Виктор Пелевин. Круть. – М.: Эксмо, 2024. – 496 с. – 70 000 экз.
В творчестве хорошего писателя всегда есть какая-то круть. У Фёдора Достоевского – психологический анализ, у Владимира Набокова – стиль, у Харуки Мураками – сплав реализма и магического абсурда. А у Виктора Пелевина – умение сочетать острый социально-политический анализ с постмодернистской иронией, сатирой и элементами эзотерики.
Правда, свою круть Виктор Пелевин, похоже, потерял.
В новом романе из цикла Transhumanism Inc. автор продолжает рассказывать о похождениях оперативного сотрудника службы безопасности корпорации Transhumanism Inc. Маркуса Зоргенфрея. Он выполняет различные задания, проводя почти всю жизнь в виртуальной реальности, и напрочь лишён каких-либо человеческих черт, кроме одной – любопытства. Герой не развивается, не меняется, не становится лучше или хуже – он просто попадает в алгоритм очередной нейросети, изучает окружающий мир, выполняет то, что от него требует руководство, память героя чистят – и он отправляется в новое приключение.
По факту «Круть» – это типичное жанровое произведение, которое очень непросто читать из-за стремления автора сделать его интеллектуальным. Стремления откровенно неуместного – «Круть» написана по самым скучным и устаревшим законам фантастического романа, когда почти обо всех событиях и основных элементах вымышленного мира читатель узнаёт из диалогов персонажей. Автор почти ничего не показывает (хотя может) либо из-за сроков, либо из-за усталости от материала. Издатели «Крути» также претендуют на то, что выпустили остросюжетный детектив – однако требуемая жанром динамика разбивается о длинные диалоги, виртуальные справки, которые Маркус, потеряв память, читает на протяжении всего романа, чтобы просто понимать, что его окружает, и авторскую рефлексию, вложенную в уста персонажей. В частности, Ахилла – древнего Зла, Дьявола, который вселяется в избранного героя, превращая того в злодея, и пытается изменить мир, грозясь разрушить то, что привычно его обитателям.
Собственно, размышления о природе Зла – один из немногих элементов «Крути» Пелевина, который представляет собой интерес. Во-первых, обращение к его тематике, попытка понять природу Зла – ещё одно подтверждение, что Пелевин перешёл в русло жанровой литературы, поскольку такая тематика типична как раз для фантастики и детектива, жанров, на которые «Круть» и претендует. Во-вторых, философскими рассуждениями – что есть Зло? То, что разрушает привычное и понятное человеку. Но что, если человек многого не знает? А как узнает, то не станет ли былое Зло – Добром? Автор ввергает читателя во искушение, побуждая его прочесть роман до конца. Отправиться в путешествие в самую глубину ада.
Как мы знаем по Библии, Христос сошёл в ад, освободив заключённые там души. В романе Пелевина адом предстаёт эпоха динозавров, погибших после удара метеорита. Динозавры, по Пелевину, олицетворяют собой древнее зло, силу, готовую пробудиться и вновь заявить о себе. Этот мифологизированный ад, поглощённый временем и забвением, представляет собой иной мир, в который Маркус Зоргенфрей вынужден отправиться. Но, как ни крути, в «Крути» спуск в ад не приводит к какой-либо трансформации героя. Зоргенфрей остаётся функциональной единицей, продуктом алгоритма, лишённым глубокой мотивации и психологической сложности. Его приключения не затрагивают внутренний мир, потому что того просто не существует. Это один из главных недостатков романа: несмотря на амбициозные темы и потенциально интересные метафоры, центральный персонаж остаётся пустой оболочкой, которая просто перемещается из одной сцены в другую.
Нечто похожее происходит и с последними романами Пелевина – с каждым годом и каждой книгой автор всё глубже погружается в повторение собственных клише и постмодернистских трюков: намёков, каламбуров, филологических шуток и отзывов на творчество других писателей и музыкантов (в конце романа автор даже приводит плейлист из шести песен, которые упоминаются и анализируются в «Крути»). Вот, например, что Пелевин пишет про творчество французского писателя Мишеля Уэльбека: «…такая же смесь политического цинизма, эротической откровенности и списка потребляемых продуктов. Только с потреблением у нас традиционно хуже. Французу проще – он может сочинить роман, просто перечисляя марки вин, обеденные меню и названия курортов. Европейский читатель всё равно ничего другого не поймёт. А вот русскому художнику из-за нашей скудости приходится сразу уходить в стратосферу духа. Не знаю даже, проклятие это или благословение».
Не обходится дело и без отсылок – роман буквально ими нашпигован: тут и аллюзии на «Бойцовский клуб» Чака Паланика, и заимствования из мира компьютерной игры Cyberpunk 2077, и намёки на «Илиаду» Гомера, «Морфологию волшебной сказки» Владимира Проппа, сериал «Два холма», Ханью Янагихару, «Пятый элемент» Люка Бессона, «Левшу» Николая Семёновича Лескова и, возможно, даже на одну из самых забавных литературных мистификаций последних лет – писателя Эдуарда Жопова («Какая Глыба! Какой матёрый человечище!» – отзыв нейросети «Ильич» на обложке книги культового писателя Германа Шарабан-Мухлюева не даст соврать).
К слову, Герман Азизович Шарабан-Мухлюев, автор романа «Бабы и другие тёлки», чьи тексты помогли победить демона Ахилла, – ирония автора над самим собой. Приём для Пелевина тоже привычный, заезженный. Как и всегда, ожидаешь от автора новизны, движения вперёд. Но вместо этого мы получаем образ героя, который «тщательно отредактирован и в творческом плане, и в биографическом».
Виктор Пелевин будто попал в ловушку – его тревожит падение интереса к литературе, её постепенная цифровая трансформация, которая связана с гораздо более тревожным процессом – упадком интереса людей к реальной жизни. Новое Средневековье, в которое постепенно сходит наш мир, – это своего рода гибрид средневековой варварской простоты и техногенной бездушности. Мир кажется предсказуемым – на любой вопрос можно найти ответ благодаря интернету и нейросетям. Из-за этой кажущейся простоты люди и теряют интерес к жизни, к поиску ответов на вопросы – всё ведь и так есть. Люди просто живут, не интересуясь окружающим миром, не побуждая себя развиваться и становиться лучше, читать книги. По факту превращаясь в динозавров. Только «литература возникает в сознании читателя. А динозавры не читают».
Настоящая круть – это постоянное движение вперёд, отказ от готовых рецептов и клише. Однако сегодняшний кризис культуры, связанный с переходом как человеческих практик, так и побуждений в цифровую сферу и соответствующей потерей личности всё большего и большего количества людей, приводит к тому, что и роман Виктора Пелевина «Круть», посвящённый этому кризису, становится его жертвой. Возможно, Пелевин сознательно выбрал такую форму, чтобы яснее донести мысль об угрозах этого кризиса. По факту, жертвуя «Крутью» – для того, чтобы читатель хотя бы задумался о том, что с ним происходит, когда он берёт в руки смартфон. «Круть» предупреждает: в мире, где человек утрачивает свою сущность ради цифр и алгоритмов, он сам может стать лишь тенью на руинах ада.
Александр Рязанцев