В своей недавней статье президент Республики Казахстан Касым-Жомарт Токаев назвал Абая духовным реформатором нации. А достиг поэт такого звания и с помощью своих изумительных переводов из Пушкина, Лермонтова, Мицкевича, Байрона, Гёте, Бунина, Крылова, Полонского.
Такен Алимкулов в своей известной книге «Жұмбақжан» («Загадочная душа») коротко останавливается на том, как Абай пришёл к «Евгению Онегину»: «Абаю был нужен эпохальный, летописный, многопластовый образец. В этом плане он выбрал роман «Евгений Онегин», который по праву признавали как «энциклопедию русской жизни». Образы, названные в русской литературной науке «лишними людьми», пришлись по душе Абаю».
Если Николай Добролюбов считал, что главная заслуга Пушкина перед человечеством состоит «в раскрытии русской души» всему миру, то эта заслуга поэта в первую очередь проявляется в «Евгении Онегине». Известно, что поэт писал это произведение почти 8 лет. На протяжении всего этого времени мысли читающей публики России тесно перекликались с духовным миром поэта, она считала себя сопричастной к судьбам персонажей романа. В широко развёрнутой панораме произведения читатели чувствовали поэтику повседневно протекающей, обыденной жизни, в характерах героев узнавали себя, своих знакомых, соседей, по-новому воспринимали окружающую природу, столицу, деревню, восхищаясь наблюдательностью, эмоциональностью, мастерством поэта. По мере опубликования в журналах каждого раздела романа всё сильнее укреплялась слава Пушкина как первого русского поэта, уже при жизни современники признали его подлинным классиком, бесспорным гением.
Итак, она звалась Нұр Тəтіш…
Казахский читатель эпохи Абая, естественно, не был в состоянии всецело воспринимать подобное творение в таком же виде и объёме. Причём дело заключается не в «отсутствии соответствующей подготовки читателя», как мы привыкли писать раньше, а в том, что тогда совершенно другой была литературная традиция. Потому-то и стремился Абай сделать из пушкинского произведения «эпистолярный роман» (Мухтар Ауэзов), он чётко и тонко чувствовал, насколько романтический характер в степной действительности носит любовная переписка молодого человека и девушки.
Естественно, не только страна казахов, по которой проходил Великий шёлковый путь, но и любая нация и любой народ, независимо от места своего расположения, не могут оставаться вне истории человечества, не пользоваться благами духовного богатства, созданного другими. Немало такого влияния испытывал и наш народ. Всё же если учесть, что взаимодействие и взаимовлияние между цивилизациями, между народами осуществляются в первую очередь посредством перевода, то яркое раскрытие переводческого таланта великого поэта, бесспорно, связано с романом «Евгений Онегин» Пушкина, 1887 год мы должны оценивать в целом как переломный момент в истории национальной культуры, и в этом не должно быть сомнения.
Обращает на себя внимание точное определение Абаем значимости «Евгения Онегина». Не говоря о других моментах: уже в признании Татьяны первой в любви, в её решении самой написать письмо молодому человеку Абай трезво усмотрел невиданную смелость, огромное новшество для казахского общества, понял, что это совсем не чуждо природе и казахской женщины, которая была способна и род возглавить, и в боевой поход воинов повести, которая не знала, что такое паранджа. Абай и тут выступает как модернизатор.
Казахские читатели и слушатели того времени с помощью переводов Абая знали не просто отдельные отрывки «Евгения Онегина», а всю сюжетную канву романа. Благодаря этим чудным переводам до сердца народа были доведены новаторский дух пушкинского романа, основные мотивы, наиболее важные для казахского общества того исторического периода. Если когда-нибудь будет составляться антология мировой переводной поэзии, переведённые Абаем строки имеют полное право занять место в той книге.
ИЛЛЮСТРАЦИИ ХУДОЖНИКОВ ТВОРЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ «ЖАЫРУ»,
МУЗЕЙ ИСКУССТВ ВОСТОЧНО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ
Не случайно народные акыны, по примеру Абая написавшие дастаны (а их целых пять!) по мотивам романа, с особой теплотой и нежностью называют Татьяну по-казахски – Тəтіш, Тəтішжан, Нұр Тəтіш. В своё время мы опубликовали статью на эту тему в «Казахстанской правде» и указали, что именно после данных переводов-переложений у казахов появилось нежное женское имя Тəтіш…
«Абай стремится к тому, чтобы казахская женщина засверкала равными с мужчиной гранями. Поэтому он берёт «Евгения Онегина» в основном для того, чтобы раскрыть лучшие внутренние чувства этой женщины, показать потаённые уголки её светлой души», – говорит Мухтар Ауэзов, и в этих словах заложен глубокий смысл. Добиться того, чтобы «казахская женщина засверкала равными с мужчиной гранями», «показать потаённые уголки её светлой души» – для литературы того времени было задачей большой важности.
