Один из главных идеологов славянофилов призывал предоставить правительству право действия, а народу – право мнения
Исполняется 200 лет со дня рождения Константина Сергеевича Аксакова – литератора, историка, поэта, публициста. Но больше всего он известен как один из идеологов славянофильства.
В ходе полемики между западниками и славянофилами во времена К. Аксакова (1840–1850-е годы) и те и другие, конечно, увлекались, критикуя друг друга, и могли впадать в крайности, но при этом они признавали и уважали искренность оппонентов и понимали, что теми и другими движет любовь к России и стремление к её благу, к которому они видели разные пути. Как показал исторический опыт, сами по себе реформы по западному образцу, к которым стремились западники, ещё не гарантируют стране и её народу процветания, всё гораздо сложнее. Но и идеал славянофилов – возвращение к порядкам, нравам и обычаям допетровской Руси – имеет свои существенные изъяны, главный из которых – утопичность.
Если же говорить не об отношении к старине, а о том, что они считали необходимым сделать в России, какие преобразования провести, то здесь западники и славянофилы были в ряде важных вопросов едины – и те и другие требовали демократических реформ, прежде всего отмены крепостного права, свободы слова. И в оценке существовавшей тогда общественно-политической ситуации в России у них не было существенных расхождений. Характерный пример тому – знаменитое зальцбруннское письмо Белинского к Гоголю 1847 года и Записка К. Аксакова «О внутреннем состоянии России», представленная императору Александру II в 1855 году.
К. Аксаков в записке писал: «Современное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестною ложью. Правительство, а с ним и верхние классы, отдалилось от народа и стало ему чужим. И народ, и правительство стоят теперь на разных путях, на разных началах. <…> Всеобщее развращение или ослабление нравственных начал в обществе дошло до огромных размеров. Взяточничество и чиновный организованный грабёж – страшны. <…> Стоит лишь уничтожить гнёт, наложенный государством на землю, и тогда легко можно стать в истинные русские отношения к народу. <…> Необходимо снять гнёт с устного и письменного слова. Пусть государство возвратит земле ей принадлежащее: мысли и слово, и тогда земля возвратит правительству то, что ему принадлежит: свою доверенность и силу. <…> Есть в России отдельные внутренние язвы, требующие особых усилий для исцеления. Таковы раскол, крепостное состояние, взяточничество. <…> Да восстановится древний союз правительства с народом, государства с землёю, на прочном основании истинных коренных русских начал. Правительству – неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая, народу – полная свобода жизни и внешней и внутренней, которую охраняет правительство. Правительству – право действия и, следовательно, закона; народу – право мнения и, следовательно, слова».
Белинский в письме Гоголю писал: «Самые живые, современные национальные вопросы в России теперь: уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение, по возможности, строгого выполнения хотя тех законов, которые уже есть».
Как бы по-разному ни относились западники и славянофилы к деятельности Петра I и возможностям возрождения древних, допетровских традиций, но важно, что в их общественно-политической позиции были сходные требования – реформ, свобод, отмены крепостного права. И в этом они были едины. Вот почему они, которых привычно считают разными «партиями», по существу, представляли собой (во всяком случае, в ранний период) два крыла одной «партии» – оппозиционной к сложившейся тогда общественно-политической ситуации в России и добивавшейся демократических реформ.
Западник А.И. Герцен писал: «Русское правительство – не русское, но вообще деспотическое и ретроградное. Как говорят славянофилы, оно скорее немецкое, чем русское». Этот его вывод, в сущности, совпадает с тезисом, высказанным славянофилом К. Аксаковым в «Записке» царю: «Вместо прежнего союза образовалось иго государства над землёю, и Русская земля стала как бы завоёванною, а государство – завоевательным. Так русский монарх получил значение деспота, а свободно-подданный народ – значение раба-невольника в своей земле!»
И в западничестве, и в славянофильстве были свои противоречия. Например, славянофилы явно идеализировали крестьянство, видя в нём только положительные черты и представляя его исключением из всех сословий, которые были подвержены нравственному разложению в результате Петровских реформ.
