По иронии судьбы будущий писатель появился на свет 22 июня. Для него самого совпадение даты рождения с самой чёрной датой в истории России на первый взгляд какого-либо особо заметного значения не имеет, ибо всемирно знаменитым он стал благодаря роману «На Западном фронте без перемен» о Первой мировой войне. Но одна из лучших его книг под взятым из Библии названием «Время жить и время умирать» посвящена не просто второй всемирной бойне – его герой гибнет не где-нибудь в Африке, Италии, Франции, а на территории СССР во время той войны, которая стала для нас Великой Отечественной. Так что как ни относись к магии цифр, но многозначительное совпадение налицо!
В дни сражений, канонад, бомбардировок, убийственного свиста пуль у любого фронтовика одна мечта – выжить! О том, что будет потом, всерьёз начинают задумываться после последних залпов. Недаром в первом опубликованном романе герои Ремарка не пытаются особо заглядывать за горизонт. О горестном послевоенном бытии своих сверстников писатель взялся рассказать в следующей книге – «Возвращение», когда от вероятных иллюзий и мечтаний о чём-то лучезарно-радостном впереди у большинства не осталось и следа. Не оставлял он тему послевоенного краха надежд и в последующие десятилетия.
Они не доверяли никому
«Мы хотели было воевать против всего, что определило наше прошлое, – против лжи и себялюбия, корысти и бессердечия; мы ожесточились и не доверяли никому, кроме ближайшего товарища, не верили ни во что, кроме таких никогда нас не обманывавших сил, как небо, табак, деревья, хлеб и земля; но что же из этого получилось? Всё рушилось, фальсифицировалось и забывалось. А тому, кто не умел забывать, оставались только бессилие, отчаяние, безразличие и водка. Прошло время великих человеческих мужественных мечтаний. Торжествовали дельцы. Продажность. Нищета», – с бессильной горечью размышлял один из героев романа «Три товарища» Роберт Локамп.
К самому писателю после того, как он взбудоражил своё поколение после публикации «На Западном фронте без перемен», этих убийственных слов было, пожалуй, в полной мере не отнести. Ужасы Первой мировой войны и борьба за существование в охваченной кризисом Германии послевоенных лет сменились скитаниями по свету, виллой в Швейцарии, вполне благополучной в финансово-материальном смысле жизнью в эмиграции плюс к тому бурными романами с первыми кинокрасавицами эпохи от Марлен Дитрих до Полетт Годдар (помните исполнительницу главной роли в чаплинских «Новых временах»), ставшей его последней женой и наследницей.
Описания бытия изгнанников, вынужденных покинуть нацистский ад, в его книгах, которые многим читателям и поклонникам кажутся автобиографичными, на самом деле были таковыми отнюдь не в полной мере. Литературные гонорары и выплаты за права на голливудские экранизации позволяли не только безбедно существовать самому, но и помогать не столь благополучным беглецам от «нового порядка». Космополитом поневоле Ремарк стал после того, как прославивший его роман в полном смысле слова изведал позднее прославленную Реем Брэдбери температуру «451 по Фаренгейту», когда гитлеровские штурмовики и пленившиеся национал-социализмом студенты швыряли книгу в огонь.
Необходимости безнадёжно и ежечасно думать о хлебе насущном он, в отличие от персонажей своих книг, счастливо избежал, но без хождения по лезвию ножа не обходилось и за границами покинутой Ремарком родной страны. Недаром Томас Манн, услышавший об убийстве близ виллы Ремарка журналиста-эмигранта Мендельсона, счёл, что жертву просто спутали с автором антивоенных романов. И если самого Эриха Марию судьба, подобно всевидящему поводырю, всё же провела мимо всех опасностей военных лет, то оставшуюся в Германии его родную сестру нацистская Фемида в полном смысле слова отправила в мир иной…
Кого-то из воспринимающих события в ремарковских книгах как буквальный репортаж из собственного прошлого автора не вполне стопроцентное совпадение описанного в романах и лично пережитого может и смутить. Рискну напомнить, что Высоцкому никто не ставит в вину, что знаменитый бард не имел отношения к реальным обстоятельствам конкретных биографий большинства героев его песен. Пушкин не дарил заячьего тулупа Пугачёву. Даниэль Дефо отнюдь не одиночествовал на необитаемом острове. Можно вспомнить Джека Лондона, который не испытывал на «своей шкуре» и скромной толики описанных им приключений на Аляске. Зато всем им от природы присуща была способность слушать, воспринимать рассказанное другими и переносить свои впечатления на бумагу так, что у читателей не возникало сомнений в достоверности прочитанного.