Да, действительно, весь вопрос заключается именно «в равенстве людей», «в свободе выражения ими своих мнений», «в новой жизни». Говоря сегодняшним политизированным языком, проблема заключается в «дальнейшей демократизации казахского общества».
Ирина Сурат, касаясь переводческого искусства Пушкина, как-то вдохновенно писала: «Переводы и переложения из Шенье, Саути, Беньяна, Корнуолла, как правило, имеют личный импульс, вбирают в себя конкретные внешние обстоятельства и внутренние события пушкинской жизни – и остаются при этом переводами, то есть вживляют плоды одной национальной культуры в другую. В зрелой поэзии Пушкина нет границ между переводами и лирикой – недаром никому из его серьёзных издателей не приходило в голову выносить переводы в специальный раздел, как это принято в собраниях других поэтов. Можно говорить об особом типе переводной лирики у Пушкина, когда чужое слово становится средством лирического самовыражения».
ИЛЛЮСТРАЦИИ ХУДОЖНИКОВ ТВОРЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ «ЖАЫРУ»,
МУЗЕЙ ИСКУССТВ ВОСТОЧНО-КАЗАХСТАНСКОЙ ОБЛАСТИ
Сказанное с полным правом можно отнести и к Абаю. Через персонажи пушкинского романа Абай и сам раскрывал своё лирическое настроение. Он превратил перевод в лирику. Это – «Евгений Онегин» Абая.
Да, конечно же, Абай преподнёс своему народу не просто отрывки «Евгения Онегина», он создал свой вариант этого произведения. Причём создание романа в виде писем связано не только с «неподготовленностью читателя». В эпоху Абая в казахском ауле давно стала традицией любовная переписка между юношами и девушками, эти письма, как правило, писались стихами, и всё это носило своеобразный романтический характер. Абай верно нащупал запрос своего читателя (слушателя). Думается, переведи он пушкинский роман по классическому образцу перевода, полностью, сохраняя размер и рифмовку стиха, то вряд ли тогдашний степной народ воспринял бы его так близко, как эти отрывки. В них раскрыты, всецело переданы самые необходимые, самые новаторские для казахов мотивы, свежий дух романа Пушкина.
В переводах «Евгения Онегина» Абай создал лучшие образцы соответствия слов, альтернативности образов, адекватности мелодии, ударений, рифмы, интонации. Одно из самых трудных требований в поэтическом переводе – передать ударное рифмуемое слово в оригинале ударным рифмуемым словом в переводе. Валерий Брюсов называл это самым большим испытанием мастерства переводчика. Абаевский перевод и в этом плане приводит в восхищение. Как бы ни называть строки, переведённые Абаем, – эквивалентом или эквиритмом, адекватностью или точностью, подстрочностью или даже дословностью – они всецело отвечают всем требованиям теории перевода.
Переводы Абая из Пушкина в истории казахской литературы занимают очень большое место, оцениваются как удивительное явление, с чем согласятся все. Об этом опять же замечательно сказал Такен Алимкулов: «Переводы Абая свидетельствуют о том, что он весьма глубоко понимал контекст и подтекст произведения и сумел передать их максимально близкими к казахскому менталитету, чётко и доходчиво. Абаевские переводы обогатили казахский язык. Породили новые понятия, свежие сравнения и эпитеты, ранее неизвестные словосочетания и фразеологизмы. В казахской поэзии появились новые ритмы, новое звучание. Возникли новые образные виды мышления». Какое ещё может быть могущество сильнее могущества изменить мышление?!
Чингисские горы и Караульские степи поэзии
Художественная масштабность и великолепие поэзии Абая ярко проявляются в его переводах Лермонтова. Вершинные шедевры казахского поэтического перевода Абай создал, именно перекладывая стихи Лермонтова на казахский язык. Среди них особо можно выделить «Қараңғы түнде тау қалғып» – перевод лермонтовского шедевра «Из Гёте» («Горные вершины cпят во тьме ночной»).
Герольд Бельгер и Медеубай Курманов в своих книгах, статьях, эссе приводят три его варианта (Гёте – Лермонтов – Абай) и убедительно доказывают поэтическое мастерство Лермонтова и Абая.
