Мурад Ибрагимбеков. Мадагаскар // Роман-газета. – 2020. – № 19.
Мурад Ибрагимбеков – известный режиссёр, сценарист, призёр международных кинофорумов, обладатель «Серебряного льва» Венецианского кинофестиваля, лауреат кинопремии «Ника» – написал неожиданный и интересный роман «Мадагаскар». Да, именно так – по кодовому обозначению нацистского проекта о «переселении евреев» в Африку, обернувшегося тем, что позже получило название «холокост».
Ибрагимбеков отважно и со знанием дела взялся за сложную, психологически табуированную тему на примере жизнеописания вымышленного немецкого (еврея по национальности) кинорежиссёра Штефана Шустера – типичного представителя творческой интеллигенции Веймарской республики, расслабившейся, если можно так выразиться, в недолгие годы толерантности, творческой свободы и парламентской демократии. После прихода к власти Гитлера многие представители этой интеллигенции не сразу разгадали истинные намерения нацистов, а некоторые, как главный герой романа, даже стали сотрудничать с новой властью.
Я бы выделил в «Мадагаскаре» три основные темы: Гитлер и кинематограф; интеллигенция и диктатура; кристаллизация жертвенного сопротивления в сознании первоначально индифферентного к политике, уверенного, что «всё обойдётся», человека по мере соприкосновения с реалиями тоталитарного «арийского» государства. Среди действующих лиц – и сам фюрер великой Германии, и состоящая в нежных отношениях с Шустером знаменитая кино-документалистка Лени Риффеншталь – создательница нацистских «шедевров» «Триумф воли» и «Олимпия», и нацистские функционеры из министерства культуры, и сотрудники ведомства Генриха Гиммлера. Не забыты и простые граждане Третьего рейха – пассивные свидетели и активные участники происходящих событий: книжных костров во дворах университетов, факельных шествий, «Ночи длинных ножей», Олимпийских игр в Берлине, «Хрустальной ночи» и далее по списку.
Нарастающий ужас происходящего, впрочем, поначалу воспринимается аполитичным героем романа спокойно и даже с мрачным юмором: «Утром из окна соседнего здания выпал человек, очевидное самоубийство, вызванное политическими разногласиями, которые также привели к короткой перестрелке на соседней улице, когда были убиты три человека. Больше никаких эксцессов, связанных с политикой, в окрестностях кафе «Люмьер» не произошло. Остальные политические диспуты происходили в других районах города». Или: «Политические разногласия были разрешены довольно быстро, после умерщвления тысячи человек, которые перестали поддерживать Гитлера в дискуссии о его роли в политической жизни страны».
В романе с беспощадной точностью передано духовно-психологическое состояние населения нацистской Германии, о котором за несколько лет до начала Второй мировой американский писатель Томас Вулф писал в романе «Домой возврата нет»: «Перед Джорджем начал вырисовываться образ великого народа, чьему рассудку нанесён был тяжкий удар, – и теперь его душу разъедает какой-то чудовищный недуг. Своего рода прогрессивный паралич исказил и разрушил все человеческие отношения. Гнёт постоянного гнусного принуждения сделал весь народ скрытным, и эта удушающая пагубная скрытность отравила людей ядом, который капля по капле выделяли их души, и уже нет лекарства, нет избавления».
Но роман Мурада Ибрагимбекова не только об этом. Он о том, как в атмосфере сгущающегося террора и дымящихся крематориев человек становится героем. Снимаемый в концлагере на охраняемом эсэсовцами пространстве с декорациями – подстриженными газонами, уютными коттеджами и детскими игровыми площадками – агитационно-фейковый фильм о счастливой и беззаботной жизни евреев в гитлеровской Германии постепенно превращается в наглядную иллюстрацию человеческого существования в мире удушающей диктатуры и циничной лжи. На съёмочной площадке вблизи крематория происходит не только массовое обнуление жизни, но и обнуление воли жертв к сопротивлению. В преодолении героем романа двуединого обнуления Мурад Ибрагимбеков видит доказательство божественной сущности души, в критический момент призывающей человека к евангельскому подвигу – «смертью смерть поправ». Штефан Шустер погибает, но ему удаётся сделать так, что бутафорский с надписью «Мадагаскар» самолёт, на котором по сценарию фильма еврейские дети якобы отправляются из Германии на остров Мадагаскар, в последний момент заменяется на настоящий, и несчастные дети реально перемещаются из концлагеря за линию фронта, то есть обретают спасение.
Я вспоминаю, как однажды (целую жизнь назад) зашёл вместе с Юрием Щекочихиным (он тогда только перешёл в «Комсомольскую правду») в редакцию «Московского комсомольца» (там он трудился раньше) на Чистых прудах к заведовавшему отделом литературы поэту Александру Аронову по какому-то делу. За спиной Аронова на стене висели страницы фоторепортажа из журнала «Америка»: «Еврей становится героем». Речь шла о новых тенденциях городской культуры в еврейских кварталах Нью-Йорка. На глухих стенах гаражей и складов там появились граффити – сцены из Ветхого Завета.
Да, в романе Мурада Ибрагимбекова «еврей становится героем». Но автор идёт дальше, объясняя, что героями (вне зависимости от национальной принадлежности) надо становиться раньше – до того как (по Томасу Вулфу) прогрессивный паралич диктатуры и лжи исказит и разрушит человеческие отношения, а гнёт постоянного гнусного принуждения отравит народ своим ядом.
Юрий Козлов