Кальвадос для «мальчиков-ремарчиков»
Первые переводы Ремарка на русский язык появились сразу после начала сенсационного шествия его первой книги по белу свету. Занятно, что к берлинскому русскоязычному изданию приложил руку пресловутый издатель Зиновий Каганский: тот самый Макар Рвацкий, ядовито увековеченный Михаилом Булгаковым в «Театральном романе». Притом Каганский исхитрился выпустить русский перевод ещё до появления романа на немецком. В 1929 году книга «На Западном фронте без перемен» увидела свет в Риге, ставшей на какое-то время одной из столиц русского эмигрантского книгопечатания. Почти одновременно роман обрёл читателей в СССР, притом до 1941 года в Москве, Ленинграде и почему-то в Туле появилось более десяти изданий прозы Ремарка!
Военные годы прервали продолжение знакомства, и советский читатель вновь встретился с писателем только в середине пятидесятых. Зато потом вынужденное затишье сменилось настоящим шквалом, так сказать, ремаркианы.
За считаные годы у нас выпустили, и даже не по одному разу, все главные романы писателя. «Три товарища» огромным тиражом издали даже в Ташкенте, Ашхабаде и Душанбе. Удивляться не приходится, ибо книгопечатники союзных республик чувствовали себя куда более вольготно, чем московские и ленинградские. Роман «Ночь в Лиссабоне» впервые в СССР опубликовал алма-атинский журнал «Простор». На двухтомник Ремарка позднее отважились в Кишинёве. Немецкий биограф писателя по этому поводу заметил, что для советского читателя Ремарк стал, пожалуй, «самым влиятельным немецким писателем XX столетия».
Отголоски, если можно так выразиться, этого повального увлечения нередко встречаются в литературе и кино, связанными с той эпохой. В оскароносной кинокартине Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» одна из подруг читает в метро «Трёх товарищей». Футболист в забытой, но популярной некогда повести Михаила Пархомова «Игра начинается с центра» везёт из Франции кому-то в подарок бутылку кальвадоса «Триумфальная арка», названного по роману Ремарка. Кальвадос требует принести стиляга из юмористического рассказа Арканова в журнале «Юность». И понятливый официант подтверждает, что понял желание клиента, потребовавшего графинчик водки.
Забавно, что сам Ремарк, отвечая в одном из интервью, почему его Равик предпочитает именно яблочную водку, ответил, что речь о самом дешёвом из крепких напитков, поскольку более престижного в этой сфере человеческих слабостей эмигрант себе позволить не мог!
«Тогда – мы поглядывали сквозь страницу романа на несуществующий Запад, ибо учебник географии (и при приподнятом занавесе) оставался единственным способом передвижения по миру… – писал о том, что я рискну назвать «эффектом Ремарка», Андрей Битов. – Читая Ремарка, мы совершенно не думали, что это 30-е, нам казалось – сейчас... Мы населили предвоенную Европу в послевоенные 50-е воображением поколения, которого никто не ждал».
Но представить себя доктором Равиком всё же не каждому по плечу. Для этого, по крайней мере, нужно быть врачом. Другое дело более ранний роман о воистину беззаветной дружбе бывших солдат. Тот же Битов не без лёгкой самоиронии размышлял через тридцать лет: «Три товарища бредут по страницам романа, как актёры без ангажемента (что сливается органично с мотивом безработицы), предоставляя читателю вольную возможность войти в их прозрачную оболочку. Каждый из нас разыграл эту роль, расцветив её конкретными и выпуклыми чертами собственной индивидуальности, разыграл – и из неё не вышел. Кажущийся себе мир перерос в мир, объяснённый себе, и другие приходят теперь – населить мир в той же последовательности».
Ремаркомания начала шестидесятых смутила пребывавшего тогда в зените славы Роберта Рождественского, откликнувшегося на всеобщее поветрие неприязненными строками: «Жалею, / жалею девочек, / очень смешных девочек, / ещё ничего / не сделавших, / уже ничего не делающих. / Ещё жалею / мальчиков, / очень смешных / мальчиков – / пёстрых, / пижонистых мальчиков, / мальчиков-ремарчиков… / Они / зазубрили начисто, / вчитываясь в Ремарка, / названия вин / ненашенские, / звучащие ароматно».
Что поделать, если в любом достойном внимания явлении искусства зритель или читатель выхватывает именно то, что ему ближе. Помнится, мне довелось когда-то смотреть вайдовский «Пепел и алмаз» на дневном сеансе в полупустом зале рядом с компанией хулиганистых парней. Трагедия Мацека была им совершенно до ноги, их привели в восторг его террористические подвиги, а финальная гибель вызвала реплику «Быстрее бегать надо!». Так и с «Тремя товарищами» – для кого-то притягательна была не способностью героев в любых обстоятельствах приходить на помощь друг другу, а количество выпитого рома и автогонки по окрестностям. Автор виновен в одном – он слишком ярко всё описал!
