Наш почерк чист

* * *

В чернике мы лежим в черновике.

Мы – часть полночной выдумки поэта.

Там кто-то третий замер вдалеке.

Он целится в Луну из пистолета.

Какой теперь случится поворот?

Луну река перенесла направо.

И дождь пошёл. И вместе с ним идёт

Тот, кто шуршит плащом по мокрым травам.

Пылит волна сиреневым свинцом.

И этот третий к нам теперь стремится.

Он зеркалом закрыл своё лицо.

И мы в нём отражаемся, как птицы.

Мы в нём летим судьбы наискосок.

Друг в друга зарываясь, будто в дюны.

Колечко обронила ты в песок.

И в пояс поклонилась звёздам юным.

Продли нам, автор, горький поцелуй,

Спрячь от ревнивца, что стоит так близко!

Судьбы раздельной нам не наколдуй,

От аспида храни и василиска!

Мы замерли. Мы пьём зелёный свет,

Мечты отдав небесному корыту.

Ты нас придумал, ветреный поэт,

Теперь не оставляй финал открытым!

Твой взгляд горяч, твой почерк серебрист,

Твоя душа богата парусами!

Перенеси же нас на чистый лист!

А там уж мы спасаться будем сами!

Мы сами всё решили, а не ты!

Мы новый поворот придумать в силе!

Верни нас из черничной красоты!

Да хоть на снег, но чтоб мы вместе были!

Сквозь ночь ведёт писателя язык.

И так возможен рай, и пахнет адом:

Черника. Ночь. Чернильный черновик.

Они вдвоём. И кто-то третий рядом.

* * *

Море обулось в новые корабли.

К власти пришел зюйд-ост.

Ты ко мне всё больше прибли…

Жалятся осы звёзд…

Лови же сводки:

Сижу на перевёрнутой лодке.

Море ласковым тигром

учит играм.

Так,

волнам в такт,

дёргали тигров за веки

Древние греки, завернувшись

в звёздное одеяло.

Про любовь у них мало.

Любовь им откроется после.

Молнией расстегнувшись в грозу.

По гороскопу я – ослик.

Упрямый, как тот маяк,

у которого соринка в глазу.

Ангелы близко.

В бутылке записка.

Правда, все буквы почили в бозе

И забыли азбуку Морзе…

Впереди,

чуть правее – Африка.

Млечный Путь –

суть

звёздного трафика…

Какой-то кораблик

с фонариком

вьётся рядом комариком.

Большая Медведица

похожа на велосипедную раму.

Молоко моря мычит,

вспоминая вселенную-маму.

Молоко моря кипит

(рифма не та),

Я ведь не видел кита…

* * *

по заплаканной крыше

то яблоко бьёт то звезда

это значит Всевышний

сегодня считает до ста

освятил он железную кровлю

водой октября

я на тихом огне приготовлю

стихи для тебя

и в надежде на милость

дождусь во дворе белизны

между стёкол оса согласилась

на смерть до весны

а любовь как две капли похожа

на эту осу

замерла она тоже

и держит меня на весу

в опустевшей квартире

тебя я почувствовал ртом

тридцать три девяносто четыре

не снег ли потом

он просыпется слева

на поле неубранной ржи

из него себе сделает еву

библейский таджик

и войдут они в сад

не касаясь стеклянной росы

и вокруг полетят

побелевшие сёстры осы

* * *

Сон, будто Спас-на-Крови,

Был разноцветным вначале.

Встретились после любви,

Целую вечность молчали.

Осень трещала по шву.

Спали железные кони.

С неба бросались в Неву

Чайки, раскрывши ладони.

В самом начале зимы

Дату из памяти стёрло.

Кончился город, и мы

В воду вступили по горло.

Ветер поднялся как раз.

Пенились синие глыбы.

И состояли из глаз

Мимо скользящие рыбы.

Сна замаячил предел.

Шторы от ветра качались.

Мы в ленинградской воде,

За руки взявшись, остались.

* * *

Дождь созревает в яблоках глазных,

И капает душа потом из них

И доверяет наволочке тайну.

Убийца любит пушкинскую Таню…

На свете нет любимых запасных!

Такая жизнь.

Такими видит Бог

Тебя, меня и наших бед клубок.

Утята наших рук не денег просят,

А золота, которым завтра осень

Подует в бок.

Твой старый дом –

белёсый пароход.

Ты куришь век.

Любовь идёт в расход.

