С певицей, поэтом и композитором, чьи песни сейчас на слуху и нравятся самым разным слушателям, «ЛГ» побеседовала в Башкирии на фестивале авторской песни «Белая река»
– Первый вопрос человеку с гитарой таков: через 20 лет будут петь у костра «Милая моя, солнышко лесное»?
– Конечно. Поют же русские народные песни. Будут и эти. Они, кстати, уже и стали народными. Думаю, скоро и в школе их будут изучать как часть традиционной культуры. А пока мы находимся в таком периферийном месте нашей истории. На стыке между тем, что было и что будет.
Я потому и придумала фестиваль «Гусли мира», что поняла: пришло время создавать свою картину мира, точнее, его понимания. Но сначала мне было важно найти свои корни. И этот путь открылся даже не с песни, а со звука инструмента – гуслей. Я родилась в Советском Союзе, в Риге, и была оторвана от своей корневой, деревенской фольклорной традиции. Но зато видела и слышала, как любят и поют свои песни латыши. Это было поучительно для нас, русских, и, слава богу, заразительно. Хотя в то время мы все были захвачены и воспитаны не на корневой, а на советской песне. Помню тот момент, когда мне стало крайне важно узнать и приобщиться к тому, что пели мои прабабушки и прадедушки. Потому что бабушки и дедушки пели уже советские песни. Конечно, я и раньше слышала народные песни, думая, что это и есть народная песня, но где-то глубоко внутри я чувствовала, что есть ещё какие-то более древние песни. А когда узнала их, не понимала многих слов... Да и мелодию уловить трудно. Тогда мне был понятен только язык городских песен. Хорошо деревенским людям, они ближе к истокам, да и разговаривают ещё на живом наречии. Поэтому, когда они поют свои песни, зачем им стараться артикулировать? Они ведь и так понимают, о чём поют. И вот тут как раз состоялась встреча города и деревни в моём сознании. Ибо я знала, что в песне важно доносить каждое слово, смысл. И главное, что я уже знала, читая в книгах, что и в народной песне есть совершенно потрясающая поэзия, которую, я была уверена, важно донести до понимания и слуха (сейчас-то я уже так не считаю, но тогда думала: если не я, то кто же?!). И отправилась на поиски народных песен. Постепенно стала докапываться и открывать для себя очень много интересного в традиции и звучании народных песен. Потом появились гусли и колокола – и всё встало на свои места в моей душе. Ибо мне кажется, что именно эти два инструмента – звучащая основа русской души.
– Простите, а много ли сохранилось гусляров в России XXI века?
– Что значит – сохранилось? Их полным-полно. Сейчас это уже огромное движение. Проводятся и фольклорные фестивали, и фестивали колокольного звона. Многие звонари, кстати, довольно хорошо играют на гуслях. В них участвуют и музыканты, и мастера, изготавливающие гусли, да и не только гусли. Есть артель «Мир гуслей», где работают совсем молодые ребята. Сегодня они создали, можно сказать, новый музыкальный тренд и бренд в России. У них огромная мастерская под Тверью. Они делают прекрасные инструменты. А недавно открыли свой центр в Москве, где у них проходят фестивали, мастер-классы, концерты. И это просто счастье какое-то. Так что можно смело сказать, что возвращение в русскую старину идёт очень широким шагом. Но это не просто возвращение, это новое дыхание, новая жизнь, то, что связывает корни и кроны.
И это так здорово – наблюдать за тем, как в нашу жизнь и культуру так естественно и ясно, будто так всегда и было, снова врастают балалайка, гусли, колокольный звон, народные песни и даже пляски.
– Ясно, вы за музыкальную интеграцию.
– Я за развитие – и ввысь, и вширь. Соединить современную песню со старинным звучанием – почему нет? Главное – не замыкаться на отработанных схемах и приёмах.
– Современная поэзия как феномен вам интересна?
– Ой, она такая разнообразная! Я знакомлюсь с поэзией прежде всего через книги. Хотя довольно часто бываю на литературных вечерах. Но не могу сказать, что мне близко всё из того, что там бывает. Более того, часто как раз сами авторы и мешают расслышать свои стихи. Но бывает и такое, что именно чтение поэта добавляет в стихи то, что книга не может. Это связано с личностью, с особым её освещением. После такой живой встречи стихи даже в книге уже читаются по-другому.
