Можно ли считать Россию Украиной, узнайте из дайджеста книги «Славянский разлом»
Александр Пыжиков. Славянский разлом: украинско-польское иго в России. М.: Концептуал, 2017. 272 с. – 6000 экз.
К единству с Западом
В хитросплетениях средневековой эпохи нельзя разобраться, не прояснив роль Византии. Напомним, что в 1261 году из Константинополя изгнаны крестоносцы, и к власти пришло семейство Палеологов, основавшее новую династию. Трон они заполучили лишь благодаря поддержке генуэзцев, мечтавших вытеснить из региона венецианцев. С этих пор они почти в течение двухсот лет хозяйничали в акватории Чёрного моря. Доходы императоров и генуэзцев от торговли, сбора таможенных пошлин распределялись как один к семи, т.е. монета городу, а семь – Генуе.
В таких условиях об экономическом или военном могуществе можно было только мечтать. Константинополю оставалось сосредоточиться на духовном или на чём-то подобном, что и превратилось в основное ремесло Византии при Палеологах. Интеллектуальная элита этого периода концентрируется на обосновании единства с Западом. В качестве инструмента использовался античный мир. С его помощью демонстрировали общность происхождения, культурную идентичность Древней Греции и Древнего Рима. Так подводился фундамент под унию с папством, горячими приверженцами коей как раз и являлись Палеологи.
Однако такие исторические искания вызывали изжогу у Константинопольского патриархата. Православные деятели не разделяли античные увлечения, как противоречащие христианскому духу. При императорском дворе таких критиков не жаловали, а потому оппозиция латинству зрела в монастырях. Афонские отцы в противовес раскручиваемой античности сделали ставку на современные им государственные образования, раскинувшиеся на северных просторах, особенное внимание уделяя Московскому княжеству.
Идея афонской партии заключалась в следующем: объединить под своим духовным руководительством огромную территорию от юго-западной Руси, Литвы и до восточных княжеств во главе с Москвой. Конечно, реализовать подобное не просто, а потому в помощь и было сконструировано идеальное прошлое, когда все были едины. Всплывал исторический образ некой «всея Руси» как образец желанного будущего для всех народов здесь проживающих, а роль «матери-колыбели» доверили Киеву. Развивая эту концепцию, заговорили о Малой и Великой Руси: Малая (Киевская) – коренная Русь, а всё остальное, выросшее из неё, – это Великая.
Заметим, афонские авторы не отличались оригинальностью: они просто копировали наработки тех, кто импровизировал с античностью и уже вовсю оперировал образом Древней (языческой) Греции. Там тоже фигурировала Малая (коренная) Греция, которая затем трансформировалась в Великую. Только скрепляющим элементом «всея Руси» объявлялось православие в его греческой версии: именно оно, а не языческое наследие должно стать тем знаменем, вокруг которого нужно сплотиться. Если называть вещи своими именами, то афонские технологи планировали, с одной стороны, с выгодой для себя «окормлять» огромные территории, а с другой – сбыть объединённый религиозный актив в лице «варварских территорий» тому же Риму в уплату за поддержку Византии в борьбе против неверных. Отсюда та настойчивость, с которой поставленные Константинополем митрополиты проводили религиозное сплочение «всея Руси».
По законам коммерции
У людей ХV–ХVI веков разделения на политическую и религиозную сферу не существовало. Само слово «политика» вошло в обиход лишь в преддверии ХVIII столетия. Роль инструмента в достижении политических, по сути, задач выполняла церковь. Укрепление литовско-польского «клана» напрямую зависело от прочных позиций в церковной сфере.
Альфа и омега проромановских учёных (Карамзин, Устрялов, Погодин) в том, что польско-украинские кадры растворялись в общественной среде – религиозно единой с ними. Допустить, что церковь Московии и церковь в Литве и Украине – это две большие разницы, они не могут.
Наша церковь, в отличие от униатской, старалась придерживаться двух незыблемых принципов. Первый – церковь не может быть бизнес-структурой, а значит, вести торгово-имущественные операции. Второй – учитывая многонациональное устройство страны, она должна быть адаптирована к другим верованиям. Это позволяло поддерживать сбалансированные отношения с тем же широко распространённым исламом. Именно за такую религиозность ратовал великий святой подвижник Сергий Радонежский. Но подобная церковная атмосфера была чужда Литве и Украине с её католическими веяниями. Не погруженная в коммерцию церковь считалась там второсортной, а лояльность к мусульманам воспринималась как нечто запредельное.
