Александр Рудяков, доктор филологических наук, профессор, член Совета при Президенте Российской Федерации по реализации государственной политики в сфере поддержки русского языка и языков народов Российской Федерации
Представим себе, что в школе ввели уроки ходьбы. Это не так уж и неожиданно в ситуации, когда школьная программа изменяется едва ли не ежедневно и в неё добавляют всё новые компоненты... И образование, которое, на мой взгляд, должно быть инновационным по содержанию и консервативным по форме, превращается в череду внешних по отношению к знанию «инноваций».
Итак, ребёнок, научившийся ходить задолго до школы, освоивший разные темпы ходьбы, остановки, бег, прыжки, хождение вбок, задом наперёд и многое-многое иное, связанное с основным данным человеку способом передвижения по земной поверхности, приходит в школу... Он уже знает, что у людей может быть различающаяся походка и что можно по походке человека узнать. Он... Да он много чего уже знает...
Что же ему поведают на уроке ходьбы, если ходьбу будут преподавать так же, как преподают русский язык?
Скорее всего, ему скажут, что «ходьба – это один из способов локомоции человека и животных, которая осуществляется в результате сложной координированной деятельности скелетных мышц и конечностей»... Что ходьба – это управляемое падение... И так далее и тому подобное...
Проецируя на «урок ходьбы» то, что мы говорим детям на уроках русского языка, уверен, что речь пойдёт о длине шага, о том, что ходьба – это множество шагов, и прочее и прочее...
Боюсь, что ходить дети станут хуже.
Нечто подобное стряслось с героем блестящего и очень тонкого рассказа Карела Чапека «Человек, который умел летать», который мне посоветовал включить в текст моей книги «Лингвистика и её «скелеты в шкафу» Юрий Дорофеев.
В рассказе главный герой обнаружил, что способен летать. И было это так же естественно, как у ребёнка, который открывает способность ходить. Или... говорить!
«Томшик так, скорее шутки ради, разбежался и оттолкнулся левой ногой, словно прыгая через лужу... и вдруг вознёсся на три-четыре метра и невысокой дугой пролетел над землёй. Он даже не удивился: это и в самом деле оказалось совсем просто и лишь приятно волновало, как катание на карусели…» Герой Чапека совершенствовал своё удивительное умение, летал далеко, высоко, свободно… до тех пор, пока не решил поведать о своей способности знакомому репортёру, который отнёсся к новости ответственно и заявил: «Надо продемонстрировать ваши полёты экспертам, господин Томшик. Я всё устрою».
И эта роковая встреча состоялась. Очень рекомендую, коллеги, прочитать этот рассказ, потому что я просто не могу здесь полностью показать, что творили с героем эксперты, как они «учили» его «правильно» разбегаться перед взлётом… В итоге – цитирую:
«С того дня Томшик больше не умел летать».
Не хотелось бы признаваться в том, что наше видение, что и как преподавать детям на уроках русского языка, напоминает рекомендации экспертов из рассказа Карела Чапека, но… вот пример.
Когда я принимал участие в написании учебника для первого класса, специалисты в педагогике мне поведали, что для детей в начальной школе сложно ставить «проблемные орфограммы» (например, безударную гласную) в сильную позицию. То есть проверить, какая гласная пишется в слове «вода», найдя слово «вОды», невозможно. Мне сказали, что это слишком сложное умственное усилие. И что для того, чтобы эту сложность осознать, нужно освоить возрастную психологию, физиологию, педагогику и ещё многое в равной степени продуктивное и мудрое!
Я попробовал самостоятельно разобраться в этой проблеме и обнаружил, что «постановка в сильную позицию» – вещь настолько обыденная в нашей повседневной жизни, что любой ребёнок знает, как, когда и зачем это делать, едва ли не с рождения.
Объясняя это на своих лекциях, я показываю банковскую карту не лицевой стороной, а с короткого торца. Мои собеседники видят «прямую линию»!
На вопрос «что это такое?» ответить не так просто. Почему? Да потому что по отношению к наблюдателю эта вещь находится в «слабой позиции». Для того чтобы понять, что это, нужно повернуть карту лицевой стороной к себе. То есть поставить в «сильную позицию»! И это сложно для первоклассника? Сомневаюсь…
Или я беру книгу и показываю её аудитории непереплетённой стороной. И спрашиваю, как называется эта книга. Аудитория уже знает, что для того, чтобы найти ответ, нужно взять книгу и перевернуть её так, чтобы были видны обложка или переплёт. То есть переставить книгу из «слабой» позиции в «сильную»!
Потом я прошу кого-нибудь из слушателей выйти из аудитории «наполовину». Так, чтобы был виден только локоть. И спрашиваю, сможем ли мы узнать знакомого, если видим его так? А в сумерки и со спины?
И так мы вместе приходим к пониманию того, что постановка в «сильную» позицию является привычной и с младых лет освоенной способностью человека. И в этом необходимом в повседневной жизни деянии нет ничего «собственно лингвистического»...
Если гласная фонема в этой позиции «плохо видна», просто разверни её «лицевой стороной»: поставь под ударение, после твёрдой согласной и так далее…
Язык – самое естественное и человеческое, что есть у человека. Дело за малым – увидеть его человеческим (функциональным) взглядом, – и тогда и дети начнут учить его не как что-то непонятное и ненужное, а будут совершенствовать свои уже обретённые до школы умения и навыки. Или – «Читатель ждёт уж рифмы розы; / На, вот возьми её скорей!» – компетенции!
Бытие вещей и явлений в слабых позициях – феномен вовсе не лингвистический.
Можно ещё привести пример с фотографией в паспорте. На фотокарточке в этом документе должны быть хорошо видны все индивидуальные особенности лица, обеспечивающие визуальную идентификацию владельца паспорта. Именно эти условия диктует требование сильной позиции в данном случае. Было бы странным, преследуя такую цель, как идентификация владельца документа, задавать условия слабой позиции: фотографировать человека с затылка, с теменной области, обходя лицевую часть головы.
Сильные и слабые позиции – универсальный механизм всего, что становится объектом внимания и познания человека.
Это должна осознавать школьная русистика, которой пора стать языкознанием, а не разборопредложениеведением и не вставьтепропущенныебуквыведением.
Для этого нужно, чтобы ею занялись люди, «умеющие летать», а не ведающие, как это правильно делать.
Смогут ли наши дети летать… ой, извините, отвлёкся – использовать язык для реализации своих целей в глобальном социальном взаимодействии – зависит только от нас. Пока дети учатся этому во многом вопреки тому, что преподаётся им в школе.
Принятие Государственной думой Закона о вывесках – очень верный шаг в очень правильном направлении. И за ним должны последовать следующие важные и долгожданные шаги.