Родился в 1974 г. в городе Рошаль Московской области. Окончил Московскую государственную академию химического машиностроения и сценарный факультет ВГИКа, заочно учился в Литературном институте им. А.М. Горького. Публиковался в журналах «Арион», «Новый мир», «Октябрь» и др. Автор книги стихов «Документальное кино» (2009). Живёт в подмосковных Люберцах.
***
Отец, которого я помню,
мне показал каменоломню,
засохший дуб – жилище ос
и рощу, где шиповник рос.
Когда брели по грубой пашне
в ночи, ведомые Творцом,
темно мне было, но не страшно –
ведь шёл я за руку с отцом.
Отец, которого я знаю,
вороньего страшится грая,
воды боится и огня,
бубнит: «Не трогайте меня…»
И плачет и дрожит, покуда
не сядет смирно на кровать:
«В последний раз даю, Иуды,
отраву в горло мне пихать!»
Но тут же: «Уберите лапы!
В лицо не суйте пятерню…»
Тебя, мой самый лучший папа,
того и этого люблю.
***
Все вышли из земли и все в неё войдут.
Переступая, ветер проберётся
в беспозвоночный и глухой уют
ещё не набежавшего колодца.
Заточенным штыком раскроют глубину,
перерубая кряжистые корни,
с рассыпчатого дна увидят вышину,
присядут покурить на свежем дёрне.
Бросая трижды землю навсегда,
пойдут по кругу взрослые, как дети.
И воздух светел, и чиста вода,
и всхлипы эти, причитанья эти…
Покажется, что пропасть широка,
не хватит скорбной силы хороводу,
и только землекопы в три штыка
доделают привычную работу.
А я смотрю на это не дыша
и чувствую, что в тишине гудящей
вся жизнь моя, вся лёгкая душа
боится оказаться настоящей.
***
Счастливого детства осечка
случилась, где школа одна
у мелкой загаженной речки
за редким забором видна.
Лет двадцать тому здесь бараки
сгорели, сегодня горят
огни дискотеки, но баки
помойные те же стоят.
И в воздуха сложном искусстве,
блестящем и тонком, как жесть,
какое-то нежное чувство
и память недолгая есть.
Ей чужды пространные речи.
Моими глазами на бак
уставилась по-человечьи
и не отпускает никак.
ВОРОН 
Воздух хватаю, держусь на плаву,
рыбий свой рот разеваю:
да, я живой, я тобою живу.
Только тобой прозябаю.
И непонятно никак, почему
этой порою осенней
даже на юго-восточном Крыму
нет мне ни сна, ни спасенья.
Утро. Последняя гаснет звезда,
вран на столбе примостился.
Не говори никогда «никогда» –
я вот договорился.
ПЛАМЯ
Очередное чёрно-белое
документальное кино:
в железной рамке опустелая
платформа Косино.
Зима просторная и жуткая –
кругом, куда ни посмотри,
смертельный холод с промежутками
последней, как всегда, любви.
Обживши тамбур многоразовый,
окно застывшее протри.
Живи и миру не показывай,
какое бесится внутри.
***
Ю.Г.
В Митине пустом под утро
взрослым спать пора.
Посмотри: уходит будто
кто-то со двора.
Вслед ему молчи, сестрица,
здесь с недавних пор
всё, как встарь, не повторится.
Кончился повтор.
За окном фонарь разбитый
и ракушек ряд.
Под небесной Антарктидой
облака парят.
Не увидеть человека –
вышел и пропал.
Митино, экспресс-аптека,
Мосводоканал.
АНГЕЛ
На улице играют музыканты,
а мы с тобою словно арестанты
идём, понурив головы, молчим.
И солнце в небе, будто неживое,
застыло слева, а над головою
твоею ангел еле различим.
Вперёд рванёт, заплачет, засмеётся,
исчезнет, пропадёт на фоне солнца,
появится и снова пропадёт.
Я думаю, а если б мы не пили,
его бы лучше было видно или
наоборот?
Так вот же он! И музыка повсюду.
На ангела я до рассвета буду
смотреть, на службе выпрошу отгул, –
лишь бы его блюющий рядом с урной,
мужик нетрезвый фразой нецензурной
или недобрым взглядом не спугнул.
***
«Стало холодно совсем, зябко,
не люблю октябрь непогоду», –
говорила так моя бабка.
Причитала: «Только б не в воду,
не погост у нас, а болото,
торфяная – дождь пройдёт – жижа,
только бы не в воду, не в воду,
на пригорке там посуше, повыше…»
Всё бессвязней говорила, всё глуше:
«На пригорке там повыше, посуше,
он зелёным станет ранней весною,
там сосна ещё стоит... Под сосною…»