О чудесном переводе Лермонтова сказано немало. С момента появления данное стихотворение является великим произведением русской литературы. И таким же для казахов стал абаевский вариант. Видимо, это и есть ответ на вопрос, переводится или не переводится поэзия. Когда Александр Аникст пишет, что у Гёте восемь строк «вместили в себя всю природу, весь мир», это тоже есть ответ на вопрос, может ли поэзия передать жизнь такой, какая она есть. Здесь же дан ответ и на такой вопрос: каким является казахский язык? В известной степени даже на такой: что за народ казахи и на что они способны?
«Қараңғы түнде тау қалғып» – эталон художественности, образности, мелодичности, точности в переводе. Благодаря абаевскому гению лермонтовские «горные вершины» снизились просто до «гор» (примерно до Чингисских гор, не имеющих заоблачных вершин), «долины» превратились в широкие «степи» (как, скажем, Караульские) – картина Гёте запросто переместилась на казахскую землю.
Переведённые из Лермонтова стихи являются самой большой частью творчества Абая-переводчика. Среди них такие шедевры, как «Бородино», «Еврейская мелодия», «Из Гёте», «Не верь себе», «Дума», «Кинжал», «Молитва», «Дары Терека», «Выхожу один я на дорогу…», «Демон» (отрывок), что говорит о высоком вкусе Абая-читателя.
«Абай с особым трепетом относился к поэзии Лермонтова, – писал академик Заки Ахметов. – Он был особенно близок к русскому поэту, в духовном родстве с ним. Не будет преувеличением сказать, что, проникнувшись симпатией к русской поэзии, Абай наибольшее духовное созвучие обнаружил именно в Лермонтове. К тому времени Абай уже находился на уровне всестороннего понимания интеллектуального мира, потребностей, участи не только великого поэта, но и всего русского общества. Поэтому он прекрасно понимал и поэзию этого народа. Прекрасно чувствовал, что возмущение, печаль и гнев Лермонтова выражали возмущение, гнев и печаль русского народа, эксплуатируемого общества. Когда писал «Я для тебя загадка, я и мой путь. Против тысяч сражался – не обессудь!», он, возможно, подразумевал и душевное состояние Лермонтова. Его Абай называл «поэтом особого негодования, поэтом, любовь которого отравлена гневом».
И вообще, нам представляется, что Абаю Лермонтов всё же был ближе, чем Пушкин. Кажется, потребности своей души он больше находил у Лермонтова. Это видно и по тому, как большинство лермонтовских стихотворений Абай переложил в виде чистого перевода, а когда имел дело с Пушкиным, он допускал больше вольности, позволял себе по-своему осмысливать детали, на свой лад изменять характеры, нравственные черты персонажей. Иначе говоря, если Абай с Пушкиным говорит состязаясь, то с Лермонтовым – соглашаясь.
Переводом Абай начал заниматься с Лермонтова и закончил Лермонтовым. Не случайно новый рубеж в творчестве Абая начинается с 1880-х годов (первый перевод из Лермонтова сделан в 1882 году). За такие качества, как художественная конкретность, образная точность, казахская поэзия в долгу и перед переводами Абая.
Новое звучание старого жанра
Перевод дал очень многое казахской литературе. Одно из направлений при этом – рождение новых жанров. Возьмём для примера жанр басни, где так же ярко проявилась гениальность Абая как переводчика. До появления переводных образцов у казахов не было басни как отдельного литературного жанра. Впрочем, не следует утверждать, что в нашем словесном искусстве басня возникла вдруг, на голом месте. В казахских сказках о животных и зверях можно встретить массу признаков, присущих природе басни. В целом антропоморфизм особо близок народам, жизнь которых прямо зависела от природы. К тому же хорошо известно, что в таких издавна и широко распространённых среди казахов произведениях, как «Калила и Димна», «Тысяча и одна ночь», «Тотының тоқсан тарауы» и так далее, во многих местах содержатся моменты, изложенные в виде басни. Конечно, и они впитаны в наш дух благодаря переводам. Но всё сказанное не противоречит нашему мнению о том, что басня как жанр утвердилась в казахской литературе именно благодаря переводу. Укреплять жанр басни в литературе начали такие настоящие мастера пера, как Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев, Ахмет Байтурсынов. Перевод басен Крылова явился одним из важных рубежей в развитии не только казахского переводческого искусства, но и в целом всей родной литературы. Переводы Абая из Крылова – поистине пик мастерства, поучительный образцовый пример. «У Абая точь-в-точь отражаются и слова, и мысли Крылова», – писал известный переводовед Сайдиль Талжанов.