Вместо земских соборов
8 января 1654 года заключён Переяславский договор о присоединении Украины к России. Для украинско-польских выходцев, сплотившихся вокруг Романовых, это было эпохальное событие. Появлялась возможность окончательно объяснить всем и каждому, почему они здесь хозяйничают. Если ранее государственная легитимация, включая Михаила Фёдоровича, опиралась на земские соборы, которые рассматривались естественным источником власти, то теперь на смену этому институту приходит Малороссия.
Неслучайно, с момента её присоединения в 1654 году, прекращается практика созыва земских соборов. В них уже нет надобности, поскольку романовская власть объявлялась продолжением подлинных начал, олицетворяемых Украиной, что перевешивает представительство земель, замутнённых татарскими примесями; центр тяжести государственного строительства смещался. Поэтому обладание Украиной преследовало не столько экономические цели, как это традиционно считается, сколько крайне важные идеологические смыслы. С этого времени война с Польшей превращается по большому счёту в борьбу за Украину.
Бенефициары реформы
На так называемом Большом соборе 1666–1667 годов, созванном по инициативе Алексея Михайловича, подтверждена необратимость церковных преобразований. Для соответствующего веса на него приглашались восточные патриархи: в Москве рассчитывали на приезд Константинопольского и Иерусалимского. Но те уклонились от визита, и пришлось довольствоваться малым – Александрийским и тем же Антиохийским патриархом. Греческим представителям придавалось подчёркнуто решающее значение. Они оказали неоценимую помощь Алексею и его украинской команде в дискредитации старого обряда.
Распространение последнего связали с отрывом от Константинополя, покорённого турками, после чего и произошёл переход на двуперстие. Проводилась мысль: когда-то давно (в светлые времена Киевской Руси) Москва была вполне правильной, но затем произошло «тёмное помрачение», и только теперь, при Алексее Михайловиче, православие торжествует. Несложно догадаться, что оборотной стороной такой концепции должно стать признание прежней церкви еретической.
Нашу церковь силой вбивали в новый религиозный формат: от предания анафеме старых обрядов до требования священникам облачаться по греческому покрою. Всё это производило настолько тяжёлое впечатление, что даже романовские историки констатировали нетактичность происходившего. Стремясь минимизировать негатив, они подчёркивали, что избыточная суровость могла стать только делом чужих рук, т.е. греков, заправлявших ходом собора. Тем самым из-под критики выводились украинские церковные деятели, которые как бы оказывались в тени.
Не попрекать изменою
Петровское пристрастие к иноземщине никогда не являлась секретом, в то же время гораздо менее известно о его глубокой привязанности к Малороссии, что практически полностью заслонено европейской темой. Увеличение доли иностранцев в элите меняло многое, но отнюдь не выветрило украинско-польский дух.
Пётр всячески поддерживал статус Украины как особой, привилегированной территории в составе России, тратил немало средств на её обустройство. За счёт казны воздвигнул там несколько крепостей, закупал вооружение для местного воинства, освобождал от поборов. Первым из Романовых посетил Киев, где оставался почти всё лето 1706 года. Однако успехи армии Карла ХII, разгромившей Саксонию, Польшу и нагрянувшей на Украину, подтолкнули Мазепу к антироссийскому союзу. Но даже откровенное предательство не сказалось на трепетном отношении к украинским «братьям», в чём Пётр шёл по стопам отца Алексея Михайловича. Манифестом от 11 марта 1710 года великорусским людям строго запрещалось «делать оскорбления малороссам, попрекать их изменою Мазепы», виновным грозило жестокое наказание и даже смертная казнь за дерзкие обиды.
Странная «русская партия»
Правление Петра I – судьбоносное не только с точки зрения социально-экономических преобразований, но и в плане формирования российской правящей прослойки. Первая четверть ХVIII века фиксирует её окончательные черты. Именно тогда в элитах завершается образование двух партий: инородческой и «русской», как именуют их историки романовской школы.
Приезжие иностранцы, в большом количестве запущенные Петром, стали претендовать на весомую роль в пользовании казной, в выжимании соков из населения. Данное обстоятельство отметили все, кто когда-либо знакомился с отечественным прошлым. Однако по-прежнему удивляет другое: борьба в российских верхах рассматривается в контексте так называемых инородческой и «русской» партий.
Если касательно первой всё предельно ясно, то о «русской» можно говорить с большой натяжкой. В этом серьёзное упущение историографии, не желавшей осознавать, что под «русской» в действительности замаскирована украинско-польская партия. Кто в самом деле в ней русские – уж не Феофан ли Прокопович со Стефаном Яворским и целой россыпью им подобных, довершивших уничтожение нашей церкви? Вообще «русских» представителей в верхах отличало открытое пренебрежение ко всему русскому в московском понимании этого слова, причём в этой ненависти они полностью смыкались с инородческой партией.
