Даровитый художник Ги Риб появился на свет в публичном доме, который содержала его родители - гангстер и цыганка. Одаренный мальчик быстро освоил азы живописца и избрал опасный «творческий» путь, став фальсификатором. Из его мастерской вышли более тысячи подделок таких знаменитых художников, как Ренуар, Пикассо, Шагал, Матисс, Дега, Модильяни, Дали, Леже и другие. До сих пор некоторые из фальшивок, оставшиеся неопознанными, «украшают» музеи, галереи и частные коллекции. Какие именно - знает только их автор, который не намерен раскрывать профессиональные тайны.
Пойманный с поличным, он отсидел год в тюрьме, вышел на свободу и стал писать свои собственные картины, которые критик назвал «метафизическими абстракциями». Широкая известность пришла к нему после того, как несколько лет назад он опубликовал скандальную «Автобиографию фальсификатора», а телевидение и радио посвятили ему серию передач.
Сейчас Ги Риб готовит ретроспективу картин, подписанных его именем, а также заканчивает работу над новым изданием своих мемуаров, которые, по его словам, станут «бомбой» в арт-мире. Некоторыми профессиональными секретами и историями своей жизни Ги Риб поделился с парижским корреспондентом «ЛГ».
«Мой отец грабил банки»
Ваша жизнь – это настоящий роман. Кто бы мог лучше всех написать его –Дюма, Бальзак, Стендаль, Золя, Гюго, Мопассан?
Я бы остановил свой выбор на Жорже Сименоне, который умел рассказать в рамках детективного жанра историю простого смертного с его взлетами и падениями. Он призывал понимать и не осуждать ближнего и говорил, что быть человеком – трудное ремесло.
В «Автобиографии фальсификатора» вы рассказали все, как было на самом деле в вашей жизни или приукрасили действительность?
Это не исповедь, а рассказ о моей судьбе. Само собой разумеется, я поведал далеко не все. Не стал расстраивать ни обманутые музеи, ни доверчивых коллекционеров. Пусть остаются в счастливом неведении и гордятся своими «Пикассо», «Шагалами» и «Ренуарами», которые сотворил ваш покорный слуга. Сейчас я заканчиваю работу над новым изданием «Автобиографии…», которая увидит свет будущим летом… Не хочу раньше времени приоткрывать завесу, но думаю, что в некоторых «кругах» она может произвести эффект разорвавшейся бомбы.
В вашем извилистом жизненном пути поражает многое – начиная с появления на свет…
Действительно, он во многом уникален. Родился я в небольшом городке Роане, что неподалеку от Лиона, в доме терпимости «Белая лошадь», который содержали мои родители. Моя мама, мадам Жанна, испанская цыганка, которая не умела ни читать, ни писать, но была ясновидящей – медиумом, наделенным даром заглядывать в завтрашний день. Ну а мой отец был не только сутенером и владел кинотеатром, но и вместе с местной бандой «Передние ведущие» грабил банки. Я рос среди гангстеров, первый заказ получил от корсиканского мафиози Меме Герини, которому написал по фотографии портрет его матери. После войны во Франции законом Марты Ришар власти закрыли все бордели, мои родители угодили за решетку, а меня, мальчишку, отправили в интернат. Я мог бы пойти по отцовским стопам, но карта легла иначе – меня выручил дар к рисованию, который проявился у меня сызмальства.
Вы не кончали ни художественных училищ, не посещали академий? В музеи не ходили? Словом, вы самоучка, селф-мейд-мен?
Азы профессии я освоил в вечерней школе рисования, чему-то научился на шелкоткацкой фабрике, а первым откровением стал портрет Рембрандта, который я лет в десять увидел в витрине курортного городка Канна. Так я впервые услышал его фамилию. Вскоре стал уличным художником, усердно штамповал акварели - по триста штук в месяц, которые пользовались спросом. Потом меня заприметили издатель и типограф, связанные с дилерами, перекупщиками и коллекционерами. Видимо, я показался им способным парнем, и они предложили мне написать картинку «под Шагала». Пробу пера работодатели забраковали, но я проявил упорство. Ремеслом пришлось овладевать долго, к счастью, рука оказалась легкая, и я стал получать заказы на фальшивки.
«Кому не хочется повесить дома Ренуара?!»
И кому же вы сбывали свои подделки?
