Своё 60-летие
10 января отметил известный петербургский прозаик и драматург Владимир Шпаков. Прошедший год для него выдался весьма удачным: увидела свет очередная книга прозы, был получен ряд премий за драматургию, в эфире «Радио России» прозвучал записанный цикл рассказов автора. Словом, поводов для встречи с юбиляром оказалось достаточно.
– Владимир Михайлович, перед круглой датой не возникло невольного желания подвести определённые жизненные итоги? Они вполне зримые: десять книг прозы, работа в драматургии, множество критических статей, редакторская деятельность, руководство секцией в Союзе писателей…
– Да, я почти тридцать лет работаю в литературе, много чего написал, опубликовал и даже получил немало откликов благодарных читателей. Опять же, занимаюсь организационной работой, а также выступаю в роли публикатора, что весьма ответственное дело. И всё-таки ни предварительных, ни тем более окончательных итогов подводить не хочется. Главная книга, как и главная пьеса, мне представляется, ещё впереди.
– Если говорить о недавно изданных книгах, то это роман «Песни китов» и сборник рассказов «Ева рожает». Давайте начнём с «Песен китов». Какую романную задачу ставили и решали? Пригодился ли опыт первой профессии? Все морские страницы о ходовых испытаниях корабля выглядят безупречно, и, что самое главное, их интересно читать.
– Безусловно, моя давняя (80-е годы прошлого века) работа на военном флоте мне очень пригодилась. Имеющийся за душой опыт – основа прозы, без точных деталей и знания фактуры повествование проседает, делается неубедительным. Однако задача заключалась не в описании этих реалий – в другом. Роман, собственно, об оскудении человеческих отношений, в частности – отношений мужчины и женщины. Технические возможности человека невероятно увеличились, его мыслительная мощь и способность решать поставленные задачи – тоже возросли. Но при этом, увы, что-то в душе умирает, утрачивается, быть может, безвозвратно. Мои герои-мужчины, вроде бы умные и талантливые, лишены чего-то крайне важного, что есть у героини-женщины. И, пока они бьются за её расположение, героиня – погибает…
– Сквозной мотив книги, как мне представляется, –это неприкаянность русского человека в любой стране и в любых обстоятельствах. Такова наша ментальность?
– Пожалуй, да. Русский человек (не в узко-этническом смысле, понятно) вечно чем-то недоволен – либо вовне себя, либо внутри себя, ему не очень уютно в этом мире. У этой души повышенная тревожность, поэтому даже в относительно комфортных условиях европейской жизни с нашим человеком постоянно случаются драмы, каковые и воплощены в ряде рассказов из этой книги. Можно сказать, тут ставится вопрос: получив свободу передвижения по планете и возможность жить в любом месте, сделался ли русский человек счастливее? Мой ответ: нет, не сделался. Хотя, надо отметить, сюда включены рассказы и о нашей жизни, где русскому человеку живётся не менее проблемно. Опять же, помимо историй социально акцентированных, в сборник вошли рассказы, скажем так, о тяжбе человека с судьбой. Иногда она обрушивает на нас свой безжалостный молот, и остаётся только вопрошать, как библейский Иов: за что, Господи?!
– Вашему творчеству присущи элементы того, что принято называть фантастическим реализмом или магическим реализмом. В этом ключе написано многое. А почему вдруг захотелось писать сугубо реалистические истории?
– По большому счёту мои истории всегда реалистические, только иногда это, как писал Фёдор Михайлович, «реализм в высшем смысле». Внедрение в узнаваемую и опознаваемую реальность каких-то невероятных мотивов, в сущности, тоже обусловлено жизненным опытом. Со мной лично происходили истории поистине невероятные, я своими глазами наблюдал то, что далеко выходит за рамки обыденности, потому и в прозу без всякого стеснения внедряю подобные детали. Если угодно, это такое эстетическое воплощение и предъявление моего религиозного чувства. Это чувство не во всём согласуется с канонами общепризнанных конфессий, но оно во мне присутствует, это абсолютно точно.
– Что для вас писательская работа? Когда, как на Франкфуртской книжной ярмарке, ангары до горизонта заполнены книгами, это не вызывает паралич?
