Споры о целесообразности такой формы итоговой аттестации, как ЕГЭ, не утихают уже много лет. Надежды на то, что дети из глубинки благодаря ему поступят в столичный вуз и, окончив его, вернутся в свои города и посёлки, не сбылись. Выпускники остаются в Москве и других крупных городах, часто соглашаясь на любую работу, в том числе и официантами. Но ЕГЭ ли в том виноват или есть и другие, более весомые причины? Эту проблему, в частности, обсуждали участники прошедшей в Санкт-Петербурге научной конференции Российской академии образования «Актуальные проблемы современного образования». Предлагаем выдержки из панельной дискуссии с участием известных учёных.
Александр Запесоцкий,
академик РАО, член-корреспондент РАН, доктор культурологических наук, профессор, ректор СПбГУП (модератор):
– Уважаемые коллеги! Надеюсь, вы со мной согласитесь: самой острой на сегодня проблемой отечественного образования является ситуация с ЕГЭ. Может ли он быть главным мерилом качества школьной подготовки? Не думаю.
Ольга Васильева,
президент РАО, доктор исторических наук, профессор:
– Первое: весь мир сдаёт ЕГЭ, выпускные экзамены. Великобритания делала это 150 лет, а мы – 16.
Второй момент: сейчас 59,7% выпускников наших школ поступают на бюджетные места. В лучшие времена, в 1971 году, в Советском Союзе с населением в 220 млн человек после школы поступало 17%. В остальные годы эта цифра колебалась от 11 до 13%. 13 или 59,7% – разница есть. Были и другие виды обучения – вечернее, вечерне-заочное.
Молодые люди, окончившие школу в 17 лет, ещё не знают, кем они будут. Человек формируется до 25 лет. Надо возвращаться к вечерней и вечерне-заочной формам обучения, давать ребятам возможность работать и одновременно получать образование. Я окончила три вуза и училась очно, заочно и вечерне-заочно, была министром образования, потом министром просвещения, и то, что происходит сегодня в педагогике, меня очень тревожит. Раньше говорили, что вузовский диплом – это прекрасно, а кандидатская степень – чудесно. Сейчас диплом о высшем образовании есть почти у каждого, потому что наплодили безграничное количество вузов.
Александр Запесоцкий:
– Самая большая проблема в том, что ЕГЭ не стимулирует мышление и противоречит фундаментальности образования.
Фундаментальность – это когда изучение разных предметов после прохождения школьной программы складывается в единое целое, в формирование картины мира. Создаётся определённая система представлений, ты сознательно ориентируешься в том, что тебя окружает, и по большому счёту понимаешь, что и почему происходит. При ориентации же на ЕГЭ вообще не формируются ценности. Натаскиванием на прохождение тестов нельзя сформировать картину мира, научить школьника отличать добро от зла. Если старшеклассник забрасывает все предметы и занимается только двумя, потому что от них зависит его поступление в вуз, работать с ним в университете сложно.
Виктор Басюк,
вице-президент РАО, доктор психологических наук, профессор:
– Я не сторонник отмены ЕГЭ. Выпускники советских школ в 10-м классе сдавали восемь экзаменов, при поступлении в вуз ещё четыре. И всё это в течение трёх месяцев, это очень серьёзный эмоциональный стресс.
Я вырос в небольшом провинциальном городе, расположенном в 300 км от областного центра, где находился вуз, в который я мечтал поступить. Чтобы это случилось, я должен был заниматься на курсах подготовки, а для этого нужно было жить в областном центре. У меня такой возможности не было.
Александр Щипков,
ректор Российского православного университета, доктор политических наук, профессор:
– ЕГЭ может быть оценён положительно с точки зрения справедливости, так как уравнивает возможности поступления. Но есть и другая сторона: единый экзамен способствует отъезду молодых людей из провинции в Москву и Санкт-Петербург. Как сказал один социолог, в Москве уже не осталось официантов без высшего образования.
Ольга Васильева:
– Если помните, в Советском Союзе было целевое распределение. Сейчас министерства, особенно в инженерных отраслях, многое делают для того, чтобы ввести целевое обучение, после которого люди возвращались бы и отрабатывали своё целевое направление. Раз государство обучает вас на бюджетные средства (а суммарно это очень большие деньги), то вы должны и отработать на нужных государству производствах.
