Первый джазовый концерт в Советском Союзе в каком-то смысле стал мифом – всё потому, что о нём не осталось ни фотографий, ни кинохроники, лишь воспоминания горстки свидетелей. Да и сам концерт организовал не профессиональный музыкант, а поэт и танцор. Этот человек был первым, кто открыл для Советской России сумасшедшую музыку свободы, первым, кто станцевал под неё, кто написал «джаз» по-русски. Звали его Валентин Парнах.
Исторический день
На сцене играли шестеро музыкантов. Рыдало пианино, стонал саксофон, верещали перкуссии, трещотки, трубы. Впереди всех сидел барабанщик, одетый в костюм Пьеро. Он бил в барабан, пружинисто подскакивал на стуле, подбрасывал и ловил палочки, корчил публике гримасы. А между музыкантами танцевал дирижёр Валентин Парнах. Невысокого роста, рыжий, нескладно худой. Он был одет в смокинг, лаковые ботинки; руки облиты белизной перчаток. Его тело напоминало змею – так элегантны и так пластичны были его движения. Ноги его подгибались, руки связывались узлом за спиной, он то падал на спину, то вставал, то раскручивал себя как волчок. А когда он закончил и поклонился, восторг публики напоминал рёв стадиона. И яростнее прочих били в ладоши и кричали «ещё» Анатолий Луначарский, Всеволод Мейерхольд и Сергей Эйзенштейн. Да, в этот день – 1 октября 1922 года, в здании Центрального техникума театрального искусства писалась история. История советского джаза.
Борец поневоле
Первопроходец советского джаза Валентин Парнах родился в июле 1891 года в сонном приморском Таганроге, в богатой еврейской семье. Отец – владелец аптеки, член городской думы и уважаемый в городе человек. Но счастливым Валентин не был. Мать умерла, когда ему только-только исполнилось три, у отца времени на детей не хватало, и мальчик, предоставленный сам себе, рано начал писать стихи. Потом гимназия, где его били за то, что он еврей, а он вопреки всему учился блестяще. Свободно говорил и писал на шести языках: французском, немецком, испанском, итальянском, греческом, португальском. С первого раза поступил в Санкт-Петербургский университет, куда от общего потока поступающих принимали лишь 3% евреев. Жадный до искусства, он с головой погружается в жизнь питерской богемы: берёт уроки музыки у Михаила Гнесина, занимается в театральной студии Мейерхольда, входит в тесный круг известных петербургских поэтов: Мандельштам, Блок, Брюсов, Бальмонт. В Таганрог приезжает только летом, он тоскует по родному городу и пишет нежные стихи:
Мой сон – закаты, гавань Таганрога,
Дух корабельных смол,
Холмы, маяк, весёлая дорога
И одинокий мол.
Но юность резко закончилась летом 1912 года. Он приехал домой на каникулы и… не узнал родного города. Утопающий в розах Таганрог охвачен погромами. В ужасе Парнах возвращается в Петербург, но антисемитизм заметен и в столице: в некоторых районах громят еврейские лавки. Тонко чувствующий, с обнажёнными нервами (как, впрочем, любой творческий человек), Парнах решает, что ему – еврею – место только на исторической родине. И через очень короткое время он уезжает в Палестину.
Всюду изгнанник
«В воображении я представлял себе евреев неискажённым восточным племенем, а Палестину – сияющей страной», – писал Парнах в дневнике. Но пройдёт совсем немного времени, и он разочаруется: «Сквозь пыль и нищету кое-как приоткрывался древний, недоступный для меня рай». Увы, здесь никто не знал русской поэзии, никто не говорил по-русски. Парнах объезжает Ближний Восток, но везде чувствует себя изгоем. Тоска по России с каждым месяцем всё сильнее, и, наконец, он возвращается в Петербург. На календаре 1914 год. Столица охвачена лихорадкой войны. Многие обвиняют в войне евреев: например, в книжных лавках продают «научные» труды «Об употреблении евреями христианской крови». Парнах не может примириться с такой действительностью – ему противно всякое насилие. Он снова решает эмигрировать. На сей раз в Париж.