Даже современники Крылова никак не усматривали в его баснях французские реминисценции, не говоря о древнегреческих корнях произведений. Такова сила и мощь таланта великого русского баснописца. Его басни совершенны. Он смело ввёл народную речь в поэзию. Поражает живой, му зыкальный язык, тонкий юмор, красота формы. Всё это есть и у Абая.
Невозможно не любоваться, не восхищаться тем, насколько мастерски сохранены ирония, насмешливый мотив оригинала. Абаевские строки до того складны, до такой степени в казахском духе, что мы сегодня считаем их афоризмом поэта, а ведь они – отшлифованное, поразительное переложение крыловских строк.
Формат газетной статьи не позволяет нам тщательно проанализировать переводы басен «Емен мен шілік» («Дуб и трость»), «Қазаға ұрынған қара шекпен» («Крестьянин в беде»), «Жарлы бай» («Бедный богач»), «Есек пен Бұлбұл» («Осёл и Соловей»), «Қарға мен бүркіт» («Воронёнок»), «Ала қойлар» («Пёстрые овцы»), «Бақа мен Өгіз» («Лягушка и Вол»), «Піл мен Қанден» («Слон и Моська»).
Когда говорим об эволюционном пути в переводах крыловских басен, мы в первую очередь имеем в виду их нечужеродность для казахского слуха, понятность, передачу образным и сочным языком, затем – адаптацию к степной жизни.
Басня оставила особый след в нашем национальном сознании. В начале прошлого века было традицией ссылаться на образы, сравнения, содержащиеся в баснях Крылова.
Мы в долгу перед басней. Именно через басню письменная литература нашего народа впервые соприкоснулась с лучшими образцами мирового словесного искусства. В своё время Мухтар Ауэзов сравнивал силу басни с мощной словесной пружиной, способной разбудить народ, обновить его душу, закалить волю, всколыхнуть сознание. А такое слово нам нужно во все времена. Сейчас – особенно.
Говоря о знании языка, скажем ещё раз об общеизвестном, но удивительнейшем факте: эти чудные переводы лучших образцов классической литературы сделал человек, который русскому языку обучался в приходской школе в 13 лет на протяжении... трёх месяцев! Прекрасного владения языком он добился с помощью самообразования.
Слова Абая и в радости, и в горе
Творчество Абая – феноменальное явление, выходящее далеко за рамки литературы, культуры. Иногда невольно приходишь к мысли, что для нас он не только и не просто поэт, философ, переводчик и композитор, а значительно большая и максимально близкая личность, как, скажем, родственник, старший брат, дед, но в любом случае очень близкий, родной человек. Не зря же мы говорим «Абай ата». Поэтому вполне естественно нам часто кажется, что мы не раз встречались с этим человеком, разговаривали и делились мнениями, неоднократно слушали его советы, а иногда в силу недопонимания или занятости – не слушали… Словом, и в радости, и в горе идёшь к нему. Он оказывается рядом с тобой и в минуты сладостной любви или появления на свет ребёнка, и в трудные минуты жизненных испытаний или удара судьбы.
Великое уважение нашего народа к своему любимому поэту выражается и в том, что, когда требуется доказать какойнибудь факт, непременно употребляется универсальная фраза «Абай айтқандай» – «как сказал Абай». Абай – мудрый наставник нации, духовный отец народа. Мечтаем, чтобы каждый казах время от времени брал в руки томик Абая и перечитывал его стихи, внутренне держал перед ним своеобразный отчёт: «Как я живу на этом свете? Придерживаюсь ли советов Абая, сделал ли выводы из его критики, стремлюсь ли к высотам, какие указал великий поэт, и вообще, что сделал, чтобы соответствовать предназначению человека на земле?»
Почти в каждом переведённом произведении можно проследить, что Абай будто соревнуется с автором оригинала, соперничает с ним. В этом мы видим конгениальность Абая с великими художниками слова, к творениям которых он обращался, с ярчайшими талантами, близкими, сходными ему по духу, образу мыслей. Перечитывая стихи, «Слова назидания» Абая, мы не должны забывать и о его чудесных переводах, которые являются ярким свидетельством подлинного величия казахского поэта.
ОБ АВТОРЕ
Сауытбек Абдрахманов, доктор филологических наук, депутат Мажилиса Парламента РК, член Государственной комиссии по подготовке и проведению 175-летнего юбилея Абая Кунанбаева.