Борис Илюхин, Москва
Прогулка перед концом времён
Москва-река нас зазвала
В поля среди холмов отлогих –
Мы позабыли все дороги
И неотложные дела.
На благовест из Слободы
Мы вышли из узорной тени,
И звякнул колос о колени
Во влажных кущах лебеды.
Навстречу нам из-за оград
Дразняще свешивались сливы,
И кротко цапал сквозь крапивы
Крыжовник – русский виноград.
Когда, в какие времена
Всё это было? – так знакома
Дубов кладбищенских истома
И бедной церковки стена.
И молящийся в облака
Звонарь на шаткой колокольне,
И на полях, где бродят кони,
Оконцем слюдяным река.
И искры солнца в волосах
У девушки в венце из света,
И нота будто не допета
У благовеста в три часа.
Для нас, бредущих невзначай,
Известны были эти тропы,
Так, словно вёл нас тайный опыт
В благословенный прежде край.
Мы шли по грани меж времён,
И день не кончится, казалось,
Хотя с востока тьма вонзалась
В звенящий синью небосклон.
А следом, волоча грома,
За нами алый сполох гнался,
Но свет стоял и не кончался,
И не объяла его тьма.
Инна Ряховская, Москва
Медовый август
Медовый август мой – цезура*
на перекрёстке бытия,
и звёздной ночи партитура
на клавишах календаря.
Остановиться и подумать,
и обозреть плоды земли,
пока без устали колдуют
в садах мохнатые шмели,
покуда холода далече,
и от зари и до темна
рисунок дня так безупречен
в проёме светлого окна.
А та залётная певунья,
что на берёзе свиристит,
старается, должно быть, втуне,
без пользы, так, – для красоты.
И тремоло её высокой
уходит нотой в небеса,
и бродит эхом одиноким
и неприкаянным в лесах.
И в золотых потоках света
всё обречённей и грустней
прощальная улыбка лета
и благосклонность щедрых дней.
Я жизни день любой приемлю –
и неизбежность: навсегда
уйду в родную эту землю,
чтоб не расстаться никогда.
* Цезура – в стихосложении: ритмическая пауза в стихе, разделяющая стих на некоторое количество частей.
Никита Брагин, Москва
Городская весна
Весна предчувствий и предвестий,
взрывающая глухоту,
базар предметов и предместий,
сквозняк, прогнавший духоту,
остатки снега, кучки сора,
полуистлевшие «бычки»,
и ощущение простора,
и взгляд сквозь пыльные очки
поверх голов и в полусферу,
куда-то вдаль, в голубизну…
Весна сочится в глубину
по котлованам и карьерам
за каплей капля сквозь песок
до чистоты, до родниковой,
пульсирует, бежит поток,
и оживают переулки,
орут, блаженствуя, коты,
шпана выходит на прогулку
шансонничать до хрипоты…
Куда же плыть? Решайся смело,
всё, что полюбишь, выбирай,
и дальше, дальше, до предела,
за горизонт, за самый край…
Как хорошо, что всё смывает
с дороги вешняя вода
и весело звенят трамваи,
и в ночь уходят холода.
Ярослав Пичугин, Москва
Моби Дик
Раскрылись астры, как глаза котят,
листва алеет, в ней дыханье жабр.
Дорожка в сад. Как яблоки висят
два месяца: и август, и сентябрь.
И взвесить вновь захочется труды
писателя из прожитых годов.
Печаль и гордость – горькие плоды –
уравновесят чаши у весов.
Котёнком тычется мотив строки,
и ласки требуют опять стихи,
а холод рифм, как рыбы плавники,
уводят в глубину, где речи мхи.
Уводят в лес, где Моби Дик живёт,
из детских лет давно в дубняк заплыл,
из толщ морской воды,
под листьев свод,
об этом Мелвилл знал, потом забыл.
Там веет свежестью почти морской
и привкус муравьиной кислоты
мешается с осеннею тоской,
с природою китовой правоты.
Там в роще кит плывёт, слегка озяб...
Дорожка в сад. И яблоки висят.
Мешаются и август, и сентябрь,
и молоко налито для котят.
Ольга Волгина, Москва
Дилану Томасу – валлийскому поэту
Морская даль, сады, мышиный шорох,
И в каждом слове –
даль и птичий крик,
И голоса друзей
в полночных спорах,
Валлийский фантастический язык.
Пейзажи, лица,
снов нагроможденье,
Страница текста – полотно Дали.
Прозрачны краски, и поэта зренье
Пронзает душу и пласты земли.
Где явь, где сон?
Где «до» и «после» смерти?
Над лодкой то ли парус, то ли снег.
И кличут дождь то ведьмы,
то, вдруг, черти,
И затворяют дверь в пустой ковчег.
Максим Крайнов, Москва
* * *
Когда душе рутина надоела,
но свиток дел не видится иным,
тогда она, не оставляя тела,
сосуществует как бы вместе с ним.
Ей всё равно – среда или суббота
или какой за ней настанет год.
Неясно предугадывая что-то,
она спокойно молится и ждёт.
Пусть позади все вольности и неги,
а впереди большие рубежи,
но лишь она печалится о снеге,
протаявшем местами вдоль межи.
Пусть жизнь забита жмыхом и половой
и разлилось повсюду море лжи,
но пьёт она божественное слово,
не помня языки и падежи.
Пусть мир летит в неведомую пропасть,
взметая роковые мятежи,
но лишь она испытывает робость,
переходя над пропастью во ржи.
…Когда душа устала до предела
и ход событий ей необъясним,
тогда она не покидает тело,
но пребывает где-то рядом с ним.
Алексей Антонов, Спас-Клепики, Рязанская обл.
Не верующим
А что останется от нас
Через неделю после смерти?
Я не хотел бы лицезреть
Виденье это. И поверьте
Не может это быть венцом,
Плодом земного совершенства.
И потому да будет Бог
Пределом нашего блаженства.
Виктория Быкова, Нижний Новгород
Спасибо, Господи, за милость!
Так много трудностей свалилось,
Что начала стихи писать!
Спасибо, Господи, за милость!
И мой восторг не описать!
Жизнь видится совсем другая
Внутри меня и всё вокруг!
Вошла я вдруг в ворота Рая,
И это стоит многих мук!
Теперь, о Боже, умоляю –
Не отними мне данный дар!
Ведь я теперь не представляю,
Как без стихов держать удар!
Полосу подготовил Владимир Смирнов, член Союза писателей России