«Шанхайцы»

ЗАГЛЯНЕМ В НЕБЕСА

На стекле холодов хохлома.
Еле видно деревьев огарки.
Скучный день продолжает хромать.
И не вызреет солнца хурма.
Ставит мёртвому парку припарки
В санитарском халате зима.

А в квартире встаёт на дыбы
Тишина перед мысленным взором.
Тень боится своей худобы.
И на кладбище книжном – гробы.
И обходит владенья дозором
Суета неказистой судьбы.

Смерть во мне коготочком косы
Увязает, как птица в ловушке.
Простота её дикой красы
На ходу усмиряет часы.
Замирает растенье в кадушке
Под ремнём световой полосы.

Выхожу на мороз, обмануть
Жизнь, растрескавшуюся, как губы.
И не страшно, что мехом вовнутрь
Мне пошита ежовая шуба.

* * *

От ветра себя не укрыть ни вороне, ни голубю –
Берёза раздета. Дрожанье худющих ветвей.
Вот так же с досадою смотришь на женщину голую,
Которая в юбке и блузке была красивей.
Других одевают по моде в извёстку гашёную.
Извёсткой твоей некрасивости не изменить.
Ты лучше забудь про моё обожанье грошовое,
Небрежным касаньем руки говорю – извини.

Я сам по себе, ты сама… Вот такая ботаника.
Привычный удар топора, ты пропала, я – пан.
Зима. За стеною снежинок растрёпанных паника.
В печи безупречно красив твой разрубленный стан.

ЛЕТНИЙ САД

Букет оркестра музыкой желтел,
Чем был похож на осени придаток.
Над Летним садом сумрак тяжелел.
Гуляли: кто с женою, кто – поддатый.
Вот так бы жизнь, как музыка, текла.
Взгляни, осталось в солнечном колодце
Для нас двоих на донышке тепла.
Поднимем глаз холодные болотца,

Заглянем в небеса, в покой их черт.
Зачем они от нас так отдалённы?
Поймём ли мы хоть что-то, прежде чем
Сойдём в могилу спального района?

* * *

Я к тебе обращаюсь на «вы»,
Будто не было долго и часто
Непонятного детского счастья
Под мечтательный шёпот Невы.

И не мы на растрёпанный дождь
В забытьи натыкались с размаху.
Не над нами, как чокнутый знахарь,
Колдовала любовная дрожь.

И не нам заменяла кровать
Шелестящая грудь сеновала.
И как будто не ты целовала
Так, как можешь лишь ты целовать.

Нет, не стала ты тем дорогим,
С чем душа породниться б мечтала.
Потому что всегда было мало
Мне того, что хватало другим.

* * *

Мы ломали комедию, словно детишки игрушки.
По квартире клубились слова, будто пух из подушки.

Веселясь, разбросали семейного счастья конструктор,
И дивились, как падали на пол детали со стуком.

Ты сломала машинки, а я – всех напудренных кукол.
Даже кот не лизал ничего, только грустно мяукал.
Что осталось? От куклы нога и фрагмент ягодицы.
И пружинка в кармане, которая не пригодится.

* * *

Воздушный змей перегрызает леску,
Свободой неосознанно влеком.
И вот она с неуловимым треском
Ему дарует небо целиком.

И у него распутный ветер в штате.
Ему плевать, что он – папье-маше,
Пяток гвоздей, гнилой оконный штапик.
Восторг его толкает вверх взашей.

Он обернётся вниз, неотразимый,
Какой пустяк, что в пыльном далеке
Ребёнок превращается в слезинку,
Бегущую по луговой щеке.

* * *

Стихом застигнутый врасплох
У здания столовой,
Я делаю обычный вдох,
А выдыхаю – слово.

Не в предвкушении котлет
Раззявлен рот корытом –
Меня в ребро толкает Фет
Сверкающим копытом.

Не жди меня, моё рагу,
Не жди, компот бесплатный.
Здесь муза пляшет на снегу,
Босая и без платья.

