Непорочность чарующей сини...

В гармонии

Цикадный стрёкот. Колыханье
прибрежных сумерек. Замес
прибоя пенного. Плесканье
наяды (к звёздам интерес).

Здесь Орионовы насечки
проглядывают сквозь хвою…
Есть Вечность. Я на миг замечен.
Есть Имя мне, когда люблю.

Сползающий дом в Алупке (сентябрь 2013 г.)

В ту пору в Алупке
мы жили в домишке,
точнее, в бараке,
у многоэтажки
бетонной, над склоном,
построенной с риском,
у края сырого
старинного сада.
«Алупка
сползает!» –
сказал местный житель.
– Какой архитектор
затеял такую-
-едрит-авантюру!..
Узорные листья
инжира – в нашлёпках
сырой штукатурки…
Здесь жил добрый Шура,
его так все звали.
(Похож на Марчелло,
а всё ж Вишнёвым был.
Конечно, гордился
брахманством, пиитством.)
Мы были преддверьем
вселения (прежде буриль-
щиков в помощь
скользящему дому).
А рядом – бригада
лихих штукатуров, –
бухали с подкуром,
всю ночь гомонили…
…………………………..
На Южнобережье –
насквозь увяданье…
Рунических птиц отле-
тающих плачи…
Зачем
мне всё это?!
Тогда сочинял я
какой-то рассказ, или даже
новеллу (не клятый, не мя-
тый, но чуть грустноватый).
……………………………….
Рассказ не окончен.
Объект заморожен,
и даже бригада
лихих штукатуров
в предзимье распалась…
Осталось, как в титрах:
полуночный ливень
и листья инжира,
и – блин! – кайфожоры!..
Зачем
мне
всё это?!
Но Полночь – есть ПОЛНОЩЬ
МОЕЙ БРЕННОЙ ЖИЗНИ…
Спасибо за Осень!
За зелень узорную
в пятнах раствора,
олифы, извёстки…
Спасибо
за
сирость
души моей поздно воспря-
нувшей, сытость отринувшей…
И за
пронзительный возглас
рунических птиц,
обретенье СЫНОВСТВА
в бараке, в провинции
Родины, Ро-
дины южнобережной.

Русалка

1.
По эту сторону воды –
осенний холст, утиный плеск...
По эту стороны беды –
прозренья покаянный срез...

По эту сторону... Ладонь –
в ладонь... Огнистая игра!..
Есть даже под водой огонь
окаменелого костра.

Сквозь жесть берёзы – бирюза...
И в сумраке минувших лет –
как две звезды – твои глаза,
в которых тишина и свет.

2.
Похищен холст. В тугой рулон
закручен. В тубе унесён...
На лунных снов аукцион
поступит лотом странный сон.

И дьяволу не увязать
торгов назойливый крикет
с холстом, где влага и глаза,
в которых тишина и свет.

Избушка в глуши
Тевтон, гноящийся в безумье!..
Твой гнев – не руны, головни…
Пробитой каской в полнолунье
тоски болотной зачерпни.

Рассыпан в пыль
фундамент рейха…
И офицерский сапожок –
в избе крестьянской, где прорехи,
для самовара дуй, дружок.

Крылья и когти

Эти птицы из «Ютуба»!..
Ах, мой бес, не прекословь!
Куры мне склевали губы,
голуби разбили бровь.

Воробей – не слово, мельче.
Вылетит – и что ж, чужой…
Ангел в небе красным мечен,
меч занёс над головой.

Слово, слово, что ж так скоро
распростилось с нами ты!..
Слово – Бог, и вновь с укором
взоры нищих и святых.

Эй, кривляки, ваше время!
(У других – гортань суха.)
В вас чрезмерность.
Это – стремя.
Средостение греха.

Там: «Хык-чок!» – велят верблюду.
Вы ж поправите: «Хичкок».
Потому, что весь из блуда
мишуровый мозг-сверчок.

Торганите жестом, звуком,
кораблём со стапелей,
тем, что называют «фуком» –
нищей Родиной моей.

Ваша правда – сферы лунной…
Гамаюн, раскрой уста,
Истину пропой – и шумной
кривдой взвоет ПУСТОТА.