Любовь и дружба
Страстным полонофилом слыл Александр I. Его многолетней любовницей была Мария Четвертинская, а закадычные друзья – Чарторыйский, Кочубей, Завадовский, Разумовский, Трощинский занимали ведущие министерские посты, протежируя своим сородичам. Младший брат императора великий князь Константин Павлович, ставший наместником Царства Польского, женился на Грудзинской, обожая вместе с ней всё польское. Сам Александр I любил расхаживать в польском военном мундире.
Согласимся, довольно странное поведение для «оккупантов»: например, английская элита, превратив Индию в колонию, не щеголяла по Лондону в индийских одеяниях, и индийцы не назначались в британское правительство. Почему так происходило в России? Да потому, что в Петербурге и Польше присутствовали одни и те же родственные лица. Это подтверждает и тот факт, что после войны 1812 года поляки, воевавшие на стороне Наполеона, с радостью зачислялись в российскую армию на офицерские должности.
При Николае I был практически выстроен Киев: тогда «мать городов русских» обрела современные черты. Николай I лично утверждал обширный план градостроительства, проекты улиц, мостов, посетив Киев за время своего царствования пятнадцать раз. Ни один правитель Российской империи или Советского Союза не бывал там так часто.
Осознать масштабы украинско-польско-немецкого управления Россией мешает пропагандистский штамп о «русскости» элиты. Многие представители украинско-польско-немецкой прослойки фигурировали под русскими фамилиями: сегодня это сбивает с толку даже тех, кто изучает нашу историю. Общим между носящими русские и украинско-польско-немецкие фамилии является то, что родовые имения этого дворянства (66,2% от общего числа поместий) располагались в Малороссии и Литве, включая Прибалтику. Пожалованные им земельные владения в обширной России присоединялись к их родовым гнёздам.
Белые малороссы
1917 год – крушение империи привело к устранению прежней правящей прослойки. Если посмотреть, кто пытался задушить советскую республику, то украинско-польско-немецкий след отчётливо проявился. Нужно вспомнить лидеров Белого движения, которое, как нас уверяют, вобрало в себя истинных патриотов России.
Предки А.В. Колчака по отцу – из помещиков Херсонской губернии, в 1843 году получившие потомственное дворянство. Отец будущего «верховного правителя» служил по Морскому ведомству, мать происходила из купеческой семьи, её родитель был гласным Одесской городской думы. Женат Колчак на дворянке С. Каменской из Подольской губернии; полноценная украинская семья. П.Н. Врангель ведёт свой род от дома Тольсбург-Эллистфер, женой генерала стала фрейлина Высочайшего двора О. Иваненко; их родовые гнёзда находились на Украине. Н.Н. Юденич – из малороссийских дворян Минской губернии; немецкие предки Е.К. Миллера (командующего в Гражданскую войну Северным фронтом) обосновались в Витебской губернии; генерал А.Г. Шкуро – потомок запорожских казаков. Из полтавских помещиков М.Г. Дроздовский. В.О. Каппель происходит из дворянского рода Ковенской губернии: по матери он – Постольский...
Тюрьма народов?
Однако удержать государство на новой антиукраинской платформе было не суждено. Во многом это произошло потому, что гуманитарная наука 1920-х годов, возглавляемая М.Н. Покровским, не смогла осмыслить исторический путь России и идеологически обосновать новый фундамент державы. Патологическая увлечённость экономическими схемами, классовой борьбой, как дань марксистской догме, не позволили понять судьбоносность украинской темы. Украинско-польский элемент в изображении Покровского представал таким же пострадавшим от «русского гнёта», как и все другие народности!
Все проклятия адресовались русским, которые выставлялись надсмотрщиками, администрацией тюрьмы народов, именуемой Россией. К тому же романовской концепции истории марксистская школа Покровского ничего по большему счёту противопоставить не смогла. Привлечённые Сталиным старые профессорские кадры сделали всё для реабилитации дореволюционных установок. Поэтому те силы, которые в течение столетий унижали и грабили нашу страну, благополучно смогли сохранить реноме, а значит – шанс вернуться в качестве хозяев.
Эти поползновения, не заставившие себя долго ждать, связаны с именем Н.С. Хрущёва. А с приходом к власти его выдвиженца Л.И. Брежнева номенклатурные верхи СССР оказались во власти украинской стихии. Достаточно взглянуть на состав Центрального комитета, избранного ХХV или ХХVI съездом партии: секретари обкомов (независимо от географии), министры, высшие чины аппарата Центрального комитета и правительства. Такого количества украинских кадров в стране не было, наверное, с конца ХVII – первой половины ХVIII века, когда они объявились в наших землях на волне церковной реформы…