Мёрзлой картошке
Картошка, что сгнила наполовину,
Спасением дымилась на столе –
Черным-черна, как ссыльного судьбина,
Сладка, как память о родной земле.
Картошка из-под снега... Слава Богу
Не кормят нынче ею и свиней.
А я хочу сказать высоким слогом
О той картошке... Именно о ней.
Я имена родных перебираю,
Что ссыльными остались навсегда,
И мне в лицо, сурово, не мигая
Тогда глядит народная беда
Глазами моей бабушки...Бывало,
Чтобы чужбина всех не погребла,
Она руками землю ковыряла
И скрюченными пальцами гребла.
Мерзла картошка, но поддержит силы,
Ей благодарны были от души,
Когда калмыков голодом косило,
Когда палач народов их душил.
Жива в легендах и в стихах воспета –
О прошлом память мой народ хранит.
«Мне вкус не позабыть картошки этой», –
Волнуясь, моя бабушка твердит.
* * *
Дом опустелый, одинокий,
С глазницами пустыми окон,
Стоял угрюмо на краю села,
Теперь стал рушиться – пора его пришла.
Кто был его хозяин, где же он –
В огне войны до лучших дней не дожил,
А может быть, от ран он умер позже
И вдалеке от дома погребён?
Кто был хозяин, что за человек?
Не мать ли чья-то дожила свой век
И незаметно, как свеча, погасла
Одна?..
О сколько ненаглядных сыновей
К родным своим порогам не вернулось –
Взяла война...
О сколько безутешных матерей
С холодной старостью наедине согнулось –
Война свела...
Ах, этот дом, что на краю села!..
Перевод Лилии Петровой
Встреча с учительницей
Г.Г. Гаряевой
В родном селе я повстречался с нею,
Учительницей давних, детских пор.
Мы с ней остановились. Был затеян
О житии неспешный разговор.
И тут я, сроду не игравший в прятки,
Замялся, не решаясь расспросить,
С какой поры её седые прядки
Слились в одну серебряную нить?
Да я ведь тоже виноват, наверно,
В обильном появлении седин...
Не я один? Конечно, не один...
Но в этом есть, признаться откровенно,
Одна из многих неискупных вин!
Учительница добрая моя
Расспрашивает долго и пристрастно,
Как я живу и как моя родня, –
Она всех знает, помнит всё прекрасно.
И на прощанье, истощив запас
Своих вопросов, говорит мне: «Рада
Твоим успехам! Моё счастье – в вас!
Ученики – и гордость, и награда!»
Сказала – и пошла по целине.
Весь мир пред ней
Раскинулся, как карта...
Ах, эта встреча радостная мне
Прибавила и силы, и азарта!..
Каменная слеза
На старинной площади в Дербенте,
У мечети, под стеной, внизу,
На широком плоском постаменте
Я увидел памятник-слезу.
Из блестяще-чёрного гранита
Выточена скорбная слеза...
Древнею легендою повита –
Плачут в ней померкшие глаза...
Есть легенда: в древности глубокой
Ринулась к Дербенту напролом
Рать врагов... и вождь её жестокий
Шлёт гонцов: «Сдавайтесь-ка добром!
Пощажу я только тех, кто ныне
Сложит меч и клятву принесёт.
Ну а тем, кто закоснел в гордыни,
Мой палач гордыню усечёт!»
Не нашлось предателей в Дербенте,
Малодушных не было средь них,
Толку нет в лазутчике-агенте,
Хан в шатре беснуется, ретив:
«Все – на штурм! Стереть с лица земного
Стены, храмы, хижины, дворцы...
В плен – не брать! Коня сюда... Гнедого!»
И ведут Гнедого под уздцы...
Хан в седле красуется, гарцуя:
«Погляжу, как эти гордецы,
Смерть свою над головой почуя,
Запоют... На приступ, храбрецы!»
Много дней кипела эта битва,
Кровь и смерть, пожарища огни...
Всё смешалось: стоны и молитвы,
Утро, вечер, полночи и дни...
Спесь врагов убавилась… Они
Многих потеряли в этой схватке.
Хан от злобы почернел, усох.
Обгорели пологи палатки,
Конь Гнедой от тяжкой раны сдох...
Но врага неисчислима сила,
Он дороги трупами устлал.
Но за валом новый катит вал,
Битва уже в улицы вступила
Древнего Дербента... Город пал.
Хан собрал защитников к мечети:
«Я же вас, собак, предупреждал!
Сила правит бал на этом свете.
Вот и я вас силою сломал!»
Помолчал и... вырвать приказал
Левый глаз у каждого дербентца!..
И в мешок посыпались глаза
Воина, мальчишки и младенца...
И скатилась Чёрная Слеза
Под ноги опешившему хану.
И легла гранитною скалой...
Злобный хан давно в безвестность канул,
А Слеза и ныне, в дождь и в зной,
Говорит о мужестве, о долге,
О героях, победивших страх...
Каменные слёзы льются долго,
Долго отзываются в сердцах!
Перевод Александра Соловьёва