Французский ему как родной, и постепенно он входит в круг парижской богемы. Знакомится с Пикассо, Аполлинером, Жаном Кокто. Увлекается дадаизмом, самой авангардной поэзией. Тут перемешан и детский лепет, и хулиганство, и наив, и эпатаж – тут одновременно сотни смыслов и бессмыслица – как реакция общества на войну. «Если ты жив, ты – дадаист» – гласил их манифест. В 1921 году Парнах создает на Монпарнасе свою русскую литературную группу – «Палата поэтов». Но слов ему уже мало. Теперь ему нужны «словодвиги»: сочетание поэзии и хореографии. И он изобретает свой собственный танец: что-то похожее на современный брейк-данс. Он танцует беспечно, весело, словно в радостной агонии: то падает на спину, то выгибается, то вертится, то заламывает руки… И всё это в смокинге, в лакированных ботинках, в перчатках! И названия его номеров были соответствующие, очень авангардистские: «Жирафовидный истукан», «Этажи иероглифов», «Дивная дичь». Его выступления в кафе и ресторанах имеют бешеный успех – люди, измотанные войной, тоскуют по всему новому, яркому, свежему.
Любовь на всю жизнь
Летом 1921 года в модном парижском кафе «Трокадеро» Парнах увидел выступление американского оркестра Jazz Kings под управлением барабанщика Луиса Митчелла. Потрясённый музыкой, Парнах вскочил на бильярдный стол и стал танцевать так страстно и так рьяно, как не танцевал никогда прежде. С этого дня у него начался неистовый – длиной в жизнь – роман с джазом. «По-немецки – яц, по-французски – жаз, по-английски – джаз», – скажет Парнах. Навсегда определив его правописание по-русски. И теперь он загорается сумасшедшей идеей – собрать свой собственный джаз-банд и привезти его не куда-нибудь, а… в Советскую Россию! Он верит: только на родине способны понять джаз! «Только в Советской России, возникшей на месте ненавистной царской, там, где теперь полыхает заря новой эпохи, где подлинная свобода. Домой, домой!»
Он пишет Мейерхольду (который теперь заведует театральным делом в Наркомпросе) и просит выслать денег на джазовые инструменты и похлопотать насчет визы. Мейерхольд помогает и с тем, и с другим, и в сентябре 1922 года Парнах приезжает в Москву. Идей у него множество, а времени мало: нужно в кратчайшие сроки собрать оркестр.
За барабан и перкуссии сел актёр и художник Александр Костомолоцкий, саксофон взял полковой музыкант Мечислав Капрович, большой барабан с ножной педалью доверили Сергею Тизенгайзу, а на пианино играл Евгений Габрилович, который с трудом читал ноты, но зато великолепно подбирал (позже он станет сценаристом, классиком советского кино – «Два бойца», «В огне брода нет», «Монолог», «Начало»). Репетируют всего месяц и на 1 октября 1922 года назначают концерт.
Любимец Москвы
1 октября 1922 года, в 13.00 на сцене Центрального техникума театрального искусства (современный ГИТИС) Парнах прочёл короткую лекцию о джазе. Затем вышел весь джаз-банд. Успех был фантастический! Зрители от восторга стучали ногами, ломали стулья и требовали повторения номеров.
Успех второго выступления достиг ураганной силы. Газеты и журналы освещали это событие как нечто беспрецедентное, чего до сих пор не было в западных странах.
Сергей Эйзенштейн пригласил Парнаха преподавать хореографию в драматической студии Первого рабочего театра Пролеткульта, Мейерхольд предложил джаз-банду влиться в его «биомеханический» спектакль. Парнах соглашается на каждое предложение. У него голова идёт кругом от новых сумасшедших идей. И последующие три года – период его абсолютного счастья. Он танцует, преподаёт, играет в спектаклях, издаёт книгу стихов «Вступление к танцам», печатает статьи о театре, музыке, кино, литературе. Он везде и всюду, он любимец Москвы. Его джаз-банд выступает на Всероссийской сельскохозяйственной выставке, выступает перед делегатами Пятого конгресса Коминтерна. Сбылись сумасшедшие мечты еврейского мальчика: отныне джаз – главная массовая музыка советского человека.
Но к середине 20 х годов интерес к джазу затухает.
Конец свободе
Во-первых, прошёл эффект новизны. Во-вторых, начали сворачивать НЭП. Свобода стала тесной, как прошлогодний пиджак. Критики называли джаз «буржуазной музыкой». Масла в огонь подлил и Горький, презрительно сказав о нём: «Толстые люди, цинически двигая бёдрами, грязнят, симулируют акт оплодотворения мужчиной женщины». Парнах вскипел, написал разгромную статью, однако печатать её отказались. Тогда в лучших своих традициях он собрал чемодан и в ноябре 1925 года уехал из страны.