– Полки Дома книги или «Буквоеда» тоже могут вызвать паралич – если к этому относиться всерьёз. Но я всерьёз к изобилию печатной продукции не отношусь и щепкой на волнах книжного моря себя не чувствую. Тут главное – определиться: твои мотивы писания – сугубо внешние? Или всё-таки внутренние? Внешний фактор полностью убрать невозможно – все пишущие в той или иной мере тщеславны, все жаждут признания и гонораров. Если этим всё исчерпывается, пишущий вызывает сочувствие, это несчастнейший человек. Лично у меня потребность высказываться сидит где-то глубоко внутри, меня подстёгивает по преимуществу внутренний кнут. Когда возникает замысел, становясь предметным и детальным, он мучает, как совесть, и даже если нет времени – легче его написать, нежели держать в себе. В противном случае ты попадаешь в ситуацию перманентного невроза, а оно тебе надо?
– Согласны ли вы с фразой Жюля Ренара: «Жизнь может позволить себе обойтись без логики, литература – никогда»?
– Согласен полностью. Жизнь хаотична, бессистемна, можно сказать – избыточна в своих проявлениях. Литература – структурирована, выстроена согласно заданной автором логике, экономна в части использования деталей и подробностей. Это вовсе не схематизм и не упрощение, тут иное: с одной стороны, спасение от хаоса, с другой – обнаружение в многообразии жизненных явлений чего-то объединяющего, символического. Литература – квинтэссенция жизни, хотя с этой истиной далеко не все будут согласны.
– Поэты жалуются на избыточность «хороших стихов». Можно ли то же самое сказать о прозе? После того как интернет вошёл в каждый дом и в каждый телефон, складывается такое впечатление, что пишут сейчас все без исключения.
– Если понимать «хорошие стихи» как умелую версификацию, каковая ещё и пробуждает в читателе какие-то эмоции, то подобного текстового продукта и впрямь много. Но поэтических произведений действительно высокого уровня, глубоких и не вторичных – по-прежнему мало. То же самое можно сказать о прозе. Кондиционная, грамотно сделанная проза заполняет книжные магазины, печатается в литературных журналах, и это нормально. Но серьёзные достижения, прорывы, как и всегда, – редкость. Иначе говоря, общий профессиональный уровень сейчас повысился, так что следует прыгать выше этой планки. Я лично стараюсь это делать, хотя о результатах моих «прыжков» пусть судят другие.
– Как вы полагаете, нужно ли современному писателю быть начитанным и филологически образованным?
– Это требование не является обязательным. Но всё-таки лучше быть образованным автором, поскольку – так складывается современная литературная ситуация – пишешь в основном для подготовленной публики, у которой за душой изрядный багаж прочитанного. Нетребовательный читатель, как правило, удовлетворяется беллетристикой, то есть утоляет свой книжный голод литературной продукцией среднего уровня, по сути, это и литературой-то считать нельзя. Читатель с серьёзными запросами и развитым вкусом ищет «умную» книгу, хотя первое требование к прозе, как и в любые другие времена, – талант автора, умение пробудить переживания.
– Насколько я знаю, у вас лежат неизданными два романа…
– Лежат, по счастью, не дома, а в редакциях. И я надеюсь в обозримом будущем увидеть эти романы изданными. Но об этом, дабы не сглазить, подробно распространяться не буду.
– А что сейчас пишется? Проза? Драматургия?
– После двух написанных романов переключился на пьесу. Драматургия для меня в последние годы сделалась не менее важной, чем проза. Писать пьесы вообще-то непросто, но у меня, судя по свидетельствам коллег-драматургов, а также по реакции зрителей на поставленные по моим пьесам спектакли, эти способности присутствуют. А если так, их надо эксплуатировать. Временный уход в драматургию, ко всему прочему, освобождает от вредных автоматизмов, от наработанных приёмов, позволяющих закамуфлировать отсутствие вдохновения. После пьес я возвращаюсь к прозе вроде как обновлённый и занимаюсь ею не по принуждению, а с подлинным удовольствием.
Беседу вела Елена Елагина