После смерти моей ищите меня не в земле,
а в сердцах просветлённых людей…
Руми Джалалатдин
В прошлом году исполнилось 160 лет со дня рождения классика татарской поэзии Закира Рамиева – Дэрдменда.
Первые публикации стихов Дэрдменда появились в годы первой русской революции. Около десяти лет читатели не догадывались, что под псевдонимом Опечаленный (именно так переводится на русский «Дэрдменд») скрыто имя одного из богатейших людей России, владельца золотых приисков Урала, мецената Мухаммедзакира Мухаммедсадыковича Рамиева.
Судьба его – яркая и трагичная. Родился 23 ноября 1859 года в деревне Джирган Стерлитамакского уезда Оренбургской губернии. Начальное образование получил в деревенском медресе, изучая персидский и арабский языки. Брал частные уроки русского языка. В 1880 году продолжил образование в Стамбуле. Там Закир Рамиев увлечённо не только изучает турецкий язык и литературу Востока, но и знакомится с западноевропейской литературой и философией. Много путешествовал по Европе, много читал. Гегель и Кант; Пушкин, Толстой, Тютчев; Хайям и Физули – вот далеко не полный список литературных пристрастий.
Со своим отцом и старшим братом Шакиром являлся владельцем более 20 золотых приисков на Урале, занимался общественной деятельностью, выделял деньги на строительство медресе, мечетей, больниц, а также на обучение за границей ряда студентов.
Он был известен как издатель газеты «Вакыт» (1906–1918) и журнала «Шура» (1908–1918), на страницах которых публиковались произведения всех известных в то время татарских писателей. 23 января 1918 года власть в Оренбурге перешла к большевикам, а вслед за этим рудники, дом и типография, имущество и богатейшая библиотека. Погибло богатое рукописное наследие поэта. В Орске давно сровняли с землёй кладбище, где похоронен поэт, вместо надгробия над его могилой проходит автодорога и проложены железнодорожные пути, построены торговый центр и дворец культуры, возвышаются корпуса механического завода.
При жизни у Дэрдменда не вышло ни одной книги. После революции издания его стихов можно пересчитать по пальцам. Оценка творчества по большей части носила необъективный характер. Ему приписывались и растерянность, и упаднические настроения, и страх перед революционными преобразованиями.
Дэрдменд действительно стоит особняком в ряду современников. Его поэзия отличается от поэзии Г. Тукая, М. Гафури, Ш. Бабича и других. У него собственный голос, собственный мир образов. Поэт-символист, поэт-философ, для которого духовное неизменно выше материального, – именно таким представляется Закир Рамиев.
Лирика Дэрдменда построена на внутренней свободе, человек не просто частица мироздания, а неотъемлемая часть его. Вслед за поэтом и мы пытаемся взглянуть на мир не глазами, а душой. Сколь бы ни изменялся наш быт, наше мировоззрение, наш мир – вечные ценности остаются неизменными, не терпящими суеты и пустословия.
Каждый, прикоснувшись к его наследию, получит истинное удовольствие и восторг, открывая новые и новые грани высокого таланта Закира Рамиева.
Дождь весенний, первородный
Дэрдменд
Мы
Шли века, ушли они... прошли года!
Поменялись и пророки, и тираны...
Проходили караван за караваном,
Отживали век свой страны, города!
Сколько мест родных опустошит беда,
Сколь костей в земле истлеет без следа!
Занесёт самум песком... исчезнет след...
Что ж, душа моя, и мы сойдём на нет!
Снова путники встают на путь земной,
Всех заставит век приплясывать подчас...
Хлам надежды под хламидой... ждёт огонь –
Восхожденье... на костёр... как в первый раз...
Дождь
День накалился. Накалённый воздух плотен.
Поля и степь – цветные марные полотна.
Предгрозье – тишина!.. Дыхание теснит.
Подставила земля дождю свой рот голодный...
На небосклоне туча смурная виднее,
В ней страсть бушует, смута смутная во чреве
Взвихрилась ветрами, раздулась и всклубилась,
Разверзлась, кинулась, скатилася во гневе....
Весенний меч взметнулся, небо рассекая.
Свободно небо – проливным дождём стекает.
Земля прогнулась, небеса дрожат, стеная.
Аллах народную молитву принимает.
Велит сберечь своё потомство страх животный,
Под ветры спины ставить, головы склоняя.
А небо с грохотом трещит, горой звенящей,
Льёт дождь весенний, благодатный, первородный.
Зверушку-душу наполняет шум вселенной,
Шумит-поёт земля, а небо громыхает.
Петух и жемчуг
Петух жемчужину схватил из рук ребёнка,
Обратно выбросил: «Нет, это не по мне!»
И, громко кукарекая, в дерьме
Стал рыться: вот по мне, мол, работёнка!
Невеже одному вот так однажды в руки
Попала книга по наследству. (Вот беда!)
Он букинисту снёс её тогда
(хоть книга кладезем была науки):
«Возьми, а мне взамен дай десять–пять копеек...»
Ответил тот: «Цена не велика – равняется понюшке табака...»
