Солнечный мартовский день. Мы с коллегой едем в санаторий «Сосновый бор», расположенный на живописном берегу реки Которосли в Ярославской области. На днях туда привезли беженцев из зоны проведения спецоперации. По пути обсуждаем, с чем столкнёмся на месте: одно дело – видеть новости по телевизору, другое – общаться со свидетелями страшных событий, с теми, кто пережил трагедию. Как воспримут наши вопросы? Да и вообще, захотят ли общаться с журналистами?
Надеемся, что поможет наладить контакт опыт одного из участников нашей команды, которому в далёком 1994-м довелось покидать с семьёй насиженные места на Западной Украине, убегая от назойливой, а подчас и опасной украинизации; переселенцы были готовы оставить даже благоустроенное жильё, друзей, работу, лишь бы не подвергаться гонениям из-за своей «русскости».
Но это было тогда, в относительно мирные годы… Сегодня уже всё по-другому, гибнут гражданские и военные, в отношениях между людьми – ожесточённость, а беженцы из Мариуполя – особенно пострадавшие. То, что происходит в этом городе, – настоящая гуманитарная катастрофа.
Наш приезд в «Сосновый бор» совпал с визитом врио губернатора Ярославской области М.Я. Евраева, который привёз для детей Донбасса гуманитарную помощь, развивающие игры, книги об истории Ярославии. Правительство, – рассказал он, – сейчас занято решением вопроса предоставления жилья вынужденным переселенцам, их обустройством.
По словам директора санатория Татьяны Гороховой, в учреждение поступил сто один человек из Мариуполя: «У нас прежде всего медицинская организация, круглосуточно дежурят два врача и две медсестры. Работа ведётся активная. Мы помогаем нуждающимся в медицинской помощи. Предполагаем, что через два-три дня дети уже пойдут в школу. Также рассматриваются вопросы занятости, трудоустройства взрослых».
Беседуем с сотрудниками санатория, узнаём, что для беженцев организовано питание и досуг. Каждый день работает кинозал. Приезжие внешне спокойны, подходят к персоналу, задают вопросы о жизни санатория. На второй день после прибытия спрашивали, чем помочь, например, с уборкой территории. Помогают в разгрузке и сортировке гуманитарной помощи. Многие говорят, что хотели бы остаться в России.
Удалось нам поговорить и с самими мариупольцами. Их истории обжигают страшной правдой и не требуют комментариев. Не многие решаются вести разговор о недавно пережитом. А учитывая сложность обстановки на Украине, принимая во внимание, что у наших собеседников там остались родственники, имена мы решили изменить, а фото не публиковать.
И, конечно, нужно иметь в виду, под каким пропагандистским прессом находились эти люди в последние годы и месяцы. Чего только стоят фейки украинских властей, будто россияне отбирают у беженцев документы, что отправляют «на север», что их ждут концлагеря.
Итак, свидетельства беженцев из Мариуполя.
Игорь, 35 лет:
– После событий 2014–2015 годов Мариуполь активно застраивался. Его хотели сделать курортным, ведь рядом Азовское море. Вложили немало средств в благоустройство: разбивали парки, строили дороги. Построили много новых торговых центров. Мариуполь планировали сделать визитной карточкой украинского Донбасса.
В городе протекала обычная мирная жизнь. Политикой мы не интересовались. До 24 февраля не ощущалось никаких признаков военных действий, хотя украинская армия уже стягивалась к границам ДНР. Располагались на фермах, в зданиях бывших промышленных предприятий. В основном бойцы полка «Азов» (экстремистская организация, запрещена в России).
Из новостей толком ничего узнать не получалось. Хотя слухи ходили, что планируется эвакуация мирных жителей. Но, по сути, информацию блокировали, и выезжать из города мы не стали.
Когда район, где мы жили, оказался под бомбёжками, было очень страшно. Очень. Прятались в подвалах. Практически с первых дней не стало ни света, ни газа. За водой бегали по обстреливаемой улице до колодца, метров семьсот. На свой страх и риск. Цены в магазинах выросли сразу. Буханка хлеба стоила более ста гривен.
Эвакуация местной властью не проводилась. Только если русские военные встречали кого-то из мирных жителей на улице, предлагали эвакуироваться. Сама эвакуация происходила за 10–20 минут. Говорили: «Бегите собирайтесь!» Мужчин бойцы просили, чтобы помогли детям и старикам.
Когда нас вывозили из Мариуполя, ВСУ бомбили ещё сильней. Мы видели много разрушенных девятиэтажек – дома чёрные стоят. Русские военные нас прикрывали. Привезли сначала в село Безыменное, потом автобусом – в Донецк, затем посадили на поезд. Везде кормили. Детям солдаты давали сок и печенье.
Когда ехали с семьёй в Ярославскую область, тоже было страшно. Обсуждали в пути, что нас ждёт. От Мариуполя до места размещения добирались около пяти суток. Приехали в «Сосновый бор» 20 марта.
В чём нас эвакуировали, в том мы и приехали. Здесь сразу дали одежду. Такого тёплого приёма не ожидали:
нас встретили, покормили, разместили. Ребёнку коляску одна женщина привезла.
