Писатель часто не думает о читателе, а создатели экранизаций – о том, как передать все тонкости, заложенные в книге, считает Женя Декина. Беседуем с ней о состоянии современной молодой прозы, о тенденциях развития жанров, а также о взаимодействии литературы и кино.
– В прошлом году вы вошли в экспертный совет Национальной литературной премии «Большая книга». В чём, на ваш взгляд, ценность и значение для литературного процесса крупных наград?
– Мне кажется, люди сейчас читают гораздо меньше, книги стоят дорого, поэтому рисковать никому не хочется. И крупная премия – гарантия того, что ты в любом случае прочтёшь что-то качественное. А тот пул произведений, который отбирает экспертный совет, – не просто лучшее, а срез разноплановой современной литературы. И поощрение писателя уже второстепенная задача.
– Согласны ли вы с тем, что современные авторы всё чаще обращаются к теме прошлого, стремятся воссоздать и переосмыслить историю? Наблюдается ли такая тенденция сегодня?
– По-моему, уже нет, поток иссяк. Ещё встречаются биографии, их стало даже больше, но именно попыток переосмысления – гораздо меньше. А через меня идёт огромный поток текстов. Это и тексты профессионалов (в журнале «Лиterraтура» и нескольких премиях, где я в жюри), и тексты начинающих авторов (я много преподаю). Скорость жизни растёт, никто больше не хочет вдумчиво изучать прошлое, узнавать детали, без которых произведение не будет достоверным, гораздо проще написать о себе или выдумать что-то фэнтезийное.
– Какую роль играет категория времени в ваших произведениях? Какие возможности передать время – смену эпох или конкретный временной отрезок – есть в арсенале, с одной стороны, прозаика, с другой – сценариста? В чём сходства и различия их приёмов?
– Мне кажется, что книга и сценарий – совершенно разные вселенные. В сценарии невозможно описывать любое время и любое пространство – сценарист жёстко ограничен бюджетом фильма. Даже разные города на съёмках – это отдельные экспедиции, это траты, поэтому действие стараются загнать в одно пространство. И книга в этом отношении даёт тебе полную свободу – любое время, любое место, любое количество героев. Но, опять же, такая свобода не всегда идёт на пользу. Чтобы сделать интересно в одном пространстве с двумя героями, надо сильно постараться, нужен высокий уровень психологизма, сценарист всегда держит своего зрителя в поле зрения и следит за тем, чтобы его заинтересовать. А писатель может легко отвлечься, у него там миры и пространства, поэтому бывает не до читателя. У меня такого нет, сказывается сценарная профдеформация, но часто автору книги говоришь, что это вот в тексте лишнее, это повтор, это затянуто, и он честно признаётся, что просто не думал о читателе.
– Какие основные темы занимают современных молодых авторов? Обращение к воспоминаниям детства, нарушения здоровья – физического и духовного, личные драмы, события в стране и мире?.. В чём сильные и слабые стороны сегодняшней молодой литературы?
– Много стало литературы травмы. Санаев, Васякина и прочие подали нехороший пример. Молодые авторы вслед за ними начали яростно копаться в прошлом и выискивать в нём травмирующие обстоятельства, раздувать проблемы там, где их нет. А потом описывать, как им не купили мороженое и поэтому теперь у них ОКР и галлюцинации. Это нелепо. Я устала читать перечисление детских обидок и постоянные попытки обвинить в своих неудачах родителей. Я не знаю людей, у которых не было бы проблем в семье, все это как-то переживают и двигаются дальше. Если ты писатель, ты тем более обязан это преодолеть и поделиться опытом преодоления, а не сидеть и орать, что «все враги и все могли». Я читала научные исследования: только у двух процентов людей, переживших травмирующие обстоятельства, психика не может самостоятельно восстановиться. А у нас сейчас все ходят с детскими травмами, всем их предъявляют и радуются. Критики говорят, что это позитивный процесс – так люди учатся осознавать свои чувства, своё прошлое и строить нетоксичные отношения. Хорошо, пусть учатся, я за них рада. Но это арт-терапия недоразвитых, при чём тут литература?
