Ольга Галахова
И где мне смерть пошлёт судьбина… Бутусова – настигла на болгарском побережье.
Какой смерти хочешь, Цезарь? – Неожиданной… Бутусов зашёл в вечернее море. Его накрыло мёртвой волной.
На 64-м году не стало Юрия Николаевича Бутусова, режиссёра, ставшего с самого начала своей карьеры художником, который сразу начал определять лицо современного театра 1990–2000-х. Вскоре о нём будут говорить, следующие за ним поколения режиссуры – подражать.
Одни восхищались его чувством свободы, которое позволяло ему длить режиссёрское высказывание пять-шесть часов. Другие – ассоциативными метафорами, не надуманными, головными, а живыми, человеческими. Невозможно забыть, как Король Лир (Константин Райкин) тело мёртвой Корделии (Наталья Вдовина) (спектакль Театра «Сатирикон», 2006) обнимал. Оно обвисало, а он продолжал и продолжал ставить убитую дочь на ноги, прижимать к себе, как будто она оживёт… Или им овладел приступ отчаянной отцовской любви, и он впал в другое время – счастливого детства сестёр, когда с младшей играл как с самой любимой девочкой в семье? Вот Дурачок Карл (Константин Хабенский) заворачивает камень в свою грязную шинельку, имитируя тело младенца (спектакль «Войцек», Театр Ленсовета, 1997), и нас охватывает жалость к этому юродивому. Или в том же спектакле сцена бритья подаётся как репетиция будущего убийства. Кажется, бритва Войцека (Михаил Трухин), коснувшись шеи Тамбурмажора (Андрей Зибров), не снимет мыльную пену, а перережет горло клиенту. Эта мгновенная мысль, посетившая Войцека, намеренно растягивается во времени, чтобы сменой ритма дать понять, о чём он думает.
Можно без устали вспоминать сцены из разных спектаклей, которые завораживали тревожной красотой, как в финале «Бега» (Театр им. Евг. Вахтангова, 2015) или в «корейском» втором акте чеховской «Чайки». Но Бутусов любил и театр из грубой, простой фактуры, как в «Гамлете» (МХТ им. А.П. Чехова, 2005), в «Дяде Ване» (Театр им. Ленсовета, 2017).
Пространство спектаклей всегда дышало неожиданностью. В той же «Чайке» (Театр «Сатирикон», 2011) на сцене царил вселенский размах, в котором было место и Голгофе. Говорит же Нина: «Неси свой крест и веруй». И длинный стол почти во всю ширину сцены, за которым летним днём в усадьбе собирались её обитатели. Бутусов отметал каноны, утверждая свой свободный стиль.
Чехов, Шекспир, Брехт, абсурдисты – особо любимые им авторы, поскольку подсказывали, как сообщить происходящему на сцене масштаб, чтобы укрупнить состояние, переживание героев. В «Чайке» разыгрывалась драма выбора, трагического служения без права на успех, признание. Вот почему этот спектакль был больше о Нине (Агриппина Стеклова, Марьяна Спивак, Лика Нифонтова) и Треплеве (Тимофей Трибунцев, Артём Осипов, Денис Суханов), нежели о Тригорине (Денис Суханов) и Аркадиной (Полина Райкина, Лика Нифонтова).
Тотальное расчеловечивание – тема спектакля по пьесе «Человек – Человек», известной в русском переводе как «Что тот солдат, что этот», герой которой добровольно отказывается от себя, чтобы впасть в кабалу зависимости за пиво и сигареты, исполнить роль другого лица. Эта пьеса послужила для безрадостной картины мира, и, чтобы усилить размах цинизма, разлитого в обществе, Бутусов обращается к жанру кабаре. Вдова Бегбиг (Александра Большова) скажет, что потеряна разница между добром и злом, здесь любой государственный институт – пародия на закон и порядок. Ведь тот же Чарльз Ферчайлд по прозвищу Кровавый Пятерик, преследующий бандитскую четвёрку, в спектакле Бутусова – маниакальный убийца. Он идёт по следу, как зверь, не для того, чтобы спасти, а для того, чтобы расстрелять. Таким его играет Сергей Паршин.
Сцена суда над Гэли Гэем полна гротеска, сарказма. Всё – подтасовка: факты, свидетели. Все подкуплены, причём за гроши. А какое упоение в бою испытывает обвинитель Уриа Шелли Игоря Волкова. Он наслаждается царством несправедливости, этой карикатурой на юстицию. Прыгает в оркестровую яму, обращается к публике, забирая и нас в неправедные свидетели
В этом мире не может быть дружбы, но есть сговор негодяев; нет любви, но есть похоть. Вдова готова ко всему, только чтобы спасти свой трактир. Она и вавилонская блудница пулемётной роты, и уставшая женщина, но на этом пути выживания теряющая смысл того, во имя чего зарабатывать, продавая и продаваясь. И когда из её пустой души вырвется крик, который режиссёр продлит звуком трубы в оркестре, охватит такая тоска, такое отчаяние, от которого захочется выть от безрадостности нечеловеческого миропорядка.
