Марианна Марговская, кандидат философских наук, член Союза писателей России
«Голос жизни моей...» Памяти Евгения Дубнова / Сост. Лея Гринберг-Дубнова. – СПб.: Алетейя.
«Уже скоро два года, как я живу в мире его души. Прохожу с ним путь от детства, юности, зрелости и до последних дней внезапно оборвавшейся жизни», – пишет во вступлении автор-составитель Лея Гринберг-Дубнова, член Союза писателей Израиля, о своём брате – одарённом поэте и увлечённом переводчике русской классической поэзии Евгении Дубнове, творчеству которого посвящена представляемая книга. Оставив после себя богатое литературное наследие в стихах, прозе, переводах и литературоведческих трудах, Евгений Дубнов ещё при жизни сумел утвердиться на международном уровне как самобытный, незаурядный литератор и истинный знаток изящной словесности. На его счету – четыре стихотворных сборника в британских издательствах. И ещё – до сих пор не изданная антология русской поэзии в английском переводе, которую он долгие годы составлял совместно с лауреатом Королевской золотой медали в области поэзии Джоном Хит-Стаббсом и другими английскими поэтами. При этом имя Евгения Дубнова до сих пор неизвестно российскому читателю. А ведь именно с Россией поэт всю жизнь чувствовал непрерывную духовную связь, питая искреннюю любовь к русскому языку. Оттого представляемая книга – удачный повод открыть для себя новое литературное имя, которое в своё время привлекло внимание Иосифа Бродского, встретившегося с поэтом и подарившего ему свою вышедшую книгу. Известный знаток Серебряного века, английский профессор Джеральд Смит отозвался о Евгении Дубнове как «о значительном поэте третьей эмиграции». Заботливо сохраняя память о брате, Лея Гринберг-Дубнова объединила под одной обложкой не только книги его стихов и малую прозу, но также и воспоминания коллег и друзей и профессиональный литературоведческий анализ, который помогает проследить развитие поэтического дарования Евгения Дубнова на протяжении практически всей творческой жизни, оборвавшейся несколько лет тому назад.
Темы поэтического творчества определяются широтой биографии и географии. Родившись в Эстонии, Евгений Дубнов провёл юношеские годы в Латвии, затем поступил в московский университет, но навсегда покинул Союз, уехав в Израиль. Окончив Бар-Иланский университет, он уехал работать над докторской диссертацией по сравнительному литературоведению по теме «Два крупнейших поэта двадцатого века: Осип Мандельштам и Томас Стернз Элиот». Диссертацию написал, но техническую завершающую часть ко времени защиты не успел, тем самым лишив себя профессорского звания и собственной кафедры в Бар-Иланском университете, что в дальнейшем осложнило его жизнь. Но он писал. Всё время писал. И преподавал литературу и языки. В Англии. В совершенстве овладев английским языком и получив британское гражданство, Евгений Дубнов свободно переводил с русского не только чужие, но и свои собственные стихи: два последних поэтических сборника он в соавторстве с известной англо-американской поэтессой Энн Стивенсон выпустил как билингвы.
В предисловии к его последней книге она написала:
«Для людей верующих, творческих и вообще всех тонко чувствующих природу, захватывающие религиозные искания в этих стихах свидетельствуют, что Евгению-Юджину Дубнову принадлежит достойное место в русле возвышенной традиции, возвещённой такими поэтами, как Данте, Блейк, Джордж Герберт, Дж. М. Хопкинс и Уильям Б. Йейтс. <…> Его стихи – это фиксация человечным и мужественным художником того, что Д. Лоуренс называл проникновением».
Профессор Оксфорда Дмитрий Оболенский словно дополняет её слова, подчёркивая другую грань его творчества. Анализируя третью книгу стихов, «В протяжённости времени», он пишет: «Звучание большой русской поэзии прошлого в уникально оригинальном голосе».
Стихотворное творчество Евгения Дубнова можно ёмко охарактеризовать словами самого поэта – «эти нервнобегущие строки». Первое, что бросается в глаза, – внутренняя напряжённость и даже перенапряжённость его стиха, через который рвущийся дух пытается высвободиться из тесноты социального мира, преодолеть границы плоти и земного тяготения, продлить себя в вечности, за пределами земного бытия. Оттого в его метафорах очень много движения. Оно воплощается, например, в образе птицы и птичьего полёта – тревожно мечущиеся чайки; голубь, погибающий под колёсами автомобиля в момент, когда отрывается от земли. Это одно из самых ранних его стихов, вошедших в первую изданную им книгу – «Рыжие монеты».
Вот ты и взлетела к небу, птица,
Кровью искупая слепоту.
Жизнь твоя пускай тебе простится –
Ты погибла всё же на лету.
Точно так же «летят деревья, словно стаи птиц» мимо бегущей в никуда девушки в стихотворении «Фантазия-экспромт»:
Она бежит – беспомощно и слепо.
Летят деревья, словно стаи птиц.
Она бежит – и вот на землю небо
Летит слезой, сорвавшейся с ресниц.
Точно так же мчится в неизвестном направлении скорый поезд – ещё одна повторяющаяся метафора, которая, по определению критиков, олицетворяет мысленное «возвращение домой»:
Но куда же я еду?
Я это опять забываю.
Поезд, в рельсы упёршись,
толкает и тащит меня.
Полусонные лампы,
забывшись, бездумно мигают,
И хохочут вагоны
над сменою ночи и дня.
Кто же может ответить,
что завтра со мною случится?
Меня тянет к себе
по откосу летящая тень.
Вот я снова бросаю
привычные вещи и лица,
Чтоб застигнуть врасплох
на перроне свой завтрашний день...
Полная мест и событий жизнь поэта стала почвой не только для стихов, но и для прозаических произведений. В Клемсонском и Ливерпульском университетах на английском языке была опубликована книга воспоминаний Евгения Дубнова Never Out of Reach. А в одном из английских издательств до сих пор ждёт своего часа художественный роман, который автор при жизни так и не успел опубликовать. В представляемой книге в качестве образца его прозы приведены небольшие рассказы, лейтмотивом которых стали годы московского студенчества, конфликт с социумом, чувственные переживания и, конечно, неиссякаемое стремление к поэзии. Его строки хочется цитировать.
Напряжённым стремительным лётом,
Где светла и чиста синева,
Над высоким до слёз небосводом
Догоняют друг друга слова.
В них элизии эллинской пенье
И латинских пиррихиев град,
Итальянских дифтонгов мученье
И французских сонорных игра.
(«Напряжённым стремительным лётом...»)
Человек насыщенной и непростой судьбы, Евгений Дубнов до конца оставался верен своему призванию. Об этом говорят и его последние строки, написанные за месяц до нежданной кончины: «…как птичьи трели, / Как поворот летящего крыла, / Я делал то, ради чего родился». И такая истовая преданность стиху, безусловно, заслуживает большого уважения.