Ежегодно в мире заканчивают жизнь самоубийством, по данным ВОЗ, около 700 тысяч человек. И Россия в рейтинге стран по количеству суицидов занимает девятое, далеко не почётное, место. Высоким остаётся число завершённых самоубийств и попыток покончить с жизнью и среди несовершеннолетних. 7 декабря в Брянске, например, восьмиклассница принесла в школу охотничье ружьё, открыла огонь по одноклассникам, а потом покончила с собой, а 9 декабря добровольно ушёл из жизни московский десятиклассник.
В сентябре 32-летняя жительница Барнаула, педиатр, любящая мать, убила двух своих маленьких детей, а затем покончила с собой, спрыгнув с 22-го этажа. Что происходит? Окружающее кажется нам настолько чуждым и враждебным, что мы не хотим в таком мире жить? В проблеме пытается разобраться екатеринбургский историк Дмитрий Лабаури.
Белые вороны на чужом празднике жизни
Возьмём самый дикий случай, с убийством двух маленьких детей. Ссылки на послеродовую депрессию и негативные последствия гормональной перестройки для объяснения явно недостаточны. Одни лишь физиологические процессы, как и ментальная дисфункция, не могут толкнуть любящую мать на убийство своих малышей с последующим самоубийством. Для этого необходим прежде всего определённый порядок мыслей, который не рождается сам по себе, а формируется вследствие тех сигналов, которые человек получает из окружающего мира.
Убивают себя не только молодые матери, уставшие, как им кажется, от безысходности и сложностей семейного быта. Достаточно открыть криминальную хронику, чтобы понять, что типологически схожие самоубийства характерны и для юных отличниц, не обременённых семейной нагрузкой. Вот, например, что рассказала мать покончившей с собой 18-летней студентки из Уфы: «Алина у меня умница была – окончила школу с золотой медалью, блестяще сдала ЕГЭ, поступила на бюджет... Да и столько целей у неё было… А потом выяснилось, что Алина записалась на какие-то психологические тренинги… После тренингов Алину было не узнать: приезжала домой без сил, измотанная, молчаливая, подолгу лежала на кровати и смотрела в одну точку. Дальше – хуже. Заявила, что бросит учёбу – мол, никому диплом в наше время не нужен… А через месяц Алину нашли мёртвой».
Очевидно, что тяжёлая депрессия послужила благоприятной почвой для развития суицидальных намерений, но явилась отнюдь не единственной причиной самоубийства. Для того чтобы решиться, Алине необходимо было усвоить всё тот же определённый порядок мыслей, что во многом и произошло благодаря упомянутому тренингу «личностного роста». Сам тренинг был совсем не уникальным, в основу его работы была положена идеология, вполне соответствующая духу современного времени, – идеология раскрепощения человека, в том числе и через его освобождение от внешних и внутренних установок и норм.
Вспомните эти кричащие лозунги, ставшие настоящим символом эпохи постмодерна и взятые на вооружение современной психологией (к слову сказать, часто обвиняемой сегодня, особенно психиатрами и психотерапевтами, в лженаучности): «Позволь себе!», «Прислушайся к себе!», «Научись получать удовольствие!», «Наслаждайся жизнью!», «Сними запреты!», «Живи здесь и сейчас!». На самом деле это именно то, что от учёных умов в качестве высокой санкции и желает услышать человечество победившего гедонизма вместо прежних призывов: «Борись и достигай!», «Твори и созидай!», «Будь верен долгу!» и т.п. Каково было привыкшей следовать материнским установкам 18-летней перфекционистке осознать, что окружающие выбирают для себя совсем иную модель успеха – через «наслаждение жизнью»?
При этом идеология разного рода психологов, коучей и властителей молодых умов из блогосферы этот общественный выбор даже не формирует, а скорее подстраивается под него, следуя закону спроса и предложения.
Цена раскрепощения
Какова траектория движения общества «вечного праздника» как у нас, так и на Западе? Тревожные предостережения об угрозе социальной деградации звучат уже не только в оценочных суждениях общественных дискуссий, но и подтверждаются вполне точной научной статистикой. Так, например, ряд исследований в западных странах выявил, что неуклонный рост в XX веке IQ человечества остановился на рубеже 1980–1990-х годов, а с середины 2000-х сменился стремительным падением. Практически во всём мире замедляется и постепенно переходит к спаду связанная с «человеческим капиталом» производительность труда, притом что материальное стимулирование труда только растёт.