Сквозь виселицу птицы вдаль сочатся.

Вниз головою ходят домочадцы,

И на груди у всех решёткой йод.

Мы каждый день становимся не те,

Храня в пакетах

волосы детей

И голубые ангельские перья…

А мама просит нить продеть в иглу.

И смерть стоит наказанной в углу,

И к ней часы приходят в подмастерья.

Не стой, лети! У электрички свист,

Как будто в «Чайке» ранен вдруг артист.

А солнце льёт подсолнечное масло.

Мы целовались в детстве не напрасно.

Наш почерк чист.

Море волнуется три

Море волнуется раз.

Билли считает мили.

Сбился его компас.

Веру в любовь убили.

Жизни пиратской кода –

Видеть земные зори.

Я клянусь, что свобода –

Это синоним моря!

Море волнуется два.

Билли ветра споили.

Эх, сорвиголова –

Волк одинокий Билли…

В море не сыщешь брода.

Моря не выпьешь с горя.

Я клянусь, что свобода –

Это синоним моря!

Море волнуется три.

Билли, достань оружье!

Что у тебя внутри,

То у моря снаружи!

Жизнь – это соль и сода,

Всё испарится вскоре.

Я клянусь, что свобода –

Это синоним моря.

Блок

Ржавые ножницы неба в открытом окне

Солнца железом коснулись,

оно и погасло.

Не оставляйте ноябрь на тихом огне,

Он никогда не поладит с подсолнечным маслом!

Что с фонарём? У него то ли птица в глазу,

То ли стекло посекли эти жёлтые капли!

Я на двенадцатом. Призрачный город внизу,

Он наступил в эту ночь на дождливые грабли.

И потрясения скорые слыша, как Блок,

Выпивший рюмку багровых чернил на закате,

Из одиночества в кубе я корень извлёк,

Чтобы осеннюю Родину видеть в квадрате.

* * *

Если бы Пушкин прожил ещё хоть год,

Его бы сфотографировали, и вот

Я представил себе чёрно-белые снимки

С непечальным ликом в прозрачной дымке.

Зернистое небо с райскими облаками,

Лошадей с яблочными боками,

А ещё фотографии эти

Каким-то образом передавали бы ветер,

Наполненный запахом травы и ладана…

Русь моя, ты никем не отгадана,

Кроме Святых и Вещего Александра,

Его строки – Божьей любви рассада,

А земная жизнь – помнящим утешение,

Правильное освещение

С памятью женит лица.

Эти кадры спешат гнездиться

Будто ласточки – на уголках души.

Жизнь моя, не спеши,

О память не стачивай каблуки!

Я Пушкина вижу

На расстоянии вытянутой с пистолетом руки.

Молитва

Отстоим же весну и цветов соберём орду!

Пусть пока этот серый дождик одежду дразнит…

Помяни моё слово,

что в следующем году

И на нашей тревожной улице будет праздник!

Помяни моё слово, поставь за него свечу

И на ветер не сетуй, пускай он крепчает пуще!

Я люблю тишину и так громко сейчас молчу,

Что на небе краснеет антоновка в райской куще.

Видишь старое фото и шрамы войны на нём?

Этот снимок как будто вобрал в себя новый воздух!

Здесь не ангелы, просто люди стоят вдвоём,

Но по их молитвам пронзительней светят звёзды!

Путь щеки касается Родины береста!

В алтаре Есенин акафист читает глухо!

Помяни моё слово, засей им людей уста,

Ради Сына, Отца и во имя Святого Духа!

* * *

Море

в примерочной вновь

надевает платье.

Муж-теплоход

за любые наряды

платит.

Море вдевает матросов,

как серьги в уши.

Разве такая любовь бывает на суше?

Небо нашло очки в магазине «Оптика».

Небо отныне

Замужем

за синоптиком.

В небе узоры,

перья, закаты, зори…

Разве такая любовь бывает на море?

Горы у стоматолога лечат камни.

Облако трогает голую плоть руками.

Скалы запутались в солнечной паутине.

Разве такая любовь доступна равнине?

Буквами птиц

написано твоё имя.

Трудно быть первой красавицей в третьем Риме.

Любит тебя поэт и стихами будит.

Но отчего ты плачешь и хочешь к людям?

Люди в конторах, кухнях и в электричках.

Раньше была любовь, а теперь привычка.

Поиск тепла, участия, денег, Бога.

Там, где нас нет, – любовь, где мы есть – дорога.