Так у меня вышло с Еленой Шварц. Когда я увидела (не просто услышала – увидела!), как она читает свои стихи, – неделю ходила потрясённая. Будто и не человек вовсе, а живое пламя, в котором танцевали стихи голосом автора. Когда она читала – двигалась как-то особо, и голос звучал на таком нерве, что мне всё напоминало это танцующее пламя. Удивительно, но и жизнь её как-то очень связана с огнем. Сначала пожар в её квартире, а потом довольно ранний уход из жизни. Будто и вправду сгорела в этом пламени.
А вот из совсем другой стихии – московский поэт Ольга Седакова. Её тоже важно услышать и увидеть, чтобы открыть книгу – как бы заново. Но она принадлежит совсем другой стихии – воде. Она читает так, как река течёт... Голос течёт, а через него текст – и проникает внутрь, как вкусная родниковая вода. И всю грязь, всё ненужное смывает из головы, из души.
А ещё я очень люблю поэзию Светланы Кековой. Давно знаю её стихи, но только совсем недавно посчастливилось побывать на её выступлении в Москве. И это тоже удивительное впечатление и совсем иное, чем те, о которых я только что рассказала. Она, скорее, воздух. Все образы выстраиваются в воздухе и там живут до первого порыва ветра... Улетают… И потом выстраиваются новые.
Но это всё про женские голоса в поэзии. Но есть и мужские. И это совсем иное ощущение. К примеру, Бродский меня завораживает, будто заговор читает. А вот Рейна трудно слушать с открытыми глазами – хочется их закрыть, чтобы проникнуть в суть. Ещё есть удивительный голос Ефима Бершина. Его чтение прямо впечатывает внутрь и образы, и слова. Будто монумент выстраивают.
– А каким образом в вас отзывается поэтический текст, когда вы понимаете, что перед вами – будущая песня?
– Это всегда загадка и для меня самой. Иногда цепляет что-то совершенно неожиданное – слово, образ. А иногда ничего не предвещает – просто мимо шёл, глазами зацепил – и получилась песенка. Хотя бывает и так, что много любимых текстов лежит годами перед глазами, но песней так и не становятся. А иногда мелодия сама выныривает к стихам, как рыбка перед закатом!
Первый автор, на чьи стихи я сочинила песню, – это Марина Цветаева. Через неё открыла для себя весь Серебряный век, удивительный, потрясающий, – и много чего ещё. Я была просто заворожена её стихами: фонетикой, ритмом, энергией. Вообще, я считаю, что в своей поэзии больше композитор, чем поэт. Точнее, в равной степени: и поэт, и композитор. И ещё появится тот, кто сможет по-настоящему расколдовать, расшифровать, озвучить её музыку, спрятанную в поэзии. Как вот Баха сейчас пытаются разложить на математические формулы. Может быть, эта музыка – там, внутри стиха, – и держит всё время рядом?! Я постоянно возвращаюсь к книгам Цветаевой. Через её тексты осваиваю и новые инструменты, новые жанры, в которые я периодически погружаюсь в поисках себя и своего пути.
– Похоже, эпоха бумажных книг близка к своему завершению.
– Думаю, книга перестанет быть массовой. Она превратится в произведение искусства. Что, собственно, мы наблюдаем уже сейчас. Мой большой друг, хороший поэт Алексей Захаренков создал удивительное книжное издательство в Петербурге «Вита нова». Он выпускает такие красивые книги, которые можно в наследство оставить. Как фамильные драгоценности. Думаю, эпоха таких книг как произведений искусства не пройдёт.
Что касается модного перехода всего в цифру. Ну, да… Люди сейчас читают тексты в интернете. Но это есть везде: и в музыке, и в литературе, и даже в театре. Есть электронная музыка, а есть – старинные инструменты. Но разница не в их образе, а в прикосновениях к ним. Понятно, что инструменты, как и книгу, делают из дерева. Дерево – живое. И человек – живой. Так что бумажная книга никуда не уйдёт – пока жив человек. Хотя кто его знает... Вот эти нейросети, например искусственный интеллект, развиваются очень быстро. И куда он разовьётся?! Трудно предположить даже.
– Нейросеть уже пытается сочинять стихи – слыхали?