Есть и более тревожные тенденции, в частности, неуклонное снижение в течение последних 40 лет тестостерона у мужчин и фертильности у женщин. Таким образом, сегодня, опираясь на выводы западных социологов, уже можно говорить не только о ментальной, но и о физиологической трансформации современного человека. С большой долей вероятности при этом можно утверждать, что характерной для современного Запада траекторией следует (пусть и с опозданием) и остальное человечество, в том числе и российское общество.
Депопуляция в большинстве стран, как и острый кризис института семьи – важнейшего из всех социальных институтов, так же очевидна всем. Сегодня эта проблема добралась даже и до традиционно мусульманских стран и регионов. Все указанные процессы по большому счёту являются той ценой, которую платит человечество за своё раскрепощение на пути к «весёлой жизни», освобождающей от долга, ответственности и бремени созидания.
Причём в истории подобный поворот в эволюции человека разумного встречается не в первый раз. Нечто подобное, пусть и в намного более простых формах, мы увидим и в Римской империи с её «хлебом и зрелищами». Римская цивилизация оставила после себя не только величественные образцы философии и права, шедевры архитектуры и достижения в военно-политической сфере, но и открываемые ныне археологами обширные кладбища абортированных младенцев рядом с публичными домами. Именно там, вероятно, покоятся так и не родившие римские воины, строители, мыслители и учёные, недостаток которых в итоге и погубил Рим. В конечном счёте уже та древняя цивилизация должна была научить нас тому, что приоритет ценностей удовольствия и потребления неизбежно прокладывает путь к социальной катастрофе.
Все тогда так жили
Но что происходит с теми, кто вопреки духу времени и трендам массовой культуры выбирает путь созидания и исполнения долга? Иными словами, как ощущает себя человек, который тянет лямку и жертвует собой, тогда как остальные вокруг него веселятся и наслаждаются беззаботной жизнью в соответствии с постулатами масскульта?
Наверняка нагрузка такого человека начинает ощущаться им вдвойне более тяжёлой, он чувствует себя белой вороной на фоне безмятежного общества, что гипотетически, наложившись на состояние депрессии, финансовые и бытовые трудности и конфликт с близкими (супругом, родителями, детьми), может породить тот самый порядок мыслей, при котором человек начинает считать себя лишним в чуждом и враждебном мире, собственные усилия и жертвы кажутся ему бессмысленными, а выбранные им некогда ориентиры ложными. Так или иначе, но именно ситуация противопоставления себя обществу может выступать благоприятной почвой для вызревания суицидальных мыслей.
Впрочем, самоубийства, вызванные конфликтом человека и общества, случались во все времена. Но если ранее они зачастую отсеивали носителей отрицательной девиации, тормозивших движение общества к прогрессу, то сегодня как будто всё поменялось с точностью до наоборот: стремительно движущееся к своему регрессу общество словно избавляется от тех, кто по-прежнему упорствует в созидательной активности.
Для понимания произошедших за последнее столетие перемен уместно будет привести один наглядный пример из жизни традиционного общества. В «Повести о моём детстве» талантливый болгарский писатель Бончо Несторов описывает свои детские годы (1906–1914), проведённые в небольшом селе Вербник, расположенном в порабощённой турками Македонии. В начале XX века основным населением села были женщины, дети и старики. Встретить здесь мужчину было непросто. Одни из них промышляли сезонными работами на чужбине, другие партизанили в горах.
Вся работа по дому, лишённому каких-либо удобств привычного для нас постиндустриального мира, как и забота о детях, лежала на женских плечах. Рождаемость, разумеется, падала, но тем не менее оставалась выше уровня простого воспроизводства. При этом дети росли отнюдь не беспризорниками. Матери, в одиночку управлявшиеся со скотиной, таскавшие воду, рубившие дрова, выполнявшие свои рутинные домашние обязанности, находили время и силы и для детей, отдавая им свою любовь и заботу. Лишь в короткие минуты отдыха мать маленького Бончо садилась у камина и брала в руки аккуратно сложенные письма его отца. Бончо называл свою мать мученицей, но такими же мученицами, по его словам, были все женщины в болгарских сёлах несчастной Македонии. Помимо нелёгкого быта болгарки вынуждены были мириться с постоянной экзистенциальной угрозой, висевшей над ними и их детьми. Соседство с грозными албанцами и постоянный террор турецкой репрессивной машины приучили их быть готовыми в любой момент бежать вместе с детьми в горы, где уцелеть было проще.
