Лучше бы проспать мне это утро до вечера, глаз не раскрывая, и пусть думают, что хотят: выходной взял я себе на всю эту среду.
День особый, неурочный для выходных, да вон уже и голос матери с кухни слышен. Не голос, а смех, точнее сказать. Потому, что не говорунья она у нас. А так, вдруг остановит на тебе глаза-то свои колдовские, не скажет ничего, а ты уже и так всё понял. Без слов. Стоп!
Вот, оно, из-за чего просыпаться не хочется мне сегодня, в людской шум идти, вот оно: глаза колдовские…
Видел я однажды такие. Тоже, как многие, чуть не пропал в них, как в омуте. В смысле буквальном говорю. Да отвело что-то…
А работали мы тогда в Саянах, искали то, что вслух и не величали – так, иносказательно: наш металл.
Это кто не знает, что такое поиск, вряд ли что поймет, потому и рассказывать о том не буду.
Скажу только, что отряд был большой, делился на крупные самостоятельные части, и каждому начальнику такой части выдавался на базе фрагмент карты с планшет величиной – ни конца, ни начала.
Карту мы целиком, где попало, не раскрывали. И только старший в отряде геолог знал, в какой части света бродят по горам да распадкам его люди в поисках невидимому никому "нашего металла".
Тщательно сверялся я накануне каждого маршрута с доверенным мне, простите за вульгарное звучание, огрызком карты, по которому весь божий день народу моему придётся гоняться то ли за тенью, то ли за крутым рыком, который периодически начал возникать в наших наушниках, как только вышли мы на гигантские серо-черные габбро.
Они торчали из земли точеными гранями, словно кто пытался спрятать здесь неведомые никому пирамиды из камня, крепче которого мало, что есть на свете. Кто?
Может, великаны доисторические, может пришельцы, кто ж его знает. Это одному геологу точно известно, отчего испещрена Земля так богато да разнообразно, отчего тут ручеек бежит, а там горушка взметнулась.
Так вот, вместе с этими макушками пирамид появились у нас в отряде существа изящные, небывалые. Особенные, прямо скажу. Таких и в городе не всегда встретишь. Прячутся, наверное, от людских глаз в теремах особых.
Появились целевым образом – забросили их, как говорилось, по крайней мере, вертолётом из Тулуна – для более тонкой разведки.
Смотрели они на нас – а, может, это нам казалось, что смотрели, как-то нездешне, словно сквозь человека что-то видели, а самого человека им и ни к чему заметить.
Мужики сразу перешепнулись, приказано, мол, эльфиц этих небесных за женщин не считать и лучше не пялиться на них попусту. Проверят, настоящая ли у нас находка, да уедут – особый это десант у нас. И беречь их, как зеницу ока, не то…
Народ у нас бывалый.
Даже Петрович, человек молчаливый, только с лошадьми и беседовал всерьёз – весь обоз был на нем и кони только ему доверяли, даже та, из-за характера которой даже имени ей дать не решились, словно предчувствовали что. Но это – особая история.
Так вот, даже Петрович по-своему отозвался – хмыкнул. Народ у нас собирался таёжный, про "не то…" хорошо знал.
Итак, о чем это я? О глазах-омутах.
Не попадал в такие – твое счастье. А, может, они и перевелись уже все? Не знаю.
Только дело было так. Жили они в своей персональной палатке, чирикали не по-нашему и все крутили привезенные с собой изящные приборчики да записывали что-то каждая в свой журнал, да что-то мудрёное вычисляли.
На следующий день я свой отряд на пять маршрутов поделил, на каждый во главу поставил эльфичку с ее прибором, который каким-то чудным образом связывал ее с нутром земли.
Каким, даже рассказывать не возьмусь, только стоило ей вдруг замереть и поднять руку в зеленой лягушачьей перчатке, как весь маршрут замирал.
А она, опускала кисть руки – отдыхайте, мол, и начинала кружить среди острогранных габбро, прокручивая специальным щупальцем – сантиметр за сантиметром земное нутро.
Так могли часы пройти. Эльфичка наша словно не думала о времени. А я ухмылялся, поглядывая на мужиков, как те боязливо подыскивали себе местечко попривычнее, чтобы посидеть, отдохнуть без последствий для своего мужского достоинства. Народ у нас был, главным образом, молодой, о детках мечтал, вот, и остерегался.