Сам я русский, мои родители родились в России. А сейчас они на Украине, в том числе папа и бабушка 87 лет, и связи с ними нет. Очень за них переживаю. Они тоже живут в Мариуполе, но на правом берегу – мосты туда взорваны.
Ирина, 57 лет:
– С 24 февраля на улицах появились украинские военные, начались обстрелы. Оповещений об эвакуации не было никаких. Спасались в подвалах: услышим взрыв – прячемся. Если пять минут тишина – выходим. И так постоянно. Перестрелка – также бежим в подвал.
В «Сосновый бор» приехали семьёй – семь человек. По дому скучаем, но когда там весь этот ужас закончится, мы не знаем. И здесь новости стараемся не смотреть. Страшно.
Сергей, 41 год:
– Когда начались обстрелы, мы находились дома, в частном секторе на окраине Мариуполя. Тётя жила в трёх километрах от нас, сразу приехала. Так мы всей семьёй – я, жена, дети, тётя – жили под бомбёжками до 16 марта. То залезем в подвал, то вылезем. Уже потеряли счёт времени: непонятно, день или ночь. Электричества и связи не было. Знакомые говорили, что на крышах девятиэтажек нашего района работали корректировщики ВСУ, а в арках домов прятались танки и бэтээры. Выедут, залп дадут и обратно.
Потом около 9 утра 16-го смотрим: идут люди с автоматами в камуфляже с белыми повязками. Перелезли через забор, постучались. Мы очень испугались, но решились открыть. Сообщили, что в нашем направлении идёт наступление и нужно срочно эвакуироваться. Попросили собраться за пятнадцать минут. Мы очень быстро, что могли, собрали.
Из зоны обстрела вывозили на легковых автомобилях по пять-шесть человек, потом пересаживали в микроавтобусы. В селе Безыменном разместили в клубе, который переоборудовали в перевалочную базу для беженцев. Там мы находились двое суток. Ночевали на лавочках. Для детей и стариков солдаты нашли кровати. Нас было около четырёхсот человек.
Еду передавали из находящегося рядом кафе, дополнительно распределяли армейские пайки, привозили гуманитарку. В Безыменном Мариуполя практически не было слышно. Только иногда доносились далёкие взрывы от тяжёлых бомб.
Вскоре начали приходить большие автобусы. Паники не было, всё организовали чётко. Сначала хотели направить в Ростов-на-Дону, но потом предложили поехать в Ярославль, мы с женой были, честно говоря, шокированы. Это же так далеко! Но у нас ни в Ростове, ни в другом месте родственников нет, поэтому согласились.
Сейчас мы и удивлены, и рады тому, как радушно нас здесь встретили. И главное, конечно, что остались живы. Можно сказать, второй раз родились. Очень благодарен дээнэровцам, которые вытащили нас из этого ада.
В Мариуполе остались родственники, но на другом конце города. Что сейчас с ними, мы не знаем…
Елена, 17 лет:
– На момент начала войны я была с мамой дома, в частном секторе. В один из дней в огород прилетел снаряд «Града», выбило окна в комнате. Нам с мамой повезло, что в этот момент находились в коридоре.
Мы были в доме ещё три дня, из-за обстрелов не могли выйти. Видели горящий танк. Купить мы ничего не могли, потому что многие близлежащие магазины оказались закрыты – хозяева вывезли товар, опасаясь мародёров. Какие-то магазины попали под бомбёжку, и из продуктов там остались только чипсы, сухарики, какие-то сладости.
Потом к нам зашли военные, предложили эвакуацию. Мы согласились, быстро собрались. Сначала нас привезли в один из санаториев, потом в село Безыменное. Затем на границу. Когда эвакуировали в Россию, мне было очень страшно, так как не представляла, что меня ждёт в другой стране.
В «Сосновом бору» я успокоилась. Думаю, что всё будет нормально. В Украине я окончила школу олимпийского резерва, хотела поступать на факультет физического воспитания. Сотрудники санатория, с которыми удалось поговорить, поддерживают моё стремление. Возможно, я смогу получить профильное образование в Ярославской области.
После разговоров с мариупольцами мы долго не могли прийти в себя. Было понятно, почему многие вообще отказываются общаться с журналистами. Люди устали, до сих пор находятся в стрессе, у них в одночасье перевернулись судьбы, кто-то остался без жилья, кто-то потерял родственников, многие – без средств к существованию, без документов, без какого-либо понимания, что ждёт их в будущем. Кто-то до сих пор остаётся в неведении о судьбе родных, друзей и соседей. Им трудно делиться воспоминаниями, заново переживать ужасы мариупольской трагедии.
Но всё же мариупольцы предстали людьми прочной породы. Мы увидели в них стойкость и жизненную силу, способность преодолевать трагические обстоятельства. Сейчас они нуждаются в помощи и поддержке, но, конечно, это никакие не иждивенцы. Это сильные люди – наши люди, с которыми у нас общее будущее и общая судьба.
Вадим Губинец,
Алексей Ярославский,
Ярославское отделение СП России