Когда бурлит духовный пир,
Не думаешь о теле…
Но всё-таки: двойной гарнир
И две, нет, три тефтели!

---

В чёрный день просила хлеба

Екатерина ЯКОВЛЕВА,

МУРМАНСК

* * *
Старый дом у реки, где на привязи лодка
Дремлет, носом зарывшись в белёсый песок,
На поленнице кот изогнулся как скобка,
И от солнца горяч его бархатный бок.

Он тягуч, как смола, вечер праздный и длинный,
И купаются мухи в ведре с молоком,
Между рамами окон краснеет калина,
И притихла гармонь под цветным рушником.
Поглядишь – тяжелеют ресницы от влаги,
Вдруг поймёшь, что все истины мира – просты...
Как светло оттого, что из белой бумаги
Распустились на старой иконе цветы...

Во дворе пахнет сладостно скошенной мятой,
Тонконогая лошадь вдали на меже,
Я была здесь такою счастливой когда-то...
Здесь теперь меня нет. И не будет уже.

* * *

В чёрный день просила хлеба
Я на паперти.
И послал мне старец с неба
Стол со скатертью.

И отрезал половину
Хлеба свежего.
Бес меня толкает в спину
Зло и бешено!

Добрый хлеб тот отодвинув –
Обесценила.
«Мне не нужно половину.
Дай мне целое!»

Небо мне – как на замочки
Дверь закрытая...
Молвил старец:
«Что ж ты, дочка?
Видно, сытая...»

И исчез – как будто не был,
Только видится:
Белый снег, как крошки хлеба,
С неба сыпется...

* * *

Пролистали последние главы
Года старого, заперли дверь.
Ради нашей с тобою забавы
Лишена жизни юная ель.

Поутру разбредаются гости,
Свечи слепнут, допито вино.
Только ветер зашёлся от злости,
Горсти снега швыряя в окно.

Мы же чуда не ждали, не так ли?
Не признаюсь, и ты промолчи...
Мы с тобой в этом глупом спектакле
Так бездарно сыграли в ночи!

Осыпается тёмная хвоя,
Отгорел фейерверков пожар...
От глухого предчувствия горя
Бьётся вдребезги ёлочный шар...

* * *

От чувства счастья просыпаться,
Всех прежде зорь, всех раньше птиц
Ступнями чуткими касаться
Скрипучих тёплых половиц.

Прильнуть к окну, где скоро былью
Рассвету стать – ликуй, встречай...
И видеть: опадает пылью
Увядший в вазе Иван-чай.

* * *

Понемногу уходишь. 

Не сразу, а так –
Всё по капле одной, по крупице.
Свет идёт за тобой, опускается мрак
И слетаются снов вереницы.

Ты уходишь.
Угрюма безмолвная рать
Твоих книг на моей пыльной полке,
С каждым днём всё трудней в простынях отыскать
Мне твой запах смородинный, тонкий.

Не препятствую.
Только смотрю не дыша:
Отступает тепло постепенно.
Так, должно быть, уходит из тела душа,
Или кровь утекает из вены...

Не позволишь надежде дурачить меня
И подаришь билет на забвение...
Жить на ощупь отныне до крайнего дня,
Мы теряем любовь, словно зрение.

* * *

Маленький любимый человек,
Чьи глаза не устают светиться,
В жизни первый раз увидев снег,
Хочет им со мною поделиться.

Крепко мокрой варежкой схватив
За руку меня, идёт, несмелый,
Мы молчим, дыханье затаив,
Будто сон нам снится белый-белый.

Не могу сдержать счастливых слёз,
Видно, я была совсем слепая..
Мимо этих сказочных берёз
Раньше шла я, их не замечая.

Белый снег, как ангела крыло,
Белый цвет сейчас всех красок ярче,
Я учусь у сына своего
Видеть этот мир совсем иначе.

Бог всесильный время подарил,
С лёгкостью перевернув рукою,
Как часы песочные, весь мир,
Перед вновь прозревшею душою.