Невежа закивал: «Табак – в пять раз нужнее!»
Не сразу выдаст человека поведенье,
А выдаст то, чему отдаст он предпочтенье.
Корабль
Денно и нощно
Море грохочет…
Ветер срывает снасти!
Спорит
И переспорить их хочет
Корабль, летящий за счастьем…
Волны вскипели,
Разверзлась пучина –
Корабль далеко от суши!
Что станет
Его крушенья причиной,
Чьи первые сгинут души?!
* * *
И одного в стране нет друга, но при том –
Тебе не станет вся страна врагом!
* * *
Праведник не совершит злодейства,
Для дрянного доброта – дурное действо.
* * *
Не смейся над ослом: бездельник, мол, осёл.
В отличье от тебя, осёл свой груз несёт!
* * *
Сколько ценных, драгоценных гор –
Горы злата, серебра и самоцветов.
На Восток и Запад делят с давних пор
Неделимое пространство континента.
* * *
Эй, кто посмел нас подло осмеять?
Да, не жируем, но крепка у нас рука;
И тощий конь – не худо бы понять –
Ценней откормленного на убой быка.
* * *
Я муравей больной, лежащий на дороге,
А не пчела, от коей все уносят ноги.
В благословенном государстве нет, признаться,
Сил у меня ни унижать, ни унижаться.
* * *
Разделит золотой запас страна,
Монета каждому достанется одна.
Собрать со всех хоть по одной монете –
Появится ещё одна казна.
* * *
Будь добр, не запрещай резвиться ныне,
Наступит смерти день – и все мы сгинем!
Ждёт это впереди – потешимся сейчас,
Смерть своё дело сделает в свой час!
* * *
Лежу, растянувшись в траве. Ветер шумит, звенит в голове. В этом ветре узнаваемо печальное течение прошлых лет, прожитой жизни печальный напев. И слышатся будущего шаги: будто оживлённые, наступающие звуки идущих в будущем.
* * *
Тёплый ветер стихает… Каменистые горы, деревья, вся вселенная, утомившись от трудов, все и вся впали в сладкую истому. Тени гибкого ивняка – не знакомая ли фигурка возлюбленной показалась, шёпот проточных вод – сравним с грустной мелодией, в шелесте цветов и трав слышу еле различимый смех моей красавицы. Тайное присутствие печали в шумящем потоке воды, в шуме ветра, слившемся с печальными стенаниями качающихся деревьев, оставляет отпечаток в душе.
Пшеница
Один крестьянин, взяв с собой восьмилетнего сына Хусаина, поехал в поле хлеба посмотреть. Едут и видят поле, на котором большинство колосьев стоит низко склонив голову, а некоторые, не сгибая головы, надменно возвышаются. Заметил такое Хусаин и говорит отцу:
– Папа! Смотри-ка, пшеница бедная! Как шею согнула… Хорошо хоть вон те! Такие крепкие, как джигиты настоящие, стоят!
Остановил отец лошадь. Сошёл с телеги, сорвал и тот и другой колосок. Размял их в ладонях, чтобы зёрна выпали. Потом сказал, обращаясь к сыну:
– Смотри, сынок! Видишь, сколько спелых зёрен внутри этих! Вот поэтому они и склонили головы… А у тех, кто стоял, высоко подняв голову, – внутри ничего нет! Грош им цена! Извлекай урок из увиденного, сынок: надменно голову держать подходит только пустоголовым.
Пахарь и султан
В один прекрасный день отправился султан на охоту. По лесам скакал, по лугам, по полям… И вот на одном поле видит: пахарь пшеницу собирает.
Подъехал он ближе, поприветствовал. Пахарь в ответ поклонился: «Храни тебя Аллах, мой господин!»
Понравилось султану, с каким почтением крестьянин к нему обратился, и стал он его расспрашивать:
– Чем ты занимаешься?
– В молитвах за вас, мой эфенди, хлеб выращиваю!
– На сколько в год хлеба продаёшь?
– Иной год – на сто, а иной и на пятьсот рублей, мой султан!
– На что же ты тратишь эти деньги?
– Десятую часть, как Аллах велит, отдаю бедным. Остальное делю пополам: одной частью долг возвращаю, а другую часть в долг отдаю.
– Это кому и сколько же ты задолжал? Для чего нужно было в долг брать?
– В дни моего детства не годен я был ни для какой работы. Отец, мать меня одевали, кормили, обучали, растили. Им задолжал, почтенный султан! Теперь они постарели, ни для какого труда не годны. Кормлю-пою и так долг им свой возвращаю.
– Хорошо… А почему ты тогда вторую часть в долг отдаёшь? Знаешь ли ты, что кредиты давать и наживаться на них грех большой?
– Да, светлейший! Пять душ детей у меня мал мала меньше… Не годны они ни для какой работы. Их пою, кормлю, одеваю, учу. А когда я постарею – тогда они за мной ухаживать будут. Вот это и есть тот кредит, который отдаю…
– Да благословит тебя Аллах! – сказал султан и дал на прощанье сто золотых этому мудрому человеку.
Перевела Вера Хамидуллина