В час небывало жаркого заката в Петербурге, на Васильевском острове, близ волн Финского залива, можно увидеть, как две фигуры появляются на крыше одного из домов-мастерских. И это не просто крыша, а цветущий сад. А возникшие там фигуры – Олег Яхнин и Екатерина Дружинина. Два книжных человека. Мастер книжной графики и его муза…
Иллюстрации заслуженного художника Олега Яхнина украшают более семидесяти книг, среди которых произведения Чехова, Чуковского, Салтыкова-Щедрина, Гофмана, Гёте – список этот велик. Произведения его хранятся в Русском музее, Третьяковской галерее, Эрмитаже и многих других музеях. В марте нынешнего года его выставка открылась в Никольской куртине Петропавловской крепости. И наконец, совсем недавно Яхнин приступил к работе над оформлением «Мастера и Маргариты» Булгакова. Чем не повод поговорить с мастером о жизни – нарисованной и настоящей.
– Олег Юрьевич, такое ощущение, что вы никогда не ищете вдохновения – вы просто не расстаётесь с ним! Но как произошла ваша первая встреча с этим эфемерным чувством?
– Вдохновение у меня врождённое, видимо. Моё первое воспоминание о самом себе: я рисую. Отец приносил в дом много книг, читать я ещё не умел, но сразу начинал разрисовывать страницы.
– То есть практически с рождения стали книжным графиком. А семья приветствовала в вас художника?
– Нет. Абсолютно нет. Мама выбрасывала мои краски с балкона. Хотела, чтобы я стал инженером или врачом. Она погибла... моя мама. Отец мой был офицером, журналистом, писателем, серьёзно к моим мечтам не относился. В доме стоял огромный сундук, я именно на нём рисовал, а внутри – хранил работы. Потом поступил в художественное училище во Владивостоке. Отучившись, отправился в Петербург, в Академию художеств.
Уже став художником, я вернулся домой и обнаружил, что работ моих детских и училищных в сундуке нет. Оказалось, моя вторая мама их выбросила. Не со зла, конечно. Просто не понимала, не знала, что в этом сундуке – моя жизнь.
– Но жизнь продолжалась, и впереди была встреча с главной музой – Екатериной Дружининой…
– На тот момент до этой знаковой встречи было ещё далеко. Я переехал в Ленинград, уже был женат, не знал и не думал ни о какой Кате. В 1978 году открылась моя большая персональная выставка в Союзе художников, но, конечно, я и не догадывался, что в этом же году примерно в это же время где-то в Омске уже родилась моя Катя. Она росла, я работал, иллюстрировал книги, которые тогда расходились по всему Советскому Союзу: изданное в Питере можно было купить и на Сахалине, и во Владивостоке.
Одна из проиллюстрированных мною книг называлась «Испанские новеллы золотого века». Причём в той работе я исполнил свою мечту: сделал торцовую гравюру – это когда по дереву работаешь, древнейшая техника. И однажды в Омске девушка Катя, которая уже, наверное, готовилась к поступлению в институт, купила эту книгу. Прочла: «Художник Яхнин». Подумала: «Ну, художник Яхнин, наверное, помер давно, такие гравюры древние». Но запомнила: Яхнин. А потом она приехала в Петербург и узнала, что есть ещё один Яхнин. Нас познакомил замечательный художник Валентин Самарин. Она сначала подумала, что я просто однофамилец того иллюстратора.
– Вы как-то рассказывали, что однажды Катя пригласила вас на свой день рождения и вы подарили ей собственный автопортрет. Причём вам было жаль отдавать его, но мелькнула мысль, что есть способ вновь обрести этот автопортрет – надо жениться…
– Да, это наша семейная шутка. А вообще, с тех пор моя судьба определилась по-настоящему. Катя тот человек, с которым можно и говорить, и жить, и работать.
– Уже догадываюсь, кого вы изобразите в образах главных героев, работая над «Мастером и Маргаритой». А вместо кота Бегемота у вас будет Марсель. Кстати, как появился в вашей жизни этот очаровательный пёс?
– Однажды Катя сказала: «Олег, я нашла собаку! Смотри, он такой же бородатый, как ты, и вообще на тебя похож». Показала фото. И я смотрю: действительно, похож. Катя поехала за ним в Калининградскую область. С тех пор он всегда с нами, открывает все выставки.
– Недавно в издательстве «Вита Нова» вышла книга Катулла, на страницах которой вы выступили не только в роли художника.
– Да, перевёл несколько стихотворений, причём в рифму, они есть в книге. Так сказать, пример другой стороны творчества автора иллюстраций. Катулл – один из самых древних поэтов, но такой живой, мощный, темпераментный: то обругает кого-то в стихах, то вознесёт до небес.
– Говорят, вы пишете и стихи, и прозу, но принципиально не публикуете. Это действительно так?
– Не чувствую себя вправе... Хотя пишу с детства. Вот у меня специальный рабочий стол – литературный. Однажды приготовил сборник стихов для издания, но передумал, начал редактировать, переписывать... Я так живу.
– И ещё о поэзии. Вы ведь иллюстрировали произведения Иосифа Бродского, верно?
– Издатель предложил мне проиллюстрировать «20 сонетов к Марии Стюарт». И я даже специально в Париж ездил и в Люксембургском саду побывал. Эскизы делал, гравюры, готовился капитально. В общем, друзья Бродского передали ему мои рисунки. Я хотел сделать фундаментальную книгу, но Бродский сказал: «Нет, я люблю, когда пером быстренько так, лёгкий штрих». А это уже мне было неинтересно, мне важны детали. Поэтому просто так решил его проиллюстрировать, без издания. В 1992 году состоялась выставка, где я представил эту графическую серию. Её приобрел Русский музей.
– Интересно, что в этом году Андрей Басманов – сын Иосифа Бродского и Марианны Басмановой – стал членом Союза художников.
– Да, династия продолжается. Я помню родителей Марианны: крупнейшие, интереснейшие ленинградские художники – Павел и Наталия Басмановы. Они приходили в Союз вместе с дочкой, талантливой и фантастически красивой.
– Чем ленинградский художник отличается от сегодняшнего петербургского? Изменился ли художник как вид?
– Изменился. Искусство всегда отражает эпоху. Советское искусство я очень люблю, оно великое. И сегодня тоже очень много прекрасных художников, но изменились сами человеческие отношения – они стали товарно-денежными. При этом не стало фондов, государственные заказы и закупки тоже закончились, вернее, серьёзно сократились. Такое ощущение, что есть только театр, кино и люди, которые поют. И ещё самая зримая перемена: раньше девушка-художник была редкостью. А теперь с этим перебор.
– Да, наши художественные академии превратились в институты благородных девиц. А как вы считаете, Олег Юрьевич, вернётся ли на своё место исчезнувшая в 1990-е годы скульптура «Торжествующий гений», украшавшая когда-то парадный вход в Союз художников?
– Трудно сказать. Но я живу, работаю и верю, что гений должен снова расправить крылья.