Они вначале шли в основном на американский рынок, а также хорошо продавались и во Франции. Мною манипулировали посредники, для которых я был курицей, несущей золотые яйца. Спрос оказался большим, я жил на широкую ногу. Мои фальшивки покупали настоящие коллекционеры – разве что немного лохи. Даже если и сомневались, что это оригиналы, не моги устоять перед соблазном купить «шедевр» задешево. Словом, одурачить можно не только новичка, но и бывалого человека. Деньги делают на тщеславии клиента – кому не хочется повесить дома Ренуара?!
Кого из художников вы подделывали? Сколько их было в вашей творческой обойме? Как писал Маяковский, «бывало – сезон, наш бог – Ван-Гог, другой сезон – Сезан»?
Больше сотни прославленных имен. Чтобы подделка получилась, мне приходилось вживаться в образ каждого. Сегодня я становился Пикассо, завтра - Шагалом, потом - Ренуаром, затем - Матиссом, Дега, Модильяни, Дали, Леже и т.д. Хотя я предпочитал иметь дело с гениями, но «работал» только с теми, которых действительно любил и никогда не брался за тех, кто были бы мне не по плечу. Подражая великим, я пребывал в экстазе. Так или иначе, мне больше нравилось называть себя не художником, а ремесленником. Живописец-копиист — это фокусник и иллюзионист, мастер невидимого фронта, не получивший признания.
Надо было еще имитировать подписи?
Это особая история – у одного Пикассо их наберется – в зависимости от периода – штук пятнадцать. Но это не было самым трудным в моем деле.
Ну кто для вас любимый художник?
Всю жизнь им был и остается Пикассо, который совершил революцию в искусстве минувшего столетия. Для меня он вместе с Моцартом и Марией Каллас - величайшие гении человечества.
Как сложилась судьба ваших фальшивок?
Я промышлял этим делом больше двух десятилетий. С начала 80-х годов прошлого века до моего ареста в 2005 году написал их больше тысячи (некоторые источники называют три тысячи – Ю.К.) . Если собрать их вместе, получится настоящий музей. Уверен, что только хороший художник может быть хорошим фальсификатором. Мои работы есть и в музеях – во Франции и за границей, но где именно – это секрет, который я вам не раскрою. «Экспонаты» продолжают жить своей жизнью, и я не хочу отравлять существование ни им, ни музеям, ни публике. Иногда в картину Шагала я вписывал свои инициалы GR (Guy Ribes - Ю.К.), но маскировал так, чтобы их никто не заметил. Помню, как в одном музее я стал вблизи рассматривать свою работу в поисках GR. Бдительный страж попросил меня отойти от картины подальше. «Так это я написал ее!» - заявил я в сердцах. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и попросил уйти из зала.
И Микеланджело занимался подделками
«Сорок процентов нашего собрания — это подделки, плохо реставрированные полотна иди неправильно атрибутированные произведения, что в итоге одно и то же», - признание бывшего директора нью-йоркского Музея Метрополитен Томаса Ховинга наделали в свое время много шума. По его мнению, «удается обнаружить только плохие подделки, а хорошие по-прежнему висят на стенах». Не преувеличивал ли директор?
Многие произведения великих созданы в мастерских их подмастерьями и учениками, а участие мэтра часто ограничивалось подписью. Да и фальшивка, которая попадает в музей, со временем становится для публики подлинником, которым все восхищаются. Говорят, что работы античных мастеров подделывал даже Микеланджело (речь идет о скульптуре «Лаокоон и сыновья» в коллекции Ватикана – Ю.К.).
А у специалистов никогда не возникали сомнения по поводу ваших «Модильяни» или «Дега»?
Риб: Возникали. Один знаток учуял, что мой «Шагал» — фальшак. Правда, когда работу показали дочери художника Иде, она неожиданно встала на мою защиту: «Я помню, как мой отец ее писал». Бывает и такое.
Не боялись, что однажды вас возьмут с поличным?
Я знал, что хожу по лезвию бритвы, что рано или поздно меня поймают, но работал с азартом. Меня увлекала эта опасная игра. Полиция долго следила за мной, а для моего ареста послали команду из семи человек. Потом я узнал, что меня взяли не потому, что открыли мои подделки, а потому, что посредники халтурили, фабрикуя из рук вон плохо «экспертные заключения», которые должны были подтверждать «подлинность» моих фальшивок.
На процессе в качестве улик фигурировали триста ваших подделок. Это была лишь видимая часть айсберга?
