Предложенный главой Минобрнауки отказ от Болонской системы педагогическое сообщество в целом поддержало, однако в вопросе, каким после этого должно стать отечественное высшее образование, консенсуса нет. Продолжаем разговор, начатый преподавателями МГУ М. Голубковым и Н. Николенковой («Прощание с Болоньей», «ЛГ», № 22).
Дискуссия о плюсах и минусах Болонской системы возникла, едва только Россия подписала Болонский протокол в 2003 году.
Сторонники утверждали, что, как это записано в документах Болонского процесса, появится «содействие мобильности путём преодоления препятствий эффективного осуществления свободного передвижения» студентов и преподавателей. Это приведёт к системе перезачёта предметов, полученных в других вузах, создаст совместимость и сравнимость национальных систем высшего образования, доступ к участию в проектах, финансируемых Европейской комиссией, обеспечит академический обмен университетов Европы.
Всё прекрасно, но, как иронично писал в «Севастопольской песне» Л. Толстой, «гладко вписано в бумаги, да забыли про овраги, а по ним ходить».
Начну с первого тезиса. Говоря простым языком, он предполагал, что студенты, поступив в один вуз, смогут сами выбирать, какие курсы слушать здесь, а на какие поехать в ведущие вузы России или даже Европы. Там они получат баллы, которые будут зачтены им при возвращении в альма матер. Идея эта была так хороша, что возникало даже подозрение, что кафедры лучших вузов будут переполнены, а родные институты останутся без студентов и без полагающихся в зависимости от числа студентов денег. Ведь вместе со студентом в ведущий вуз должны были поступать деньги, выделенные на его обучение в родном. Однако система обменов разработана не была. И никто никуда (за редким исключением) не ездил. Тем более что огромное пространство России предполагало, что желающие получать (пусть временно) знания у ведущих учёных страны должны найти средства на билеты и проживание в чужом городе. Огромная забота легла бы и на плечи вузов, принимающих временных студентов. Словом, провозглашённая Болонским протоколом главная цель осталась недостигнутой.
Другая задача как будто была выполнена. Россия перешла на двухуровневое образование: бакалавриат и магистратура. Это предполагало ускоренную подготовку специалистов средней категории с последующим возмещением знаний за счёт учёбы в магистратуре. Учебные планы бакалавриата, включая практику, были сжаты до минимума. Специалитет был практически изгнан из всех вузов. Не могу судить о технических специальностях. Мне говорили знакомые руководители промышленных предприятий, что специалисты с дипломом бакалавров приравнивались к выпускникам техникумов, в которых предприятия нуждались. Но в чём был смысл деления для педагогов, журналистов и людей других гуманитарных специальностей – понять трудно.
На литфаке, где я проработал почти всю жизнь, у бакалавров сокращались курсы литературы и языка, предметы педагогического цикла. Более того, выпускник бакалавриата волей-неволей должен был оканчивать магистратуру, ибо преподавать в старших классах не имел права. Получалось вместо 5 лет специалитета 6 лет (4+2). Сейчас, когда я имею возможность наблюдать подготовку журналистов, картина ещё мрачнее. Руководители СМИ, издательств весьма неохотно берут на работу выпускников-бакалавров. Студенты последнего курса вместо того, чтобы сидеть на занятиях, ищут работу или даже работают, если удастся куда-то устроиться. Трёхлетнее обучение фактически оказывается ещё более скукоженным. Студент выходит из бакалавриата с минимальными знаниями специальных предметов. Получать образование на следующей ступени идут единицы. Результат – армия полуграмотных молодых журналистов.
Показал набросок этой заметки знакомому крупному юристу. Получил ответ, что бакалавры мало куда пригодны на практике – надо восстанавливать специалитет.
