Леонид Поляков
Анна Ревякина. Бог любит тридцатилетних. – СПб.: Лира, 2025. – 96 с.
Эта книга – собрание стихов, написанных Анной Ревякиной с 5 января по 12 февраля 2025 года. Каждый текст датирован, и это кажется совершенно оправданным, потому что книга читается как страстная летопись: времени, души и войны. Анна назвала свою книгу бабушкиными словами: это бабушка ей говорила, что «Бог любит тридцатилетних». И вот пришлось кстати. Потому что на самом деле в произведении искусства важно всё – до последней строчки, до последней буквы и даже точки. Что уж говорить о названии.
Что имела в виду бабушка Анны, мне неведомо. Может, то, что сам Господь открылся миру в своё тридцатитрёхлетие? Может, просто потому, что мудрость прожитых лет подсказывала ей, что всё главное в человеческой (женской ли только?) жизни случается именно между тридцатью и сорокб? Может быть, Анна знает точный ответ, но я в данный момент остаюсь при своих догадках. И при своём всё более крепнущем убеждении, что Анна – поэт от Бога.
Это более чем спорное утверждение. Во-первых, потому что никому не дано знать, что именно Бог думает о данной конкретной персоне. Во-вторых, нужно помнить, что все мы – от Бога (в той или иной степени). Ну и в-третьих, потому что сказано кем-то из великих: мужчина, когда пишет стихи, смотрит на Бога, а женщина – на мужчину.
Но, учитывая всё это, я повторю: Анна – поэт от Бога. Не потому, что её стих абсолютно виртуозен и сопоставим с цветаевским. Не потому, что, хотя её обращение к Богу органично вплетается в ритмику её рифмованных строк, она не претендует на молитвослов.
Всё проще. И сложнее. Анна Ревякина сумела своими стихами открыть путь для чуткого читателя к пониманию того, что произошло и продолжает происходить на русской земле под названием Донбасс.
Это наверняка покажется странным: неужели не объясняют нам, что произошло и происходит в Донбассе с 2014 года десятки, и сотни, и тысячи уже телепередач, публицистических статей и научных работ?! И что к этому может добавить книга стихов – пусть даже изысканно оформленная. И даже снабжённая восторженным и, как обычно, метким предисловием Захара Прилепина?
Нет, вопрос неправильно поставлен: не добавляет эта книга к тому, что мы – очень многие из нас – уже как бы «знаем». Она, эта книга, – оттуда, из самого «пекла» (если хотите этот синоним вместо «ада»); она – вынесенный телесно-душевный опыт про- и вы-живания там, где это невозможно себе даже представить!.. И когда Анна обращается ко многим из нас:
Пока ты пьёшь свой виски на Тверской
И праздно по субботам ходишь в гости,
– она не упрекает, она – констатирует. Гигантский разрыв, даже пропасть, между Тверской и Донбассом. Именно про эту пропасть в конечном итоге её стихи, именно из этих пропастных глубин рождаются её снайперски точные строки. И вспоминается: De Profundis clamavi ad Te Domine!
Есть в книге некий намёк на это пропастное состояние души – стихотворение, в котором Анна ощущает себя канатоходцем. Так это пережито:
Канатоходства речевой предел –
Когда ты попадаешь под обстрел.
И всё, что было до, волнует мало.
Но Бог спасёт…
И ведь правда – до сих пор спасает. Может, потому что Анна – на самом деле поэт от Бога. Разве не свидетельство этому хотя бы последние шесть строк из этого мини-шедевра:
Прожить бы так – без чёрных новостей.
Я становлюсь тебе сестрей-сестрей-сестрей,
хожу над пропастью, беседую с Луною.
Она молчит в ответ, что тот немтырь,
и заливает серебром пустырь,
И множит, множит, множит паранойю...
А паранойя, между прочим, вещь отчасти божественная. И она отнюдь не психиатрический диагноз, а удивительная способность усматривать реальность помимо того, что о ней диктует здравый смысл. И разве не является паранойей дар поэта прозревать за серой пеленой «здравого смысла» истинное лицо той реальности, которая зашифрована тремя буквами: СВО?
Книга Анны родилась в январе – феврале нынешнего года. Этот творческий приступ напомнил мне январь 1918 года, когда Александр Блок в промежуток с 5 по 29 января написал «Двенадцать» и «Скифов». И именно блоковские «Двенадцать» с абсолютно непререкаемой полнотой выразили самую суть того, что потом оказалось Великой Октябрьской социалистической революцией. Причём так, что до сих пор непонятно, почему впереди этих двенадцати громил идёт «в белом венчике из роз», да ещё и «с кровавым флагом» – Исус Христос.
Дерзаю утверждать, что книга Анны Ревякиной «Бог любит тридцатилетних» по своему эффекту может встать в один ряд с блоковским шедевром. На эту дерзость меня сподвигает хотя бы то, что Анна заканчивает книгу в той балаганной стилистике, которая так органично легла в поэму Блока. «Водынецкая народная» шуточная (исполнять под балалайку) – предупреждает автор. Донецк, уже десятилетие лишённый воды, – вот одна из, казалось бы, чисто бытовых сторон реальности донбасской войны, преображённая поэтическим даром:
Дождь над городом – свинец.
Славный город Водынецк.
Вот бы нам водицы,
Мы б умыли лицы.
И ещё кое-что блоковское обнаружил я в книге. После «Двенадцати» и «Скифов» Александр Блок ничего не писал – по крайней мере, ничего не публиковал. И последним его стихотворением стало послание «Пушкинскому Дому». И вот, пожалуйста, утверждение Анны:
Мы все из строк его на четверть состоим.
Это из стихотворения, датированного 10 февраля, днём кончины Пушкина. И я берусь утверждать, что до сих пор никто, повторю – никто лучше Анны Ревякиной не объяснил, почему Пушкин – это «наше всё». И это дорогого стоит.