Русский луч света
Зарубежные литераторы разных рангов и категорий сплошь и рядом не жаловали наших соотечественников, оказавшихся на чужбине после всем известных катаклизмов двадцатого столетия. Похоже, что неприязнь, если не враждебность, «к понаехавшим» для иных деятелей пера превращалась в нечто вроде обязательного фактора достижения или закрепления успеха вкупе со стабильностью. Жанры и направления особой роли не играли. Всех переплюнул известный детективщик Джон Диксон Карр. Один из его персонажей прямо заявляет, что не любит русских и русские романы. С положительными примерами куда сложнее. Навскидку могу припомнить разве что продавца швейных машин из трилогии Фолкнера. Но и этому положительному во всех отношениях герою приходится изо всех сил скрывать, что его настоящее имя Владимир Кириллович!
Ремарк в этом отношении воистину «луч света в тёмном царстве». Чуть ли не во всех его книгах найдётся не обязательно безукоризненно симпатичный, но непременно битый-перебитый закордонной жизнью эмигрант – иногда голубых кровей, иногда нет, притом описанный с неизменной, пусть даже и шероховатой, теплотой.
В «Трёх товарищах» – это «франт с седыми висками» граф Орлов, в «Триумфальной арке» – Борис Морозов. В «Жизни взаймы» его зовут Борис Волков. Он, кстати сказать, единственный из ремарковских русских, кто вправе именоваться более поздним термином «плейбой». Для остальных всё в прошлом. Остальные надеются на малое: смирившемуся с крахом былого блеска и благополучия Орлову остаётся уповать на молитвы, которые вдруг да принесут ему должность метрдотеля в отельчике средней руки, а Морозов вполне довольствуется малым – доступными время от времени походами-вылазками в весёлые дома французской столицы! Но все они в той или иной степени скрашивают жизнь главным действующим лицам – будь то ежечасно балансирующий на грани ареста и высылки из Франции беглец от нацизма доктор Равик из «Триумфальной арки» или умирающая от туберкулёза Лилиан Дюнкерк из «Жизни взаймы». Притом Ремарк не упускает возможности устами незначительного персонажа упомянуть, что мать Лилианы русская. А Равику отчего-то очень важно поинтересоваться у встреченных им на первых же страницах людей, не русские ли они. Когда ни спасённая им от самоубийства Жоан, ни везущий на срочную операцию шофёр такси не отвечают утвердительно на его прямые вопросы, то герой разочарованно молвит про себя: не везёт сегодня с русскими!
Даже для военнопленных из рядов царской армии, которых к сливкам общества никак не отнести, Ремарк находит слова доброты и понимания. «Каждый унтер по отношению к своим новобранцам, каждый классный наставник по отношению к своим ученикам является гораздо более худшим врагом, чем они по отношению к нам», – размышляет его герой. Ни малейшей фанаберии представителя «высшей расы», «гордого тевтона» и прочей популярной уже в Первую мировую войну пропагандистской шелухи! Понятно, что так воспринимали противников далеко не все немцы и что для вчерашнего школьника, мечтающего выжить, гуманизм в любом его проявлении не спасителен, а скорее смертелен. И законы войны очень уж далеки от заповедей Христа. Но в конце 20-х годов, когда сильны были ещё надежды, что недавно отгремевшее безумие не повторится, его утопические, как скоро выяснится, мечты казались многим вполне осуществимыми.
Пристрастие к русским героям стало однажды поводом для расхождений рецензентов бродвейской постановки пьесы Ремарка «Последняя остановка». Советский офицер, спасающий беглого лагерника и разоблачающий эсэсовца, для автора безоговорочно положительный персонаж. Но не всем критикам такая трактовка пришлась по душе. Господь им судья!
Самого Ремарка о приятной для нас привязанности к русским персонажам уже не расспросить. Остаётся припомнить, что почти все они появились после встречи и, увы, расставания писателя с племянницей Николая II Натальей Палей. Дочь дяди нашего последнего императора в эмиграции небезуспешно снималась в кино и стала бесспорным прототипом Наташи Петровой из романа «Тени в раю».
Одна из сентенций, которые Ремарк вложил в уста этой непринуждённо шествовавшей по жизни аристократки, явно небезразлична и автору. «Странно, как много мы получаем отовсюду советов. Человек – мастер давать советы другим», – размышляет дама, сумевшая не потеряться в изгнании.
Не знаю, был ли отмечен подобным мастерством в жизни сам писатель, но одним из своих романов он преподал внимательному читателю своеобразный урок впрок, рассказав о примерах выживания в летящем в тартарары мире. В «Чёрном обелиске» он поведал о настигшей Германию после Первой мировой войны ураганной инфляции. В начале шестидесятых, когда книгу перевели на русский, она воспринималась как не лишённый чёрного юмора литературный гиньоль. Никому в голову не могло прийти, что роман окажется пророческим воспоминанием о будущем.
Когда же наша страна оказалась объектом шоковых реформ, устроенных теми, кто гордо именовал себя «молодыми экономистами», выяснилось вдруг, что налицо эффект дежавю. Роман о Германии двадцатых неожиданно стал нечаянной и своеобразной инструкцией по выживанию.
Спасибо Ремарку!