Кульминацией, вершиной всеобщего негодяйства станет сцена якобы расстрела Гэли Гэя, который должен осознать, что он Джерай. Для пущей убедительности после того, как его всё-таки оставили в живых, мимо него провозят гроб якобы с телом Гэли Гэя. Лысенков играет распад личности как процесс. От наивного дурачка он проходит путь к «никому», пустоте, жалкому человечку без имени, лица, прошлого и без будущего. «Пусть он услышит, что он мёртв», – изрекают заговорщики, но мертвы в этом мире Брехта все без исключения.
Не портрет ли это современника конца ХХ века, наших «святых» девяностых. Время, которое выпало на долю поколения Юрия Бутусова. Вот каковы цифры статистики тех лет: в стране насчитывалось два миллиона бездомных детей, и цифра эта не убывала. Социолог Сергей Кара-Мурза полагал, что на дне оказалось около 8 миллионов, из которых 8% имели высшее образование. Всё это слышалось в брехтовском спектакле Бутусова.
В его лексиконе слово «война» стояло в одном семантическом ряду со словом «убийство». Но толстовцем Бутусова не назовёшь. Его негодование, ярость выплёскивались в гротеск, фарс, трагическую клоунаду. Если палач становился жертвой, то прощения ему всё равно нет, полагал режиссёр. В интервью, которое я брала у него для журнала «Станиславский» в 2009 году, Юрий Николаевич это подтвердил. Тогда он ещё не поставил «Бег» М. Булгакова, но уже поставил «Ричарда Третьего», «Короля Лира».
Когда же режиссёр взялся за постановку «Бега», то генерала Хлудова (Виктор Добронравов) он уподобил таракану. Хлудов, повесив вестового Крапилина (Павел Попов), совершил не военный суд, а преступление, именуемое убийством. В чём Бутусов сходился с Толстым, так в том, что «война – узаконенное убийство».
Он покинул пост главного режиссёра Театра им. Евг. Вахтангова в 2022 году. Уехал в Европу, где продолжал ставить.
…Пустое пространство обнаружит глубину. На впечатляющей своими объёмами вахтанговской сцене, освобождённой от какой бы то ни было бутафории, не считая таза с ведром, режиссёр оставит только двоих, причём максимально удалив их друг от друга, – Серафиму (Екатерина Карамзина) и Хлудова.
Озвучив текст, режиссёр нашёл точную интонацию шёпота Серафимы, в котором слышна почти материнская забота о Хлудове. Теперь с бывшим генералом коротают они вот уже два месяца, ожидая Голубкова и из Парижа Чарноту (Артур Иванов). И словно нет в прошлом Гражданской войны, Крыма, того Хлудова, от рук которого чудом уцелела тогда Серафима. Покой, гармония и красота разлиты в воздухе, потому что есть любовь, есть чувство беспокойства о другом, потому что есть сострадание и участие друг в друге.
Этот слышный шёпот словно идёт с неба, звук раздаётся как бы сверху, словно Богоматерь обратила свой взор на измученных и истерзанных людей и растворила в константинопольской квартире божественное тепло, залила ясным светом хмурое пространство изгоев, убрала стены, чтобы мы увидели в мироздании только этих двоих, совсем недавно – жертву и палача, а сейчас, после испытаний, – родных людей, бурей прибитых друг к другу.
Серафима в невероятной красоты шляпе с большими полями похожа на тургеневскую женщину. Кажется, она сидит не в Константинополе, а на пленэре в русской усадьбе.
Хлудов – в глубине сцены. Он уже готов прекратить свой тараканий бег и предстать перед небом. Осталось дело за малым: дождаться Голубкова (Сергей Епишев), чтобы передать Серафиму приват-доценту в руки. Своё решение Роман Валерьянович принял. Генерал без армии, военный без родины, проклинаемый везде, – он устал жить. Страшный суд ему не страшен, если и боится кого на том свете генерал Хлудов, так это вестового Крапилина.
Его уводит за руку туда, откуда нет возвращения, существо в белом кринолине. Наконец он покорился. Будет ли успокоение?
Юрий Бутусов оставался режиссёром, который утверждал театр местом силы, центром современного искусства. Трагический случай оборвал его жизнь. И трудно осознать, что Юрия Бутусова больше нет.