– Да пусть сочиняет! Как говорится, все в общую могилку… То есть – в копилку! (Смеётся.) Живую душу заменить, отменить, думаю, роботам не под силу. Будет ли что-то чувствовать нейросеть, увидев поляну с цветами, над которой небо с облаками? Не уверена.
– Если бы вы могли стать музыкальным произведением, то какое выбрали бы?
– Хороший вопрос… Но, думаю, это произведение ещё не создано (улыбается). Однажды во сне я слышала какую-то космическую музыку, вместившую в себя очень многие жанры… Но как её описать, а тем более воспроизвести – я не знаю… Нет ещё таких средств – не придумали. Может, и слава богу.
Есть много прекрасной музыки. Есть любимые композиторы – их немало: это и Бах, и Чайковский, и Гендель, и Вивальди, и Телеман, и Довланд. А в жанре родной авторской песни мне особенно близки голоса Веры Матвеевой, Виктора Луферова, Александра Мирзаяна. Ну, и Окуджаву, конечно, назову – как главный голос эпохи. Из современников мне важен голосЭльмиры Галеевой. А ещё удивительная Наталья Нелюбова. Ещё несколько имён: Александр Деревягин, Николай Якимов, Татьяна Алёшина, Катерина Болдырева. В авторской песне не может быть конкуренции – в этом и радость, и прелесть нашего дела. Всё очень личностно, индивидуально. И одно дополняет другое. Хорошо, когда много разных авторов – и все составляют некий общий объём.
– Жан Кокто говорил: «Культивируй в себе черты, за которые тебя упрекают. Это и есть ты». А вы в чём себя упрекаете?
– Возможно, в суетности. В периодической растерянности. Очень легко привязываюсь к людям. Это тоже не самое лучшее качество, видимо. Но при этом я очень свободный человек. То есть во мне культивируется одно, а в жизни происходит совсем другое (смеётся). Так суетишься, что в конце концов концентрируешься, собираешься – и происходит что-то невероятное, чего и сам не ожидал. Будто суетливость эта нужна была как создание энергетической подстанции в самом себе. Или так привязываешься к человеку, что, становясь с ним одним целым, в итоге находишь самого себя и свою невероятную свободу… Видимо, Кокто был прав.
– Какую мудрость вы поняли далеко не сразу?
– Житейскую мудрость. Мудрость, которая часто проповедуется через простые песни под гитару. И моя жизнь, которая как раз связана с этой песней, постоянно возвращала меня к простому, житейскому, к тому, что здесь и сейчас: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». А я рвалась в эмпиреи поэзии, к жизни на грани, за гранью… Ну, что там в поэзии: у Цветаевой, у всего Серебряного века, у Губанова, у Бродского?! А моя родная бардовская песня о своём – о том, как хорошо быть здесь и сейчас: «пять ребят у костра поют» или «попробуем заснуть под пятницу». Или, например, какая прекрасная песня Визбора «Ты у меня одна», там есть такие строчки: «Можешь отдать долги, можешь любить других, можешь совсем уйти – только свети, свети». Так может сказать своему любимому человеку только тот, кто по-настоящему любит! Когда хочется обнять и этого человека, и весь мир вообще…
– Какие излишества вас разрушают?
– Любовь. Когда она в большом количестве (смеётся). Она возвышает и окрыляет, но не даёт возможности обрасти чем-то простым, бытовым и жить спокойно. Любовь постоянно тебя выносит, выдёргивает из состоявшего и привычного. Это иногда невыносимо, но так прекрасно!
Впрочем, это касается не только человека, но и поэзии, например. Или музыкального инструмента, который для меня такой же живой, как деревья и птицы.
Вот мне очень нравятся гусли. И у меня дома их много. И гитар у меня было пять, осталось три. И это не фетиш… Это – встречи с ними. А когда я чувствую, что готова расстаться с инструментом, могу просто его подарить
– Можете привести пример сложной простоты?
– Не умею говорить прямым текстом – начинаю что-то такое витиеватое, издалека… Иногда из желания не обидеть, иногда из-за неумения выражаться прямо и просто. И начинаешь строить лабиринты там, где можно было три слова сказать. Или даже одно: нет! (Смеётся.) Пробиться к простоте – вот что сложно. Потому что трудно быть нужным самому себе. Быть с самим собой – просто. И в конце концов найти себя – вот чего мне бы хотелось.
