Дед Николай с внуком Стёпой, приехавшим на каникулы из столицы, сидели на берегу залива и ждали, когда малиновый диск вечернего солнца свалится за горизонт. Каждый вечер они приходили сюда вдвоём, купались и зачарованно наблюдали за тем, как дневной свет сначала медленно покрывается сумраком, а потом всё быстрее и быстрее уступает место тёмному бархату ночи. Это действо, к удивлению внука, всегда происходило по-новому и не повторяло вчерашнего. Тёплое лимонное солнце едва заметно вдруг подёргивалось стыдливым румянцем, а затем плавно начинало сползать с верхней точки небосклона, по мере движения остывая и покрываясь багряной медью. Буквально через минуты оно касалось водной глади и стремительно погружалось в морскую пучину. Поражало Стёпу это вечернее таинство тем, что происходило оно в торжественной тишине, не нарушаемой клёкотом чаек, смехом курортников, лаем бездомных собак и гудками автомобилей. Всё в эти мгновения замирало и прощалось с уходящим днём.
– Дед, а почему всегда так тихо вокруг? – почему-то шёпотом спросил внук.
– Да кто его знает. Видимо, законы такие у природы, – помолчав, ответил дед, – вот ведь и всё живое на земле, в том числе и человек, расстаётся с жизнью молча, без суеты. Ну да тебе об этом думать пока рановато, пойдём-ка лучше домой, а то бабушка, наверное, заждалась нас на ужин, – сказал Николай, вставая.
– Давай ещё посидим. Расскажи мне что-нибудь о себе, – попросил Стёпа, – я ведь совсем мало про твою жизнь знаю. А ты же всю войну прошёл и работал много.
– Что ж тут рассказывать? Ну воевал, ну работал, особо и вспомнить нечего. Как все, так и я, – ответил дед.
– А мне всё интересно, – настаивал внук, – ну вот хотя бы где ты так плавать научился? Плаваешь-то ты будь здоров. Хотя полруки нет, а тебя не догонишь. В воде по часу бултыхаешься, я уж замёрзну, а тебе хоть бы хны.
– Да уж, учитель по плаванию хороший мне достался, – задумчиво ответил дед и, помолчав, продолжил: – Было это ещё до войны. Я вот такой же, как ты, малец был, только что десятый класс закончил и приехал сюда к бабушке на каникулы. Плавать, конечно, почти не умел – ни реки, ни моря рядом не было. Помню, пришёл первый раз на берег, а там мальчишки местные купаются – все коричневые от загара. Ну я тоже майку снял, зашёл по пояс в воду, проплыл немного, как тогда говорили – «по-собачьи», и лёг на песок. Слышу – ребята хихикают – и понимаю, что надо мной смеются. Один из них подошёл и спрашивает:
– Слышь, бледнолицый, ты откуда такой взялся?
Я ему:
– Из Москвы.
А он:
– Зовут-то тебя как?
– Николай, – отвечаю.
– Колёк, значит, по-нашему, – говорит, – ну так и будем тебя звать Колёк-Москалёк.
В общем, познакомились. Ну а дальше все дни вместе проводили. Однажды сидим на пляже и видим: по тропинке к морю девчонка спускается, такая вся лёгкая и воздушная. Идёт, словно земли не касается, – длинноногая, голенастая, и волосы на ветру развеваются. Прошла мимо нас, глазищами зелёными зыркнула, бросила на ходу:
– Здрасте, мальчики, – платье сняла – и в воду. А у нас у всех челюсти отвисли.
Стали обсуждать меж собой, кто такая да откуда. Один паренёк поведал, что к их соседке племянница из райцентра на лето приехала. Ну, естественно, мальчишки в море – поближе к ней. Я тоже за ними в воду полез. Слышу – уже познакомились, Люськой её зовут. Смех, гогот стоит, а она и предлагает всем: поплыли, мол, до дальнего острова, и первая рванула, мы за ней. Я сгоряча метров пятьдесят проплыл, но силы быстро иссякать стали. Повернул назад, а руки как ватные – не слушаются. Чувствую – тону, захлёбываться начал. Очнулся уже на берегу, глаза открываю, а надо мной лица гогочущие, и, что особенно обидно, Люська смеётся, дельфинчиком обзывает.
Еле я тогда до дома добрался. Потом уже узнал, что никто из ребят так до острова и не доплыл. Не выдержали и они, сойдя по очереди с дистанции. А Люське хоть бы что – сплавала туда и обратно, и ещё целый час купалась.
Я после этого случая целый месяц на берег не ходил – боялся, что смеяться будут. Но каждое утро, пока все спят, брал с собой еду, пробирался за мыс и в одиночестве учился плавать, тренировался с утра до вечера.
