засыхает без видимой причины сосняк, никнут неподалёку от малого болотца молодые деревца либо случается верховой пожар, бурелом или прочая напасть. А всякий лес с дерева начинается.
Много насчитывалось на лесной земле дерев с подлеском и густым кустарником, обрамлявшим протекавшую по краю леса небольшую речушку. Все растения выросли когда-то из семян и маленьких росточков. Почва в лесу была одинаковой для всех, дожди увлажняли землю и поили корни всего растущего поровну, но выросло одно Дерево выше и сильнее остальных и свободно тянулось к высоте. И считалась с ним вся лесная родня.
Взрастали в той стороне, куда время от времени проникали с севера громады ветров, крепкие сестрицы-сосенки. Нарядными были они в свежую весеннюю пору, до наступления скупого на дожди лета, и зимой, которая напоминала им про снежные украшения, и осенью, в прохладе которой восстанавливали они прежнюю сочность иголок. Любовались ими рядом растущие молодые деревца и деревья постарше, в иголках и без них. Одни деревья относились к хвойному племени, другие – к лиственному, но вместе они хорошо уживались, не мешая друг другу. И назывался лес мирно: смешанный. Всем растениям в лесу хватало солнечного света, хотя Солнце было одно для всех: деревьев, букашек, лесных зверей и зверушек, больших птиц и маленьких пичужек, которые своим звонким щебетаньем, мелодичными руладами и трелями веселили лес, его чащу и прогалины, полянки и опушки. В солнечные дни деловитые ёжики прислушивались к пенью лесных пичуг, останавливаясь на миг с очередным грибом на иголках, предназначенным для зимней поры.
Трепетали на ветерке листья чутких осинок – они, стоявшие чуть поодаль от тех деревьев, что вышли повыше их ростом, как будто предупреждали лесную братию о надвигавшейся непогоде. И то ли за то, что были вестниками неприятностей, то ли за трусливость и уступчивость напору западного ветра прослыла осина деревом нехорошим. При каждой новой грозе подтверждала она особенности своей природы, и знала о том вся растущая рядом поросль, и держалась от осин подальше.
Одной своей стороной Дерево было обращено к видимой издали спокойной полноводной реке, несущей, как на ладонях, нарядные ладьи и строгие струги и баюкающей на блестящих волнах небольшие челны и утлые лодчонки, в которых серебрилась чешуя выловленных рыбин. А другой сильной ветвью тянулось Дерево в сторону густых дубрав с непугаными зверями, где стихал прилетавший издалека порыв ветра, натолкнувшись с разбегу на выступающие из земли корни и кряжистые стволы. А ещё там, у горизонта, виднелись дальние дали и широкие степи, откуда временами прилетал терпкий запах растущих вольно трав и цветов и откуда залетали иногда неспешные орлы, легко настигавшие на ровной земле зайца или суслика, дрофу или крупную перепёлку.
Всё видно было Дереву, и ведало оно обо всём, что творилось на свете. Держали его прочные корни, укрепившиеся вблизи питающего их родника. Несли крепкие ветви густую крону и не спорили о том, какая сторона Дерева лучше. В листве находили приют птахи и белки, гудели пчёлы, только дятел не находил своего интереса в этом Дереве. А внизу кружились в хороводе подснежники, приветствуя весну, и росли степенные белые грибы с гладкой коричневой шляпкой, в сосняке радовали лесную братию маслята.
Однажды тонкой полупрозрачной ниточкой пробился к корням Дерева торопливый ручеёк с чужедальней стороны. Он тихо и мелодично журчал о том, что его вода вкуснее, и стоит попробовать её, и что негоже целый век пользоваться одним и тем же, нужно менять свои вкусовые пристрастия, в его краях это считается модным. Негромко и настойчиво пел ручеёк свою песню, подмывая корни Дерева с одной стороны и пытаясь подступиться к ним с другой.
Дерево не видело ничего плохого в том, чтобы пить влагу из обоих источников, но время от времени вода второго из них приносила незнакомый привкус. А окрепший ручеёк журчал о том, что стоит привыкнуть – и будет вкусно, что его вода напоит пол-леса и скоро её хватит на все растения той стороны, где растёт Дерево, и что другие заморские растения, чьи семена он принесёт, Дереву понравятся, и что лесник уже на то согласен.
«Ладно, – думало Дерево, – пусть несёт воду моим корням, ничего плохого со мной не может случиться». Но потом одна из его главных ветвей начала меньше зеленеть и перестала радоваться прилёту птиц. Заметив это, Дерево направило силы на новые побеги, помогло им напитаться родниковой влагой, поднимающейся от корней по стволу, – и стала ещё гуще и зеленей листва на этой ветви. И другая ветвь сохранила свою силу, которую дарил ей родник.
Ещё одна ветвь, которая считала себя самой красивой, но обойдённой в признании своей красоты и потому – и первенства (ветер с далёкой стороны, где все реки бегут в океан, уверял её, что красота правит миром, а ещё – сила) решила стать заметнее благодаря новым струям второго источника, напевавшего ей хвалебные песни. А те, другие, не слушали его похвал: занятому нужным делом не до светских комплиментов. Младшей ветви – она выросла чуть позже, чем остальные и, ценя свою красу, была не столь строгой к себе и к другим – нравилось слушать о своей привлекательности и возможности прославиться в других участках леса, раз здесь её недостаточно ценят.
Стала редеть крона Дерева, всё чаще в непогоду срывало с неё охапками листья, и разносил их ветер неведомо куда. Начало терять силы Дерево из-за того, что один из корней был подмыт и ослаблен, и из-за того, что перестали понимать ветви друг друга. Грустным теперь выглядело Дерево. Не расти ему, как хочется одной из ветвей с молодой шумливой листвой, в другом месте: где корни, там и расти положено. Без них – погибель, а корни для всех ветвей, сколько их ни есть, – общие.
Дерево само выберет, из какого источника корни поить. Не слушать бы ему глупой листвы, что напилась из пришедшего издалека ручья, как недозревшей браги. Вот опять трещат сороки – увидели что-то новое в лесу и спешат тараторить о том, что другие ещё не знают. Про свободу выбора и убеждений, про то, что всякий желающий может убеждать любого в том, что ему самому больше нравится: на то и естественный отбор, чтобы выживал сильнейший, а для победы все средства хороши.
В немирных лесах, непроходимых чащах так не раз уже бывало. И глумилось потом болото, что наводнило землю под берёзками, над ними и осиротевшей полянкой, и ухало трясиной на прилетавших поживиться лягушками цапель. Ни грозы, ни пожара в лесу не случилось, а неуютно стало Дереву, неспокойно. Лесник бы вовремя заметил, да перестал мечтать о пальмах в своём лесу: почва им другая нужна, да и температура тоже. Сами не выживут и здешний лес погубят. Не родня они лесу, не уживутся вместе.
Выстоять Дереву – выжить и лесу.