Ему ещё нет и сорока, он лелеет надежду начать всё сначала. Ездит по Франции, пробует собрать джаз-банд – но не получается. Уезжает в Палестину – но и там не находит себе места. Снова мечется, скитается и – слишком тонкокожий – везде ощущает себя лишним. «Между Россией и Францией. Между Россией и евреями. Между Россией, Францией и евреями. Раздвоение, растроение», – горько пишет он в дневнике. И в конце концов, измаявшись, истосковавшись – возвращается в Москву. На календаре 1931 год.
Всеми забытый
В 1934 году на экраны выходит фильм «Весёлые ребята». Вся страна поёт «Легко на сердце от песни весёлой». Легко было и на сердце у Парнаха: он снялся в этом фильме, правда, в эпизодической роли. Мелькнул ровно на секунду, чтобы сказать своё знаменитое: «Давайте танцевать». В этом же году он женится на Екатерине Классон – художнице и переводчице. И фильм, и свадьба дарят ему надежду, что джаз ещё будет звучать в Советском Союзе и его звезда – как первопроходца – снова взойдёт. Но, увы – фильм был последней яркой вспышкой, после которой наступила беспросветная темнота забвения.
1 декабря 1934 года убивают Кирова. Его смерть повлекла за собой волну арестов и начало Большого террора. Арестовали многих друзей Парнаха, в том числе позже и Мейерхольд. Отныне Парнах будет ежедневно жить в страхе ареста. Он больше ни на что не надеется – теперь у него только одна задача: жить как можно незаметнее, чтобы о нём не вспомнили.
Через два года у него рождается сын Александр. Семья живёт очень бедно. Регулярной работы нет, перебивается переводами и оформительской работой. Затем война, эвакуация. В 1941 году Парнах приезжает в Чистополь, где в то время было очень много эвакуированных писателей. Он устраивается работать швейцаром в холодную столовую Литфонда. «Вход прямо с улицы без тамбура, дверь всё время открывается и захлопывается. Все ходят, сидят, едят, обсуждают проблемы. И только один Валентин Парнах с маленьким, как будто застывшим лицом, с поднятым воротником помятого, когда-то щегольского пальто одиноко сидит здесь в углу с утра и до закрытия, ни с кем не разговаривая… За пару мисок пустых щей он следил в столовке, чтобы входящие плотно прикрывали дверь», – вспоминал драматург Александр Гладков.
Конечно, жалобы на трудную жизнь во время войны, когда гибнут миллионы, – кажутся странными. Но Парнах и был странен. Он мечтал «о новом искусстве, о чудесных и странных звучаниях, о необычных пластических жанрах». И невозможность выступать убивала его больше, чем война. И такое бывает.
Смерть
В 1934 году в Советском Союзе выходит книга, над которой Парнах работал 20 лет. Это стихотворные переводы «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции». Пастернак очень высоко отзывался об этих талантливых переводах, «превосходных по силе, выразительности и точности». Но больше – ничего. Он так и не сыграл ни одного концерта, не прочёл ни единой лекции. Что переживал Парнах с его обнажёнными нервами и тонкой душой, сказать уже невозможно, дневников после себя поэт не оставил. Вероятно, находил утешение в семье или жил воспоминаниями о тех счастливейших годах, когда он был нарасхват, был любимцем Москвы…
29 января 1951 года Валентин Парнах умер от инфаркта. Его похоронили на Новодевичьем кладбище в колумбарии. Проститься с пионером джаза пришли немногие его друзья: Фаина Раневская, Илья Эренбург, Михаил Гнесин, Леонид Утёсов, Дмитрий Шостакович. Режиссёр Григорий Козинцев скажет во время прощания: «Если бы искусство имело свой список мучеников, если бы все те, кто отдал свою жизнь этому призрачному занятию, имели бы надежду на возмездие в будущей жизни, то Валентину Парнаху был бы обеспечен ореол». Но на этом всё. В печати смерть Парнаха прошла незамеченной. Молчит «Литературная газета», молчат журналы.
Воскрешение
Проходит сорок лет, и Парнах… возвращается. Но теперь уже как история.
К 80 летию российского джаза писатель Алексей Баташев собрал «Джаз-банд Валентина Парнаха» с Левоном Оганезовым за роялем. В нулевых начали выходить в печать стихи и переводы Парнаха. В 2011 м Михаил Басов снял документальный фильм «Валентин Парнах: не здесь и не теперь». В 2012 м на доме Парнаха в Таганроге появилась большая мемориальная доска. А в прошлом году таганрогский муниципальный биг-бэнд был назван именем того, с кого начался весь этот джаз.
Есть люди, живущие одной идеей, горящие искусством, отдающие себя без остатка другим – таким был Валентин Парнах. Слава им и вечная память!