Вместе с тем, думаю, выйдя из Болонского процесса, не следует опять же махом отказываться от двухступенчатого образования. Нельзя, чтобы закрытие магистратур привело к увольнению (сокращению) высококвалифицированных профессоров и учёных, которые там сегодня работают. Там, где двухступенчатость оправданна, логично её оставить. Там, где специалитет явно целесообразнее, нужно дать вузам право перейти на него, сохранив при этом работавших там специалистов высшего класса.
Не могу не сказать о том, против чего выступал ещё тогда, когда Болонская система только появилась в России. Едва ли не главным аргументом её появления было признание наших дипломов за рубежом. Уже тогда я писал, что этот аргумент теоретически во многом во вред России. Не должны мы готовить специалистов для других стран. Нам они нужны здесь.
Впрочем, мои поездки за рубеж, встречи с выпускниками наших вузов, обосновавшимися за границей, показали, что уравнивание знаний и требований является не столько достоинством, сколько недостатком. Иду по кампусу Стэнфордского университета, спрашиваю на моём плохом английском дорогу у молодого человека и получаю на чистейшем русском языке: «Не парьтесь. Я – русский. Нас здесь много из МГУ, МВТУ, Физтеха». Выясняется, что дипломы наших вузов не помеха для работы вне России. И вот почему. Объяснение мне парень дал чёткое: у них, в США, специалист знает только своё узкое ремесло, а мы – универсалы, у нас академическое образование, можем решать множество задач.
Вот эту-то академическую широту мы потеряли, вводя двухуровневое образование, стандарты европейских вузов и сужая до минимума общеобразовательные академические курсы. Честно говоря, очень боюсь, что, отказываясь от Болонской системы, Минобр оставит нынешние усечённые учебные программы, не восстановит то, что было гордостью советской высшей школы, а именно широту академического образования.
Кстати, основываясь на опыте моего опять же личного общения с выпускниками наших вузов, оказавшимися в силу тех или иных причин за рубежом, могу сказать, что маниловская мечта о признании наших дипломов разрушается при встрече с реальностью. Моего студента в США с полноценным российским магистерским дипломом не допустили к работе в школе, заставив сдавать дополнительный экзамен. И было это в лучшие времена наших отношений со Штатами. Чего уж говорить о сегодняшнем дне.
И ещё о нашей любви выплёскивать вместе с водой ребёнка. Горячие головы предлагают прекратить всяческие связи наших вузов с вузами западных стран. Думаю, это громадная ошибка. Во-первых, уверен, что рано или поздно ситуация изменится, совместные конференции и проекты восстановятся. Видные учёные продолжат приезжать к нам, а наши в зарубежных поездках – утверждать роль российской науки. Наука не знает границ, она глобальна, как и культура. Во-вторых, далеко не все учёные проявляют к нам недоброжелательность. Сошлюсь опять же на свой личный опыт. В моё недавнее 80-летие польский коллега по независящим от него причинам вынужден был отказаться от участия в юбилейной конференции, а два профессора (немецкий и итальянский) выступили с интереснейшими докладами.
Завершая эти заметки, хочу сказать, что поддерживаю отказ от Болонского процесса в нашем высшем образовании. Но очень надеюсь, что делаться это будет «с умом», без излишней торопливости. С привлечением к составлению новых норм широкого круга учёных и педагогов. С возвращением к расширенному академическому образованию, составлявшему гордость советской образовательной системы. Самое плохое, что есть в нашей административной практике, – решать всё однозначно, унифицированно: одна система образования, один учебный план, только один учебник и т.д.
Владимир Агеносов,
профессор Московского университета
им. А.С. Грибоедова, заслуженный деятель науки РФ
Цифры и факты
По оценкам НИУ ВШЭ, из России ежегодно выезжают за рубеж до 10 тыс. учёных для постоянной работы и 35–40 тыс. студентов для учёбы в магистратуре и аспирантуре.
Наиболее востребованы в зарубежных вузах потенциальные айтишники, медики, инженеры, математики. Возвращаются на родину после окончания образовательного процесса лишь четверть россиян.