Александр Куприянов. Гамбургский симпатяга. – М.: Вече, 2023. – 464 с. – 1000 экз.
Проза Александра Куприянова последние годы привлекает всё больше читателей. Новый его роман, «Гамбургский симпатяга», интересен со многих точек зрения. Тем, кто хочет узнать настоящую правду о русской жизни второй половины двадцатого века и первых 23 лет века двадцать первого, просто необходимо прочитать эту книгу. Почему я говорю с такой уверенностью? Непростое это время оставило массу свидетельств: отчего именно Куприянов? Наверное, потому, что без его ярких заметок чего-то в истории будет не хватать. И это вовсе не комплимент – ощущение.
Роман построен как свободное размышление автора о жизни, своей и тех, кого он встретил на пути, кто подталкивал его к чему-то, кто своим примером вдохновлял или отвращал. Но это не автофикшен. Напрашивается сравнение с катаевским стилем, но, мне кажется, да простят мне читатели вульгарность сравнения, разница в манере, в эмоциях, катаевский мовизм напоминает кусок мяса по-французски, суховатый и выдержанный, а прозаический метод Куприянова больше похож на бифштекс с кровью, сочный, ароматный.
В книге огромное количество отсылок и реминисценций, много известных персонажей. Много размышлений, весьма оригинальных. Основными двигателями являются ассоциации, автор словно импровизирует перед нами, иногда даже вспоминается система Станиславского с её знаменитыми «петелька-крючочек», хронологии времени нет, есть хронология души с её терзаниями и прозрениями. Я чувствую особую близость к подходу Куприянова к литературе, поскольку в основе её – предельная свобода, нежелание следовать схемам, нежелание угождать той или иной литературной школе. Это рискованно, но в этом случае даёт эффект. Жизненный опыт переплавляется в художественно интересную исповедь, где всё напрямую, где даже в заблуждениях свет истины. Понимаю, что последний пассаж звучит парадоксально, но он точен, так, когда Куприянов вспоминает о своих разговорах с Суворовым-Резуном, многие, прочитав это, изумятся: у бежавшего за границу офицера ГРУ и писателя совсем другой имидж, но автору этой книги глубоко наплевать на то, что «станет говорить княгиня Марья Алексевна», он считает важным только то, что идёт от сердца, он не врёт себе – и это, без всякого сомнения, подкупает.
Он задаёт вопросы себе и читателям и выжидает паузу, чтобы ответ дала сама ткань романа. Это большое искусство. Моцарт говорил, что музыка не в нотах, а в тишине межу ними, музыка Куприянова часто в этих паузах, в этих вопросах, ответы на которые ещё не даны, но весь роман подталкивает к тому, чтобы это произошло. Так, анализируя тот факт, что Виктор Ерофеев включил в «Цветы зла» повесть Виктора Астафьева, Куприянов предаётся воспоминаниям о Викторе Петровиче, которого лично знал, задаётся горькими вопросами о его судьбе, о времени, о «пражской весне», вспоминает знаменитую историю о потерянной в такси рукописи своей первой повести, благословлённой Астафьевым. Эта сияющая стилистика позволяет переходить с одной темы на другую, поскольку Куприянов старается следовать течению мысли, осознавая её прихотливость и неожиданность. Его размышления доходят буквально до всего, от анализа современной прозы до того, какие странные фамилии бывают у людей. В плотную вязь его речи вплетаются слова из разных лексических пластов, но он умеет с этим справляться, выплавляя новую органику. Я всегда настаивал, что выбор материала – важнейшее умение писателя. Куприянов только на первый взгляд составляет своё блюдо из неконтролируемого количества ингредиентов, отбор на самом деле очень жёсткий. И этот отбор многообразный, он и из его богатой на события жизни (чего стоит эпизод о встрече с Борисом Панкиным в Лондоне), и из рассуждений, где на бумагу попадает только то, что выстрадано.
Куприянов умет рассказывать о значимых людях для России, благо жизнь подарила ему много встреч с ними. Он задаётся вопросом о связи поколений, он с тоской говорит о первой любви, он остро ощущает, как земное время нарастает в нём. И мёртвые, и живые для него равные участники его духовной жизни, он умеет вывести человека вроде бы незаметного, таков Адольф Лупейкин из его детства, но выделить такие его черты, что невозможно забыть. Его любовь и внимание к подзабытому ныне в России Анатолию Кузнецову, автору «Бабьего Яра», достойна уважения и восхищения. Он строг к себе, требователен к тем, кто подаёт надежды, снисходителен к чужим слабостям, понимая, что слабость – часть силы. Мне радостно, что не забывает он вспомнить и Дмитрия Бакина, одного из лучших русских писателей. Эта книга многофункциональна. Она для тех, кто любит Россию во всей её полноте, для тех, кто рождается с мыслью, что Родина много больше его самого и будет всегда, а ты лишь точка в пространстве. «Гамбургский симпатяга» – так любил подписывать открытки отец главного героя, рассказчика, Александра Куприянова. Для капитана, жившего в Приамурье и никогда не ходившего в порты Европы, это необычно. Возможно, гамбургский симпатяга для Куприянова стал гамбургским счётом. И он по этому счёту отвечает без недоплат.