Мемуары полковника 6-й германской армии Вильгельма Адама, первого адъютанта генерал-фельдмаршала Паулюса.
Владимир Н. ЕРЁМЕНКО
На таких крупных заводах, как Тракторный и «Красный Октябрь» (металлургический), «Баррикады» (орудийный), было сформировано по нескольку рабочих батальонов.
В нашем посёлке Купоросный работали лишь кожевенный завод и меховая фабрика. Однако рабочий батальон тоже был создан.
Наш сосед дядя Миша Моргунов работал на тракторном заводе, и он рассказывал, как они отбили атаку немецких танков, прорвавшихся от Дона к Волге 23 августа – в чёрный день Сталинграда, день первой массовой бомбардировки города.
«Из ворот завода выехало несколько десятков «тридцатьчетвёрок» и начали жечь немецкие «панцермашины». Удар был столь неожиданным и мощным, что к вечеру немецкая колонна была почти вся уничтожена, а остатки отступили к Дону. Погибло и много наших…»
В блиндаж к Моргуновым мы перебрались, когда наш был разбит. В их семье было двое детей, мать и бабушка. Их блиндаж был на удивление прочный и удобный. Его соорудил рукастый слесарь дядя Миша. Несколько накатов брёвен, внутри всё обшито вагонкой, настелены полати для сна и отдыха.
Дядя Миша смог выкроить время после танкового боя у Тракторного завода и навестить семью. Возможно, об этом сражении идёт речь в донесении в штаб Паулюса генерала фон Виттергейма, с которого я начал эти заметки.
Михаил Моргунов погиб, как почти все бойцы рабочих батальонов. Они первыми приняли на себя удары немцев в конце августа и начале сентября сорок второго, ещё до того как переправилась через Волгу дивизия Родимцева, входившая в состав 62-й армии В.И. Чуйкова.
Всего несколько раненых вернулось домой из поселкового рабочего батальона. К тому времени я и Витька Моргунов тоже были ранены осколками мины, когда варили кашу из пшеницы. Лечились чудесным порошком реванолом, который я раньше нашёл в разбитой санитарной повозке. Реванол был в крепких стеклянных пузырьках. Мы засыпали им раны, и это ускоряло выздоровление.
Я был ранен в бедро, а Витька в грудь, но уже меньше чем через месяц мы смогли ходить. Я – без палочки, а он перестал задыхаться.
У меня всё обошлось. А Витька от своей раны чуть не погиб уже взрослым. Работал он шофёром-дальнобойщиком. Однажды у него, видно от напряжения, сорвался дремавший осколок и пошёл путешествовать по телу. Прорвал плевру, и Виктор еле дотянул до посёлка, где была больница. Ему сделали операцию и спасли…
Сталинград не даёт забыть о нём: одним – в жизненной яви, другим – в воспоминаниях…
Заступи, сохрани и помилуй…
Эти три слова были моей молитвой, когда я умирал в Сталинграде. Сам придумать их не мог. Видимо, слышал от мамы или бабушки до этой трагедии. Они застряли в моей памяти. И вот теперь, когда уже не на что было надеяться и смерть глядела в глаза, они, спасительные, выплыли…
Вместе со всеми я не то что молился, а скорее скулил, вытирая слёзы кулаками. Так поступали все, кто находился в блиндажах или подвалах, когда наш посёлок перед прорывом немцев к Волге засыпали бомбами и били по нему из орудий и тяжёлых миномётов «Ванюша».
Когда же этот ад прекращался и немцы шли на прорыв к Волге, с левого берега по посёлку начинали бить наши батареи орудий и «Катюши».
Трагическая судьба жителей Купоросного была в том, что посёлок угораздило находиться на стыке двух армий – 62-й и 64-й, обороняющих Сталинград.
В самом посёлке, прижатом к Волге железной дорогой, было всего два предприятия: кожевенный завод и меховая фабрика. Жили здесь около тысячи семей в собственных деревянных домах, которые сгорели в первые же дни боёв за город, когда нас засыпали фугасными и зажигательными бомбами. Теперь здесь, на погорельях, чёрными фитилями высились печные трубы. Но скоро и их снесла война. А мы, уцелевшие жители, поглубже зарывались в землю. В блиндажах и подвалах, где нам удавалось прятаться, стоял сплошной гул от плача детей и молитв взрослых, куда вплетался и мой скулёж «заступи и спаси…».
Помню, как меня поразил плач моего двоюродного брата, пятилетки Вадика Четверикова. Он сложил правую ручку для того, чтобы перекреститься, и она дрожала у него на уровне лица. Дальше он не знал, что делать, потому что не умел ни креститься, ни молиться… И только рыдал.
Не помню, чтобы я крестился. Во мне слишком глубоко сидело безбожие… Октябрёнок, пионер, готовился вступить в комсомол, занимался в кружках Дворца пионеров имени И.М. Варейкиса – первого секретаря обкома, позже врага народа.
Однако молитва нет-нет да и вспыхнет во мне в тяжёлые моменты жизни. Возможно, она и помогла мне выжить в Сталинграде и дожить до сегодняшних почтенных лет.
Когда готовился номер, пришла скорбная весть о кончине писателя, давнего автора «ЛГ» Владимира Николаевича Ерёменко.