Александр Бушковский. Ясновидец Пятаков. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 283 с. – (Классное чтение).
«Ясновидец Пятаков» – третья книга карельского автора Александра Бушковского. Дебютом в литературе был его «Праздник лишних орлов» с главным посылом, что всё зависит от тебя и «случайного ничего не случается на белом свете». Так формулировалась философия вольного человека, для которого свобода состоит в понимании причинно-следственных связей и взаимозависимости всего, в личной включённости в эту систему взаимосвязей.
Затем был роман «Рымба» – о выдуманным острове, будто зависшем между небом и землёй, между Богом и бесами, верой и неверием. Именно по этой грани идут и люди.
«Ясновидец Пятаков» развивает эту же тему идущих по лезвию бритвы, этих самых качелей, на которых раскачивается жизнь человека. Только главный вопрос состоит в том: вот упал человек, и что ему делать – он обречён или может получить второй шанс?
Эта тема второго шанса и связана с узловым героем книги Гавриком Пятаковым – ничем не выразительным, среднестатистическим человеком, который идёт по жизни будто бесцельной тенью, но получил этот шанс и сам стал для окружающих людей шансом.
Речь не об удаче, не о случае, не о фарте, а о способности заглянуть за внешнюю оболочку вещей, где все причинно-следственные связи, которые движут миром и людьми, становятся видны как на ладони. Как в Священном Писании, переданном Гаврику по наследству от его деда, который «много добра людям сделал» и из петли вытаскивал, «с самого края». Этот дар наследовал и главный герой.
Оттуда, из этого наследования, и Пасха – центральный образ книги Бушковского. С ней связана смерть деда, с которым главный герой был особенно близок и который передал ему книгу. Причём параллельно с этой смертью звучал и пасхальный возглас «Христос воскресе!». Это момент чуда, когда соединяется жизнь и смерть и последняя преодолевается: «...и в колеблющемся огне свечей лицо деда вдруг показалось изумлённому Гаврику живым».
Через череду возвращений к жизни прошёл и сам Пятаков: сначала оставшись невредимым после пьяного ДТП. Потом чуть не ушёл под откос и не спился, когда «с головой окунулся он в синий омут, завис между дном и покрышкой», но смог вынырнуть. Затем при падении с четырёхметровой высоты. Его дед также «два раза умирал»: на войне да на охоте. Также «на самом краю висел», но тёзка главного героя вытащил его за шкирку.
Эстафета этого действия, этого жеста передалась Гаврику, а затем и другим людям, обретшим от него тот самый второй шанс. Не зря его дед напутствовал словами: «Ты будешь хорошим солдатом». Что-то в этом есть воинское, ведь тот же православный подвижник – воин Христов. Долг, вера – его арсенал, самопожертвование за други своя. Также солдат следует по воле направившего его, это то самое сотворчество Богу, которое совершает Пятаков, в то же время наследуя и отражая традицию.
Пятаков стал прозорливцем, научился «читать» людей, обрёл особое их видение и способность помочь им в обретении второго шанса в жизни. Вытащить «с самого края», где человека уже караулит бездна, которая готова в любой момент потащить в глубину мощными щупальцами, а «за лицо схватит кривозубая мурена и высосет глаза». Пустота, полное небытие, из которого необходимо вытащить, дать тот самый второй шанс.
Человек же сам несётся туда, под откос, как Пётр Фомич на байке, думая, что это свобода, что в этом и есть смысл. Фомич жил выдуманной вторичной жизнью, будучи филологом, разбирал до молекул чужие тексты, но «своего текста не собрал», своего слова не сказал, поэтому и выдумывал свою поддельную жизнь, актёрствовал.
Попытался он и к живой жизни с этой же меркой подойти, начал трактовать свободу как своеволие, когда важен только собственный взгляд. Он и студентов учил «мыслить нестандартно. Не доверять, но проверять. Выстраивать логические цепи. Не верить в чудеса, а доходить до сути». Поэтому и в своём антагонисте Пятакове его больше всего бесила «мерзкая вера» – способность и открытость чуду. В то время как у Петра Фомича всё та же разборка на молекулы, когда уже и сама суть теряется, а остаётся лишь пустота или то самое своеволие, отчуждающее человека от всего с формулой «если уж свободен, значит, одинок». Дальше остаётся лишь путь расширения собственной свободы даже и за счёт других. Пока она сама не превратится в воронку ничто…
Выдернул его Гаврик из этой пропасти – выполнил миссию своего второго шанса, а после «отошёл и сел на землю. Потом лёг, повернулся на бок и закрыл глаза». Передал эстафету, как и другим персонажам, которые стали «обязаны ему чем-то добрым, полезным или вовсе просто чудом». Для бывшего бандита Чингисхана, также получившего в жизни второй шанс, он и вовсе стал родным. Сам Чингисхан, которого до обретения второго шанса, как и Петра Фомича, «жёг стыд», после поехал на Север, «на какой-то остров». Видимо, на ту самую Рымбу, зависшую между небом и землёй.
Вот так и идут люди по натянутой струне, кто-то падает, а кто-то пытается схватить падших за шкирку и поддержать, являя тем самым ясновидение чуда.
Андрей Рудалёв