Лето заканчивалось, и скоро мне предстояла обратная дорога в Москву. В последний перед отъездом день я вновь появился на берегу и влился в ватагу сверстников. Теперь мой загар уже ничем не отличался от загара местных парней. Да и тело оформилось мышцами, потеряв городскую припухлость. Мы лежали и болтали о всякой всячине, свободно перепрыгивая с темы на тему. Наконец появилась Люська, всё такая же яркая и весёлая, какой я её запомнил в первый раз.
– Привет, мальчики, – с улыбкой сказала она и насмешливо спросила: – Ну, кто сегодня со мной?
В ответ все промолчали.
– А может, тогда ты, дельфинчик? – обратилась она ко мне.
Все заржали, а я молча встал и пошёл за ней. Один из ребят крикнул вдогонку:
– Давай-давай, Москалёк! Ты лучше сразу по дну шагай, так вернее будет.
Дружный смех раздался за спиной.
Мы поплыли, переговариваясь на ходу и всё дальше удаляясь от берега. А когда его уже не было видно, реальность отступила. Были только вода, небо и мы. Чувство неописуемого восторга охватило меня. Эта прекрасная девчонка звонко смеялась и болтала только со мной. Иногда мы переворачивались на спины и замирали, полностью доверяясь морю. Наконец через полчаса показался остров, который встретил нас прогретым солнцем песком и первобытной природой.
Время пролетело незаметно. Вернулись мы ближе к вечеру, когда на пляже уже никого не было. Я проводил Люську до дома и на прощанье, осмелившись, неловко чмокнул ее в щёку.
– Ну ты даёшь, Москалёк, – улыбнулась она и упорхнула в темноту.
Наутро я уехал, а меньше чем через год началась война. Меня призвали, обучили и направили к месту боёв как раз в те места, где я провёл прошлое лето.
Добираться надо было туда морем. Нас, человек триста, погрузили на какую-то посудину и ночью отправили. Однако беда пришла откуда не ждали. Оказывается, фашисты к вечеру прорвали нашу оборону и заняли прибрежный район порта, куда сразу же стали подтягиваться вражеские корабли. Вот один из них и вышел в ночи прямо на нас и шарахнул по нам из всех калибров.
Десяти минут не прошло, как все мы оказались в воде. Кто-то сразу ко дну пошёл, а кого-то из пулемётов потом добили. В живых осталось человек двадцать – тех, кто успел подальше отнырнуть.
Поплыли мы, не зная куда. Только недолго вместе продержались. Друг за другом молча стали исчезать, теряя силы. В конце концов один я остался и погрёб медленно, экономя силы.
А когда рассвет забрезжил, почувствовал, что и у меня мочи нет. Да ещё и рука раненая совсем отказала. Ну, думаю, конец приходит. Перевернулся на спину и стал дрейфовать бревно-бревном в сером тумане. С жизнью начал прощаться, родителей вспомнил. Даже к Богу обратился с какой-то молитвой, хотя и не знал ни одной. И вдруг то ли в беспамятстве, то ли наяву увидел я, как из тумана лодка выплыла, а в ней фигура в плаще с капюшоном. В этот момент сознание меня и покинуло. Очнулся уже в лодке от кашля. Оказалось, в рот мне спирта влили для сугрева. Смотрю – а передо мной лицо такое знакомое, дорогое, и глаза зелёные блестят.
– Люська, – выдохнул я, – ты как здесь?
– Да вот, рыбу ловлю, – ответила она, – сеть приплыла снимать, а тут ты, Москалёк, пришвартовался. Сейчас перевяжу тебя, и к берегу подадимся. Там немец караулит, но мы аккуратненько. Ты потерпи.
Дальше что было – плохо помню. Одним словом, оказался я на чердаке в Люськином доме. Лечился долго, но выходила она меня. Правда, рана на руке загноилась, пришлось местному доктору укоротить её по локоть. А когда выздоровел, к партизанам в горы подался. Там и воевал до прихода наших, до Берлина дошёл, а после учительствовал до самой пенсии.
Дед замолчал, погрузившись в воспоминания, а потом сказал:
– Так что плавать я вовремя научился благодаря такому тренеру. Если бы не эта девчонка, не сидели бы мы сейчас с тобой. И ты учись, авось пригодится. Давай-ка, Стёпка, до дома двигать, а то бабка, наверное, уж вся изворчалась. И ужин давно остыл.
Дед с внуком поднялись и пошли по тропинке в гору. На ходу Стёпа спросил:
– А Люська-то куда потом делась? Что с ней-то случилось?
– Люська-то? А что с ней может случиться? – лукаво ответил дед. – На лавке у калитки, поди, моя Людмила Ивановна сидит и нас с тобой дожидается.
Они молча, не спеша направились к дому. Дорогу освещала яркая луна, на чёрном небе золотом мерцали звёзды, а им в спину спокойно дышало бескрайнее море.
Владимир Малышев
Родился в 1949 году. Российский продюсер, сценарист, учёный, преподаватель. Ректор ВГИКа, президент Ассоциации учебных заведений искусства и культуры, заслуженный работник культуры РФ, академик РАО.