По изначальной задумке институты развития должны были стать важнейшим инструментом госполитики, способствующим стимулированию инновационных процессов с применением механизмов государственно-частного партнёрства. На федеральном уровне появилось 26 таких организаций, в регионах – около 200.
Буквально на днях президент дал поручение правительству провести оптимизацию институтов развития для более эффективного их использования. Функции восьми крупнейших институтов перераспределят между федеральными органами исполнительной власти и ВЭБ.РФ, а сами институты ликвидируют.
Чем можно объяснить такое решение? Подход к господдержке инноваторов, который применялся до начатой теперь реформы, значительно уступал мировым практикам – там в этом всё на порядок привлекательнее. Например, в ЕС и США предлагают солидные венчурные инвестиции на очень выгодных условиях в обмен на новые рабочие места и достижение не самых сложных показателей, но, конечно, полезных результатов работы. Вот наши толковые специалисты и бежали за рубеж, а оставались или те, кого не позвали, или убеждённые патриоты.
При этом у нас по-прежнему есть проблемы с нецелевым расходованием государственных средств. Фейковые стартапы «осваивали» денежки, создавая видимость деятельности, а реального продукта не выдавали.
Оценкой проектов занимались экспертные группы, в состав которых в лучшем случае входили узкие специалисты. Это затрудняло объективную оценку проектов, созданных на стыке технологий. А ведь большинство открытий сегодня – междисциплинарные.
Встречались и «грантоежки». Их не отличает нужный уровень компетенции, нет своих инновационных решений, зато всегда находился административный ресурс и они первыми получали доступ к грантам, да и господдержку.
Чего не хватало инноваторам, чтобы создавать и развивать стартапы? В первую очередь – доступной и адекватной финансовой поддержки на ранних этапах. Представьте, откуда у рядовых новаторов могут быть собственные средства на создание прототипа или запуск производства? Большинство стартапов в первые месяцы, иногда и годы, – сплошь убытки. До крайности минимизируются расходы, чтобы вкладывать деньги в развитие. Для экономии идёт отказ даже от штатных сотрудников в пользу совместителей, их мотивируют опционами.
В итоге получалось, что деньги институты развития нуждающимся предлагали, но условия для инновационного стартапа были невыполнимы: процентные ставки высокие, а ещё требовалось софинансирование, обеспечение или залог, личное поручительство учредителей. По сути – кабала, что никак не про развитие и инновации.
Зрелый венчурный подход – на пять–десять посеянных проектов один успешный. Причём он-то как раз всё обычно и окупает. У нас получалось шиворот-навыворот: «Сначала гарантии, что вы точно будете успешными, а потом – деньги».
Многие перспективные проекты проиграли схватку с этой «государственной» расчётливостью, едва появившись на свет.
Экономический кризис, конкуренция на внешних рынках и внутренние барьеры развития инновационных компаний заставили президента и правительство пересмотреть отношение к институтам развития. Как известно, у инновационного спроса есть особенность: в кризис, когда падает спрос в целом, инновационный спрос падает ещё сильнее. Но как только заканчивается кризис и начинается рост, инновационный спрос может расти быстрее, чем рост общего спроса. Эта реформа, начатая с подачи президента, – очередная попытка властей заложить будущие точки роста экономики. Теперь слово за инноваторами!