– Кого из писателей – классиков и современников вы могли бы назвать своими учителями? Считаете ли вы, что наставники необходимы как начинающим, так и состоявшимся литераторам? Зачем писателю учиться?
– Учиться нужно всегда и всему. Я умею плести вологодское кружево и доить корову. Писателя всё обогащает. Поразили меня в своё время Маяковский, Гоголь, Горький, Твен, Леонид Андреев, Абрам Терц, Фридрих Горенштейн, Джордж Мартин и Нил Гейман. Учителями они моими не были, они просто расширили мою палитру. Учитель у меня был один – мой научный руководитель на филфаке Татьяна Леонидовна Рыбальченко. А наставников у меня много, они меня сильно поддерживают: Евгений Попов, Ирина Барметова, Борис Евсеев, Сергей Надеев, Галина Климова, Ефим Бершин. И это даже не всегда проявляется в словах или делах, просто я их очень люблю, а они меня одобряют, и мне от этого приятно жить.
– Что и кому, на ваш взгляд, «должна» критика? В чём её основная функция?
– На мой взгляд, сейчас критика слишком слаба, чтобы говорить о том, что она кому-то что-то должна. Пусть просто сохраняет себя и пытается масштабироваться. Хотелось бы, конечно, чтобы она оказывала активное влияние на литературный процесс, но сейчас его формируют, к сожалению, не критики и даже не издатели, а финансовые потоки и пиар-менеджеры. Многие критики стараются с этим бороться, пишут хорошо, качественно, бесплатно, интересно рассказывают о тенденциях, по-своему осмысляют реальность, но их читают, к сожалению, даже далеко не все писатели.
– В каком состоянии, по вашему мнению, находятся сегодня прозаические жанры роман и рассказ? Как они развиваются?
– Я вижу две крупные разнонаправленные тенденции. Одни авторы стараются придать своим текстам всё большую формальную чёткость: в сюжете, композиционных приёмах, жанре. Поэтому много появляется мистических и фантастических рассказов, романов с нарочито выстроенной композицией и обозначенным узким жанром. А с другой стороны, и эта тенденция гораздо сильнее, всё размывается. Рассказ превращается в мемуары и эссе без всякой идеи, роман становится потоком сознания автора. На эту же тенденцию работают поэты, которые массово бросились писать прозу. Поэт привык делиться состоянием, а не идеей, и на коротком отрезке стихотворения этого бывает достаточно, но не в большой форме. Получается красиво, проникновенно, но долго и скучно.
– Что дают литературным произведениям, их авторам и читателям экранизации? Чем они обделяют или обогащают художественный текст?
– Сейчас кинематограф достиг уже настолько больших высот, но при этом коммерциализировался, что создатели экранизаций больше не думают о том, как передать все тонкости, заложенные в книге. Теперь книга рассматривается как продукт, созданный в помощь сценаристам. Они могут написать сценарий быстрее, потому что часть материала уже разработана автором. Либо это просто способ привлечь «фан-базу» писателя, а это снижает рекламные затраты. Об обделении и обогащении никто не думает. Киношники думают о том, что преобразуют мутную информационную «кашу» книги в чёткий драматургический продукт, который понравится каждому. А те, кому фильм особенно понравится, смогут потом прочитать книгу, поэтому все в выигрыше.
– Появление новых современных форматов в искусстве, возникновение произведений на стыке жанров – это, по-вашему, нежелательный уход от классической традиции или закономерный процесс? Каким вы видите будущее литературы и её жанров?
– Мне кажется, что это закономерный процесс. Искусство развивается, появляются новые жанры и уже даже не жанры, а форматы, настолько всё расплылось сейчас. Некоторые из них бывают удачными, приживаются, другие – отмирают. Другое дело, что любая экспериментальная форма должна выражать особый смысл, который с помощью классической формы невозможно выразить. Иначе это всё остаётся в поле постмодернистской игры и смысла не имеет.
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Женя Декина – прозаик, сценарист. Лауреат премий «Звёздный билет», «Росписатель», премии им. Ф. Искандера, Волошинского конкурса и др. Член Союза писателей России, Международного ПЕН-центра.