Следующий важный момент. Молодой человек, даже вернувшийся в родной город после целевого обучения, будет стараться уехать из него, если там нет инфраструктуры.
Александр Щипков:
– Недавно в Иваново местное руководство (как светское – представители исполнительной и законодательной власти, так и церковное – владыка Иосиф) пожаловалось на то, что молодые люди уезжают из родных мест и не возвращаются. Отсюда огромная проблема нехватки кадров. Необходим государственный механизм, регулирующий эту проблему, чтобы не губернатор уговаривал ребят вернуться домой, заманивая их длинным рублем, а они изначально могли учиться дома.
Николай Гарбовский,
академик-секретарь РАО, доктор филологических наук, профессор, директор Высшей школы перевода МГУ им. М.В. Ломоносова:
– Разве в Советском Союзе было не то же самое, когда московские вузы принимали выпускников школ из маленьких городов? И они тоже далеко не всегда возвращались домой. Виноват ли в этом Единый государственный экзамен?
Александр Запесоцкий:
– Сейчас некоторые вузы в регионах выглядят потрясающе. Созданы условия для учёбы, прекрасная материальная база. К тому же доступны мамина еда, папины забота и деньги. Государство выделяет региональным вузам огромное количество бесплатных мест, но в прошлом году 16 тыс. мест в региональных учебных заведениях оказались незаполненными.
К возврату выпускников можно подойти и по-другому. В регионах губернаторы и чиновники через директоров фирм и предприятий должны создавать для выпускников такие условия, чтобы они хотели вернуться, а не оставались в Москве работать официантами.
Виктор Басюк:
– Нельзя лишать выпускников возможности поступления в вуз не в своём регионе. Нужно не запрещать переезд ребёнка из своего посёлка или города в более крупный населённый пункт, а думать о том, как потом, когда он получит диплом, привлечь его. Губернатор Кузбасса поимённо знает всех студентов из своего региона, которые обучаются в МГУ, и ведёт с ними целенаправленную работу, чтобы они вернулись в регион. И это правильно.
Николай Гарбовский:
– Меня как директора Высшей школы перевода МГУ, готовящей лингвистов-переводчиков, беспокоит то, что высокий балл ЕГЭ по иностранному языку, с которым поступают вчерашние школьники, совершенно не соответствует их реальным знаниям и компетенциям. Возникает вопрос: действительно ли единый экзамен является критерием оценки знаний по конкретной дисциплине, к которой дети специально готовятся? В МГУ проводится дополнительное вступительное испытание, и его результаты с результатами ЕГЭ часто не совпадают. Отсюда вопрос о смысле ЕГЭ.
Лариса Пасешникова,
первый проректор СПбГУП, профессор:
– У нас в СПбГУП конкурс в прошлом году был 76 человек на место. А потом некоторым первокурсникам, которые поступили с 90 баллами по ЕГЭ и готовились стать юристами, приходилось объяснять, почему, например, футболка, трусы и шлёпанцы не являются деловым стилем одежды.
На мой взгляд, необходимо отменить ЕГЭ. Я не против тестов как одного из компонентов проверки знаний. Но в рамках подготовки к ЕГЭ стало нормой «натаскивание» школьников на максимальный результат. При этом не происходит осмысления изученного. Для гуманитарного образования это не просто вредно, это критично. Потому что в вуз попадают люди, которые не умеют анализировать, самостоятельно мыслить и вообще не имеют цельной системы знаний, владеют лишь фрагментарными сведениями.
Ольга Васильева:
– Мы очень много делали, у нас в министерстве были запущены крупные проекты по региональным вузам: туда отправлялись большие средства, менялась вузовская инфраструктура, делалось всё возможное. Но всё бесполезно, если человек не дорожит своим бюджетным образованием. Раньше если ты отучился на бюджете (а другой формы не было), то ты отрабатывал по распределению три года, чтобы восполнить затраты, которые понесло государство. Я не понимаю, почему должно быть по-другому.
Парадигму потребительства давно нужно менять – не для вас должны что-то делать, а мы должны действовать вместе. Нужен общий созидательный труд.