Думаю, что суд не хотел копать слишком глубоко, да и никто не был заинтересован в разоблачениях моих фокусов — кому нужны скандалы? Чтобы блюсти честь мундира, музеи и коллекционеры подделки выдают за оригиналы. Это относится не только к живописи. Например, некоторые «древнеегипетские» мумии на самом деле изготовлены в XIX столетии.
Один из экспертов на вашем процессе не скрывал восхищения: «Если бы Пикассо был жив, он взял бы его себе в помощники». Может поэтому приговор оказался щадящим? Вас осудили на четыре года, из которых три – условно. Иными словами, через год вы вышли на волю.
Я почувствовал невероятное облегчение не потому, что оказался на свободе, а потому, что стал самим собой – Ги Рибом. Вернулся к своим картинам, которые подписываю своим именем. Завязал с фальшаками, снова стал художником… Из парижского пригорода Мезон-Альфор перебрался в дом, расположенный неподалеку от замка Фонтенбло примерно в 70 километрах от Парижа. Готовлю выставку и каталог. Не хожу ни в галереи, ни на аукционы, где меня сразу узнают. Не хочу светиться.
Ваше нынешнее реноме основано та том, что вы самый известный из французов, которые трудились на скользком поприще фальсификации.
Мне названивают из галерей – предлагают выставить, знают, что на мне можно хорошо заработать. Я раскрученный художник. У меня свой круг ценителей. Поэтому и работы мои стоят недешево – до 20- 30 тысяч евро. Правда, иной клиент, озираясь, просит шепотом, памятуя о моем прошлом, изобразить ему недорого «Пикассо» или «Шагала».
На арт-рынке ложь льется отовсюду
Вам посвятили несколько документальных фильмов, теле- и радиопередач. И вы еще снимались в кино?
Вы имеете в виду фильм режиссера Жиля Бурдо «Ренуар. Последняя любовь», который номинировали на «Оскара»? Но я «сыграл» там только руки художника, а самого Ренуара запечатлел прекрасный актер Мишель Буке. Он никогда не держал кисти, поэтому на экране вы видите мои руки. Наконец, я консультировал голливудскую кинозвезду Джона Травольту, который исполнил заглавную роль в ленте «Фальсификатор».
Американцы сегодня покупают картины при содействии адвокатов, которые готовят договоры, позволяющие востребовать деньги в том случае, если клиента надуют. Однако фальшивок, похоже, становится не меньше, а больше. Спрос на них растет. В Париже даже появился Музей контрафакта, специализирующийся на подделках от высокой моды и дорогих вин до произведений искусства.
С одной стороны, сегодня новейшее оборудование лабораторий облегчает выявление подделок. С другой - в эпоху интернета фальшаков стало неизмеримо больше, ими кишат многие сайты. Чтобы сегодня навести порядок, нужны государственные эксперты - оценщики, а не частные лавочки и маршаны, которые выносят свои «вердикты», но не несут ответственности. Как бы то ни было, позиции арт-рынка остаются незыблемыми. Пикассо и другие великие останутся выгодным вложением, и цены на них будут только расти. Поэтому картины часто приобретают только для того, чтобы выгодно их перепродать
Ни для кого не секрет, что криминал давно застолбил место повсюду, где крутятся большие деньги - в том числе и в живописи. Искусство, объяснял мне знакомый российский искусствовед на условиях анонимности, это «прачечная», где отмываются колоссальные суммы. Девяносто процентов картин замечательного русского живописца Архипа Куинджи, которые имеют сегодня хождение на рынке, - фальшивые, убежден этот эксперт. С этим бороться очень трудно.
Так оно и есть. Помните документальный фильм Орсона Уэллса «Ф, как в слове «фальшивка» (лента посвящена Эльмиру де Хори, венгерскому «коллеге» Ги Риба – Ю.К.)? «Ложь льется отовсюду – с прилавков, их газет, с экранов», - говорит знаменитый режиссер об арт-рынке.
Вам 78 лет. Несмотря на все невзгоды, ваша жизнь удалась? Подводя итоги, вы считаете себя счастливым человеком?
Не знаю, счастлив я или нет, но я обрел душевное равновесие, когда стал писать свои картины. Для меня это очень важно. Если после меня останется хотя бы одна, настоящая работа, буду считать, что жизнь прожита не зря.
Юрий Коваленко, собкор «ЛГ», Париж