Противоречивы воззрения К. Аксакова по одному из основных вопросов – о народе и государстве. Он утверждал, что русский народ – это «народ негосударственный, не ищущий участия в правлении, не желающий условиями ограничивать правительственную власть, не имеющий, одним словом, в себе никакого политического элемента, следовательно, не содержащий в себе даже зерна революции или устройства конституционного».
Однако необходимым элементом русского государственного устройства, связывающим власть и народ (государство и землю), он считал общественное мнение: «Самостоятельное отношение безвластного народа к полновластному государству есть только одно: общественное мнение». И образцовым периодом русской государственности, когда этот элемент в должной мере присутствовал, по его мнению, было допетровское время, когда «цари наши часто созывали земские соборы, состоявшие из выборных от всех сословий России, где предлагали на обсуждение тот или другой вопрос, касающийся государства и земли».
В петровской модели государственного устройства К. Аксакова возмущало как раз отсутствие взаимосвязи между властью и народом, когда правительство, чуждое народному духу, не интересуется народными суждениями о том или ином общественно значимом вопросе. Это приводит к нравственному разложению и ослаблению духовных сил общества. И главным политическим требованием, высказанным К. Аксаковым в «Записке» царю, было возвращение к прежнему устройству страны: «Надобно, чтобы правительство, не удовлетворяясь тем, что мнение народное существует, само захотело знать это народное мнение и в известных случаях само бы вызывало и требовало от страны мнения, как это было некогда при царях»; «Свобода слова необходима без отлагательств. Вслед за нею правительство с пользой может созвать Земский собор».
Таким образом, речь идёт всё-таки о реальном влиянии народа на политику властей, пусть и таким необычным путём – не конституции и представительства в парламенте, а свободного высказывания своего мнения. Значит, следуя его логике, и потенциальная возможность «участия в правлении», и «политический элемент» – всё это в народе присутствует и требует реализации, и не так уж он равнодушен к государственной жизни, каким его несколько идиллически сам же К. Аксаков представлял.
Другое явное противоречие и главный утопический элемент славянофильских идей К. Аксакова – это чаемое внедрение общественного мнения в политическую жизнь страны, причём по желанию именно правительства – того самого, которое, по его словам, стало чужим народу и представляет собой «завоевательное» государство, осуществляющее «иго государства над землёю». Конечно, закономерно возникает вопрос: почему бы столь деспотическое правительство стало действовать вопреки всей своей прежней логике и поощрять свободу слова, спрашивать у народа его мнение по различным общественно-политическим вопросам, а услышав это мнение – считаться с ним и даже руководствоваться им в какой-то мере? Таким образом, в воззрениях К. Аксакова важные и ценные идеи об общественно-политическом и нравственном состоянии современной им России сочетались с неопределённым, утопическим представлением о воплощении их в жизнь.
В идеях западников тоже были свои противоречия. Например, восхищение реформаторской деятельностью Петра I в их воззрениях существовало рядом с возмущением крепостным правом, в ужесточении и узаконивании которого решающую роль сыграл как раз первый русский император.
Взгляд славянофилов на Петра I ярко выражен в стихотворении К. Аксакова «Петру»:
Великий гений! муж кровавый!
Вдали, на рубеже родном,
Стоишь ты в блеске страшной славы
С окровавленным топором.
С великой мыслью просвещенья
В своей отчизне ты возник,
И страшные подъял мученья,
И казни страшные воздвиг.
<…>
Восстанет снова после боя
Опять оправданный народ
С освобождённою Москвою –
И жизнь свободный примет ход:
Всё отпадёт, что было лживо,
Любовь все узы сокрушит,
Отчизна зацветёт счастливо –
И твой народ тебя простит.
Наследие западников и славянофилов, в том числе К. Аксакова, ценно прежде всего значительным вкладом в самосознание и идейное развитие русского общества ХIХ века.