Но за счёт чего сохраняли рассудок женщины Вербника в начале XX века? Как им удавалось справляться со своей социальной ролью в столь сложных условиях? Ответ на самом деле прост – все кругом так жили. То же самое, в некоторой степени, наверное, можно сказать и о поколении наших российских бабушек и прабабушек, сумевших в тяжелейших условиях 1930–1940-х годов создать семьи и поднять детей, дав им пример невероятной стойкости и трудолюбия. Их психика адаптировалась к той действительности, которую они считали единственной и нормальной. И как же сильно от них сегодня отличаются их внучки и правнучки, наблюдающие вокруг себя пульсирующий в бесконечных развлечениях мир.
От субкультуры к контркультуре
Женщины, к сожалению, становятся первыми и главными жертвами этой гламурной приманки. Меньшая часть из них, по инерции прошлых эпох, пытается выполнить некую созидательную миссию, сталкиваясь при этом как с отсутствием поддержки и одобрения со стороны праздного большинства, так и с несоответствием своего повседневного бытия образу той идеальной жизни, которую рисует массовая культура. Всё это потенциально ведёт к накоплению комплексов, напряжения и фрустрации с закономерным итогом в виде конфликтов, депрессий и распада семьи, в которую было вложено столько сил. По данным статистики, заметим, в России распадается 68 браков из 100.
Современный глобальный мир практически не оставляет шансов новым поколениям вырваться из паутины этой зависимости. Неудивительно поэтому, что главным образом лишь изолированные от внешнего мира общины по-прежнему демонстрируют высокий уровень созидательного потенциала как в хозяйственном, так и в семейном плане. Такие, к примеру, как сельские общины русских старообрядцев или североамериканские колонии амишей и консервативных меннонитов. Прогресс указанных общин обеспечивается не только коллективным трудом и жёсткими для современного человека идеологическими установками, основанными на вере, но и отказом от тех достижений цивилизации, которые, в их понимании, могут обладать деструктивными свойствами: от интернета, телевидения, радио. Как бы то ни было, но и старообрядцы, и амиши своим примером наглядно иллюстрируют тот факт, что развитие цивилизации имеет свои пределы.
Но есть и другие способы бегства от современной действительности. В России, в частности, с каждым годом растёт число мусульманских неофитов из этнических русских, в большинстве своём женщин, связавших судьбу с мужем-мусульманином. Некоторые из них с лёгкостью переносят подчинённое положение в семье, терпят наличие у мужа второй жены, облачаются в максимально закрытую одежду, свыкаются с тяготами новой социальной роли, в том числе в качестве многодетной матери. И при этом испытывают эйфорию по поводу удавшегося бегства из культуры современного урбанистического постиндустриального мира, удачно названной американским мыслителем П. Дж. Бьюкененом «культурой смерти». Эта эйфория порой становится настолько сильной, что превращает таких женщин в адептов совершенно радикального ислама салафитского толка, который выступает уже в роли не столько субкультуры (наподобие амишей или старообрядцев), сколько контркультуры, бросающей вызов всем окружающим. Лучшей иллюстрации болезни нашего общества, пожалуй, и не найти.
Хотелось бы верить, что рано или поздно и этот общественный недуг будет преодолён. Произойдёт это тогда, когда государство и общество осознают необходимость в устойчивых мерах противодействия разрушительным волнам беспрецедентной современной информационной революции с её вседозволенностью. В конечном счёте человечество, если желает сохраниться и продолжить своё развитие, рано или поздно будет вынуждено отказаться от идеологии глобального неолиберализма в пользу продуманной системы ограничений.
Дмитрий Лабаури, кандидат исторических наук, доцент кафедры новой и новейшей истории Уральского федерального университета
В ТЕМУ
Кто бы мог подумать, к примеру, в конце XX века, что суммарный коэффициент рождаемости в Косово опустится в 2022 г. до 1,5 ребёнка на одну женщину. В Дагестане и Ингушетии этот же показатель за десять последних лет сократился соответственно с 2,03 и 2,27 до 1,76 и 1,87, тогда как ещё в 1980-е северокавказские республики в 2–3 раза превосходили по этому показателю остальные российские регионы.
Упала в последние два десятилетия рождаемость ниже уровня простого воспроизводства и в таких странах, как Иран, Турция, Бахрейн, Катар и ОАЭ. В Китае, несмотря на все попытки властей снизить темпы старения населения, суммарный коэффициент рождаемости уверенно приближается к 1 ребёнку на 1 женщину (в 1995-м – 1,68, в 2005-м – 1,53, в 2020-м – 1,3, в 2022-м – 1,08), тогда как даже