Свою «золотую сотню» прислал Дмитрий Колесников, литературный критик и преподаватель факультета Института международных образовательных программ СпбГПУ. В примечании он пояснил свой метод выбора книг. Считаем целесообразным привести его, чтобы затем дать комментарии от редакции.
1. Предлагаемую мною «золотую сотню» можно условно разделить на две «золотые пятидесятки». В первую пятидесятку вошли наиболее значимые, с моей точки зрения, произведения зарубежной литературы, а вторая пятидесятка состоит из важнейших отечественных книг. При этом в первой пятидесятке мною отдельно выделены и расположены в хронологической последовательности знаковые произведения основных жанров массовой литературы, о которых, на мой взгляд, школьник также должен получить представление на уроках литературы.
2. Я попытался расположить обе «золотые пятидесятки» в хронологической последовательности, однако в связи с тем, что такая последовательность местами нарушает логику списка, она соблюдается мною не всегда.
3. Предвижу возражения по поводу того, что не включил в список «Анну Каренину», без которой, как верно подметила читательница «ЛГ», «трудно представить русскую литературу» (http://www.lgz.ru/article/19046/). Однако мне кажется, что средний школьник едва ли в состоянии оценить глубину и понять идейно-художественное своеобразие данного романа. По моему убеждению, это произведение рассчитано на зрелого и подготовленного читателя и потому знакомиться с ним следует как минимум в студенческие годы.
Итак, перед нами список, рассчитанный на среднего школьника. Первые 50 книг, как поясняет сам автор списка, представляют зарубежную литературу. Два пункта отданы Гомеру, присутствуют «Песнь о Нибелунгах», а также «Тристан и Изольда». Заметим, что все эти произведения входят в программу филологических факультетов вузов и, скажем, «Песнь о Нибелунгах» вряд ли будет адекватно воспринята школьниками. Два пункта отданы Гофману, Бальзаку, Диккенсу, Кафке и Марку Твену, однако ни одного пункта не отведено Мопассану, Золя, Фитцжеральду. Отрадно, что присутствуют Джек Лондон «Мартин Иден», Хемингуэй «Прощай, оружие!» и «Старик и море», Сэлинджер «Над пропастью во ржи».
Уделено внимание жанру фантастики и даже фэнтези. Два пункта занимает Д. Р.Р. Толкиен «Властелин колец» (хорошо хоть нет Д. Роулинг «Гарри Поттер»!), а также Р. Брэдбери «451 градус по Фаренгейту» и С. Лем «Солярис». Появились здесь и детективы: А. Конан Дойл «Собака Баскервилей» и Агата Кристи «Десять негритят».
Вообще акцент в данной сотне сделан, несомненно, на книги для подросткового чтения, что вполне понятно: ведь перед нами список книг для изучения школьниками. Однако, возможно, не стоит отдавать некоторым авторам по два пункта, не дав другим, не менее значимым, ни одного.
Что касается 50 книг отечественной классики, то здесь картина следующая. Пушкин занимает аж девять пунктов, Лермонтов – три, Есенин – один, а вот, скажем, для Маяковского, Пастернака, Мандельштама, Гумилёва, Ахматовой и Цветаевой места вообще не нашлось. А также и для Георгия Иванова и Владислава Ходасевича. Трудно, конечно, возразить против Пушкина, но всё же здесь бы не помешала соразмерность, не умаляющая значения других поэтов, которые, несомненно, достойны представлять русскую литературу иных, более поздних периодов. Или, вот, например: нашлось место для Владимира Набокова, но, увы, не нашлось для Гайто Газданова – прозаика, уж точно не менее масштабного, во всяком случае, одного из самых крупных писателей эмиграции. Слава богу, есть Иван Бунин, но почему-то нет Александра Куприна.
И совсем уж странен выбор современного писателя – Виктора Пелевина с романом Ceneration П. Воля ваша, Дмитрий, но уж, наверное, современную литературу мог бы представлять более крупный писатель (и необязательно постмодернистского розлива), например, Валентин Распутин или, скажем, Юрий Бондарев.
Очередная «золотая сотня» и порадовала, и огорчила. Порадовала тем, что стремление у наших авторов «сотворить» свою сотню не иссякает, а значит, не иссякает интерес и к подрастающему поколению России, с другой – в сотне Дмитрия Колесникова, как и в предыдущих, видны несоразмерность, некий крен, лишающий картину необходимой объективности и удаляя, возможно, просто по забывчивости, из школьной программы имена, без коих русская литература явно бы осиротела, и прибавляя имена тех, о которых лет через двадцать–тридцать, скорее всего, никто и не вспомнит.