После Второй мировой войны на территории Германии образовалось два государства – «капиталистическая» ФРГ и «социалистическая» ГДР. Берлин оказался на территории последней и стал её столицей. В пределах своих оккупационных зон США, Великобритания и Франция создали особое политическое образование – Западный Берлин. В августе 1961 го между западной и восточной частями Берлина возвели 164 километровую бетонную стену.
Горбачёв «ни при чём»?
До середины восьмидесятых на пространстве от Берлина до Владивостока развивалось военно-политическое сотрудничество и экономическая интеграция. Действовал Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), крупнейшими проектами которого стали нефтепровод «Дружба» и газопровод «Союз». Многое изменилось вскоре после прихода к власти Михаила Горбачёва. Первое время он, казалось, продолжал курс предшественников, но очень скоро стало ясно, что новый генеральный секретарь придаёт гораздо большее значение «потеплению» отношений со странами западного мира, чем работе с союзниками, которые казались ему реликтом «застоя».
Ушли в прошлое ежегодные встречи генерального секретаря с руководителями братских партий в Ялте. Горбачёву гораздо больше нравилось позировать рядом с Маргарет Тэтчер или Гельмутом Колем, чем с Тодором Живковым или Эрихом Хонеккером. Этим не могли не воспользоваться наши противники по холодной войне. Ситуация стала взрывоопасной в 1989 году. «Бархатные революции» начались в Польше и Венгрии. Оттуда пожар перекинулся и в ГДР.
Советский Союз практически не вмешивался в восточноевропейские дела, хотя там «сносили» партии, правительства и спецслужбы, которые формировались с нашей помощью и во многом действовали в наших интересах. Конечно, Москва не проявила бы такой пассивности, если бы в то время у нас существовала развитая система власти. Но Горбачёв ещё в 1985 году свёл на нет роль штаба страны – Политбюро. На его заседаниях теперь ничего не решалось. Будучи патентованным сторонником демократии, принимая политические решения, Горбачёв учитывал только собственное мнение. Дискуссий он не допускал, опирался на нескольких советников, которые, в отличие от членов Политбюро, не обладали политическим весом и работали по заказу Михаила Сергеевича.
Генеральный секретарь сам загнал себя в угол, не получая объективной информации о том, что происходит в мире. Секретарём ЦК, который отвечал за социалистические страны, был до 1988 года выдающийся дипломат Анатолий Добрынин. Но Горбачёва просто не интересовало его мнение… Он считал, что товарищи по ЦК только мешают ему вершить большую политику, распространять перестройку на весь мир. История в очередной раз доказала, что гипертрофированная роль одного человека – это страшно. Горбачёв говорил, что времена холодной войны ушли в прошлое, выдвигал концепцию «Европа – общий дом». Давал волю своему красноречию, но уходил всё дальше от политической реальности. Складывалось впечатление, что последний вождь КПСС работал на собственную репутацию, а не в интересах страны и тем более партии, которую всё ещё возглавлял.
9 ноября руководство ГДР под нажимом «бархатных революционеров» приняло решение разрешить своим гражданам свободный выезд за границу. Тысячи немцев, которых отлаженная система пропаганды настроила соответствующим образом, сразу же бросились к пропускным пунктам. Кто первым начал разбивать стену – теперь уже неизвестно. Но к утру 10 ноября она превратилась в руины, а на её фрагментах красовались «свободолюбивые» рисунки. Эта акция стала символом «смены вех» в Восточной Европе. Новое правительство ГДР начало переговоры с правительством ФРГ по вопросам германского объединения.
Советский Союз тогда занял двойственную, явно невыигрышную позицию. С одной стороны, до поры до времени мы не признавали упразднение ГДР. Журналисты рассказывали о разрушении Берлинской стены с сочувствием, намекая, что «избавление Европы от тоталитаризма» – это наша, горбачёвская, перестроечная инициатива. В итоге Советский Союз просто потерял дружественные правительства в Восточной Европе, а вместо этого не получил ничего. Целый год Михаил Сергеевич вёл переговоры о будущем объединении Германии. Он держался намного откровеннее с западными партнёрами, чем с товарищами из ГДР, хотя и здесь проявились серьёзные противоречия. Рим, Париж и особенно Лондон не желали видеть Германию объединённой. В особенности так скоро. И здесь Горбачёву пришлось выдержать серьёзное давление. Но он, судя по всему, сделал ставку на союз с Бонном в Европе и Вашингтоном в «мировом масштабе».
«Лучший немец всех времён»
Сразу после разрушения Берлинской стены, во время встречи с президентом США Джорджем Бушем на Мальте, на лайнере «Максим Горький», Горбачёв, не сказав ни слова по существу, всем дал понять, что Германия объединится на условиях Бонна, а Советский Союз не станет вмешиваться в политическую жизнь стран Восточной Европы. По существу, Москва отказалась от активной дипломатии, заменив её ставкой на показную «дружбу» лидера СССР с западными политиками. Журналисты и историки всегда будут спорить – было ли это сознательное предательство «минерального секретаря»? Безусловно, он дал повод к такой постыдной трактовке. Но, думается, важнее оказалось другое.
Освободившись от партийной системы сдержек и противовесов на родине, Горбачёв не выдержал той атмосферы ажиотажного обожания, которой окружили его на Западе. Это сильный соблазн! В воспоминаниях Раисы Горбачёвой есть эпизод: «Соборная площадь Милана: мраморный, удивительно красивый ажурный собор. И столь же удивительный и незабываемый всплеск чувств многих и многих тысяч собравшихся здесь людей. Миланцы приветствуют Михаила Сергеевича и делегацию. «Гурби, Гурби, Гурби!» – несётся над площадью. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе и я – рядом. Мы отстали от Михаила Сергеевича и пробиваемся через плотную массу народа. Смотрю на него: на глазах у него, как и у меня, слёзы. «И ради этого, – сказал он мне тогда, – тоже стоило начинать перестройку...»
Там, где патриоты СССР не могли не видеть трагедию, надвигавшуюся катастрофу, Горбачёв не мог сдержать ликования. После разрушения стены он пошёл ва-банк, заслужив звание «лучшего немца всех времён». За сговорчивость в 1990 м ему присудили Нобелевскую премию мира, которую получал Анатолий Ковалёв – замминистра иностранных дел и поэт, воспевавший перестройку:
Если дует свежий ветер –
Это значит, быть добру!
Последствия берлинского шоу ощущаются до нашего времени. В первую очередь это – расширение НАТО, которое в конце восьмидесятых ещё можно было предотвратить.
В марте 1990 года на очередном съезде народных депутатов отменили 6 ю статью Конституции. Партия больше ни за что не отвечала и ничем не руководила. Горбачёва депутаты избрали (со скрипом и критическими выступлениями со съездовской трибуны) президентом СССР. Это случилось 15 марта 1990 года. После этого за полтора года, лишившись остатков партийного контроля, Горбачёв набрал долгов больше, чем все его предшественники за годы советской власти. Отдавать пришлось, конечно, не ему лично, а стране. При этом наш золотой запас практически обнулился. Как и казна. Индустрия, ещё работавшая почти на полную мощь, по существу, пополняла бюджеты коррупционеров. Государство превращалось в банкрота. И политические позиции Москвы были уже не столь сильны, чтобы вести переговоры с теми же американцами на равных.
Горбачёву не удалось ни сколотить действенное правительство, ни погасить горячие точки на окраинах Союза. Он отказался от КПСС, а другого инструмента не изобрёл. А наша задача – извлечь уроки из этого рубежного (или, как сказал бы Горбачёв, судьбоносного) исторического сюжета.