Наконец Эльфичка махала зеленой лапкой отбой, и мы шли дальше, а я по этому ее знаку уже знал – пустое дело. Завтра приди сюда, и ничего не найдешь. Такие коврижки...
И так каждый день. Время было дорого. Пока не начались дожди, надо было немалую площадь обследовать. Потому, что именно отсюда пошел сигнал и именно потому прислали нам этот десант. А с пустыми руками наши небесные эльфицы уехать не могли.
Что и говорить, работать они умели.
Маленькие, юркие, словно ящерки. И словно не уставали никогда. Мужики тоже вида не подавали, что двойные наши маршруты изматывали больше обычных. Цель-то была общая.
Но как-то к концу одного маршрута заметил я, что Василек наш, кудрявый белокурый, после армии только, стал к Эльфичке лишнее внимание проявлять:
– Не помочь ли? Устали, наверное? А что кроме сгущенки ничего не едите?
Услышал я это, подошел.
А она как ресницы-то вскинет. И примерз я, в буквальном смысле приморозило сапоги мои к серым осколкам габбро. Все нутро прожгло. Едва устоял. Еще секунда, и летел бы я над Саянами в Китай и дальше…
А она глаза от меня на Василька перевела. А тому – в радость.
Смотрю, не в себе он будто. Позвал. Не слышит. Глаз не сводит с Эльфички и все говорит, говорит ей что-то.
– Зовут тебя, не слышишь, что ли? – спросила нежнейшим голосом.
А сама смотрит в сторону гор, на закат.
– Заблудились вы, не понял ты, наверное. Вон, старший за тобой пришел.
И махнула рукой в мою сторону.
Василек обернулся, смотрит на меня, а в глазах свет такой, не понять. От счастья, что ли…
А она на помощь мне тихо так, внятно говорит:
– Переночуете здесь – детей никогда не будет. Это место вы зацепили. Молодцы. Из-за него мы и прилетали. Потом оконтурим, а сейчас - в лагерь!
И поднялась во весь рост.
– Но лучше – на базу.
И на фоне заката, залившего вишневым цветом гребни гор, показалась мне наша хрупкая Эльфичка великаншей.
– Откуда Вы знаете, – спрашиваю,- что отряд с маршрута сошел?
– Заблудился, – спокойно поправила она.
– Да, – признался я. – А Вы… Вы, может быть, знаете, куда идти?
– Знаю, – спокойно сказала она.
– Отряд поведете?
– Если надо, s'il vous plảit!
И пошла.
И песенку какую-то напевать стала.
Я махнул ребятам – пошли.
Зам. мой ворчит:
– Девчонке доверился? Околдовала, небось? Откуда ей знать, куда идти надо?
– А ты знаешь?
Он опустил голову.
– То-то, – подумал я. – Заблудились. Зубры разведки!
Признаться, чувствовал я себя препаршиво. Но надо было успевать за этой девчонкой – не было у нас, мужиков, другого выхода. Не было!
Василек бежал сбоку от меня:
– Николай Александрович, а что они все не по-русски-то?!
– Студентки они, Василек, – говорю. – Вот и тренируются. А к нашему Управлению их, по договоренности с Институтом, в летние каникулы причисляют. После спецподготовки, конечно.
– Вон оно что! А я-то…
Темнело быстро. И Эльфичка повела нас по хребту, подсвеченному закатом, – внизу уже была ночь.
Я шел последним. Чтобы никто не отстал.
Смотрю, остановилась. На меня взгляд бросила. Позвала, значит.
Сгрудил я всех к ней поближе, чтобы не потерять кого. Подошел.
– Смотри вниз, – говорит. – Узнаешь место?
Смотрю, а внизу огни нашей базы.
Не поверилось было. Обернулся на Эльфичку, она смеется:
– Ничего, что на базу привела?
А вокруг мужики скачут, кричат что-то от радости. Видимо, не верили, что Эльфичка знает, куда идти надо.
Встречали нас как героев.
Кормили, расспрашивали. Точно ли сказала Эльфичка, что это именно то, что засек отряд…
Я взглянул на Эльфичку.
Весь стол вокруг нее был уставлен банками со сгущенкой. Из одной она пила, совсем по-детски запрокинув назад голову.
А кто-то приносил ей свою сгущенку – еще и еще.
Саяны – Санкт-Петербург