Любовь ВАСИЛЕНКО,

Керчь

Истоки

Что-то в горле першит.
Ностальгии дремучий репей
занозил моё сердце, с тех пор
всё саднит временами.
Пригвождённая тысячью шил
суховея степей
к неприметной земле ниже гор,
обделённой морями,

я глотаю жар крыльев
знойной бабочки южных ветров
и простых васильков
непорочность чарующей сини.
От пропитанных пылью
иль пыльцой
трещин солончаков
на шершавых губах –
мудрый привкус
горючей полыни…

Как слезинки,
росу
с поредевших ресниц ковыли
сиротливо смахнут,
до седин опалённые волей.
Спелой тяжестью рук
золотых
колосится вдали,
ощетинясь незло,
шлёт привет луноликое поле…

Мне б по-женски всплакнуть
на его необъятной груди,
чуть понежиться в ритмах
умиротворённой печали;
и по-детски поверить,
что счастье ещё впереди
и что лучшие годы мои
ещё в самом начале!

Осенняя ночь

Незваный гость –
луны калёный гвоздь –
царапает сквозной карман окна;
серебряной слюдой туманит дождь
орлы и решки звёздного сукна…

Грядущий день,
слепой надежды тень
подай нагим ветвям и нищей
духом
земле –
ей, видимо, уж лень
скрывать свой стыд
под лиственным кожухом…

И там и тут
хорошего не ждут
от туч, летящих
с северо-востока,
несущих жуть;
и ветра хлёсткий жгут,
глумясь, взимает плату
раньше срока.

А воздух впрямь –
пронзителен и рьян,
и леденцом ментоловым до хрипа
выстуживает небо,
и гортань,
и заоконье в струпьях
мокрой сыпи.

И только мгла,
корёжась от тепла,
полощется угодливым холуем
вокруг жилья,
где за ребром стекла
пылает свет воздушным
поцелуем.

Парус

Обрастаю, словно краб
скарбом
известковым пополам с илом, –
прорастаю изнутри ядом
чувства Стада…
Стодюжим жилам
Раболепное это чувство
шестерёнки в чужом заводе –
извращённой ложи Прокруста.
Хоть уродов хватает вроде…

Я не чижик, чтоб меня –
в клетку.
Не подошва, чтобы мной – оземь.
Просто Русская (не рулетка),
а поэтка чумазой прозы.

Забываю, иль забываюсь
в заблужденьях земной морали…
Только что ж ты,
Алый мой Парус,
иллюзорней всех нереалий?

Понимаю, нелепо каясь, –
не права я, знать,
повсеместно…
Только что ж ты,
Алый мой Парус,
как маршрутное такси, –
тесный?

Неуёмную твою ярость
до стежочка в сюжете знаю.
Только что ж ты,
Алый мой Парус,
белый-белый, как смерти
знамя?..

Ведь идея-то не досталась
богу времени, бегу веры.
Лишь рассеянно пролисталась
Откровением, что без меры.

Лишь серебряно закровила,
что калина в рассветный холод, –
неуместная твоя сила
неземного твоего соло.

Попытка фантастики

Стихов белокрылая стая,
вспорхнувшая с глади листа,
о вас ли,
неспешно растаяв,
вздохнула
вон та
звезда?

А может, и впрямь –
не напрасно
её безымянный свет
то вспыхнет на миг,
то погаснет
сквозь толщу вселенских лет?

Лети, лебединая ария
души,
прежде чем отзвенеть,
свой дар,
не раскрытый радарами,
неси в межсистемную сеть…

И потечёт информация
в космический Интернет,
что где-то, когда-то
недаром
и я
жила на одной из планет!
_____________

Вот и сейчас,
сучок ли хрустнет сухо,
сверчок ли тренькнет
иль вздохнёт сова –
гигантское
всеслышащее ухо
выгранивает звуки и слова;
и самые немыслимые строчки,
и странный их
неслыханный мотив –
в рождение
невиданного солнца;
в энергию
неведомых нам сил…

Морской бой
Мне наснилось оно
ритмотоками
перешёпотов
под луной…
Намечталось дразняще-щекотно
отползающею волной…

А сегодня –
Живое! Мокрое!
Море – вот оно: предо мной!
Загребая песок, вёртче штопора
откупориваю прибой!..

«Мама!» –
шок.
Веер, брызг, и, надорванный,
чей-то визг.
(Неужели мой?)
Пенно вдрызг ни за что
я, взбешённая, вся оплёвана
с головой!

Произвол! –
мне махровой перчаткою
по глазам –
клочковатый рассол!
(Я ручонками, как нунчаками,
колочу, колочу исподволь)…

Хлещет бой!..
Свищет красными раками
закат ветреный за горой,
да шныряет отродье пернатое
саранчовою кутерьмой!..