– Какой мираж дорог вам до сих пор?
– Хороший вопрос… Хочется найти музыкантов, с которыми мне было бы так же хорошо, как мне с гитарой. Одного такого уже нашла. Нужно ещё двоих, по крайней мере – крылатых, влюблённых в мою музыку и в музыку вообще. Пребываю в иллюзии, что обязательно таких найду (улыбается).
– Какой талант в вас не раскрыт?
– Талант домашней хозяйки. Я могла бы быть очень хорошей женой, вести хозяйство. Но пока не складывается. Наверное, потому, что есть опасение: талант домашней хозяйки убьёт, ну не убьёт, перебьёт способности музыкальные и литературные (улыбается). Просто всё требует времени. А оно одно на всё. В жизни женщины подобное не редкость, увы. Хотя в век научно-технического прогресса, когда уже не надо дрова колоть, за водой ходить, тесто месить и коров доить, я уже готова попробовать совместить семейный быт и творчество. Но одному всё равно трудно. Осталось найти человека в помощь (смеётся).
– Будь у вас в распоряжении восьмой день недели, на что бы его тратили?
– Хм… Думаю, так же тратила бы, как и предыдущие семь. Я не хожу на работу, я свободный художник в известном смысле. Есть домашние обязанности – накормить ребёнка, отвести его в школу и так далее. Но в принципе я живу так, как хочу. Я счастливый человек. Поэтому ничего особенного для лишнего дня недели придумывать не стану. Попробую распределить дела так, чтобы всю неделю было поменьше суеты (улыбается). Нужен правильный темпоритм жизни. Москва сжирает энергию и время, конечно. Хотя и даёт большие возможности самореализоваться.
– Может, вам не хватает времени написать книгу про свою жизнь – и восьмой день недели можно было бы посвятить этому увлекательному занятию…
– А вы знаете, такую книгу я уже написала! Это не мемуары. А рассказ о незаурядных людях, с которыми довелось встретиться. Накопились такие вот статьи, эссе, размышления, как бы путевые заметки. Но всё же это у меня скорее книга благодарности, чем книга воспоминаний. Благодарности тем, с кем свела судьба, кто много чего открыл сердцу и уму. Надеюсь, эта книга когда-нибудь увидит свет.
– А если помечтать ещё и о машине времени – в какой год и как надолго отправились бы?
– Хотелось бы слетать в прошлое дважды – в Древнюю Грецию и в поэтическое окружение Серебряного века. Послушать, о чём говорят Белый, Ахматова, Цветаева… Да не о чём, а – как. Как они общаются между собой? Как молчат, как слушают… Сам тембр голоса, живость взгляда, жеста.
А Древняя Греция? Обожаю это пространство. Вообще – Грецию. К тому же и Камбурова у нас гречанка по происхождению (улыбается). Но всё же самое любимое моё пространство – это современная Россия. Я долго шла и иду к ней – и мне очень дорого всё, что во мне есть, всё, что было и есть в ней. Я понимаю, что много всего: и плохого, и хорошего, но ведь всегда можно выбрать своё. Что я и делаю.
Полететь в трёхтысячный год, заглянуть так далеко в будущее мне пока не хочется. Но я верю, что эра преображения человеческого тела и духа не просто впереди, она уже здесь и сейчас происходит с нами. А в будущем, сто лет спустя, возможно, не будет ни огромных домов, ни летающих кораблей. Мы будем передвигаться иначе. И общаться по-другому. Будущее меня не страшит. Моя задача – научиться жить в настоящем.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Елена Фролова – певица, поэт, композитор. Родилась в Риге. Служит в московском Театре музыки и поэзии п/р Елены Камбуровой с 1989 года. Участница фестивалей мировой музыки (World music) во Франции и Бельгии. Лауреат Второго всесоюзного фестиваля авторской песни (Таллин, 1988) и премии имени Веры Матвеевой (1993), член жюри Грушинского фестиваля и Международного фестиваля «Петербургский аккорд». С 1988 года вместе с Верой Евушкиной выступает в дуэте «ВЕРЛЕН». Автор около 800 музыкальных композиций и книги стихов «Песня для Эвридики». В репертуаре более 1400 песен. С 2014 года – организатор музыкального фестиваля «Гусли мира» в Суздале.