Исаак Ильич Левитан – самый поэтический русский пейзажист. Его полотна пробуждают сильные чувства, порой до слёз. Равнодушных к ним почти нет. Как никто другой из живописцев, он чувствовал природу, её печальную красоту…
Мимо железных дорог Левитан в своём творчестве просто не мог пройти. В пору его расцвета уже нельзя было представить русский пейзаж без индустриальных картин – и художник находил в них вдохновение.
Сначала – один факт из его биографии, известный, хоть и не самый хрестоматийный. Левитан был сыном станционного смотрителя, и детство его прошло в литовском местечке Кибарты, на полустанке. Впрочем, семья часто переезжала – но, как правило, туда, где строились мосты и стальные магистрали. Так что шум проходящего поезда был близок душе будущего мастера, как порывы ветра или колыхание хлебов в поле.
В подмосковной Салтыковке молодой Левитан побывал ещё во время строительства дороги. Видел сотни рабочих, вооружённых лопатами и тачками. Его привлекал полустанок, получивший имя крупнейшего местного землевладельца, князя Петра Салтыкова, и станция Никольское, расположенная в нескольких верстах. Вокруг них по праздникам бурлила жизнь, разворачивались народные гулянья. А по вечерам, даже летом, всё стихало. Художник видел только стальную магистраль, подступающий к ней лес и слышал пение птиц. Оказывается, цивилизация гармонично сочетается с тихой среднерусской природой, с её почти нехожеными дебрями, которые так любил Левитан. Он прогуливался по железнодорожному полотну и зачарованно, с удивлением слушал соловьёв. Так прошёл июнь.
А в июле он начал писать картину – «Вечер после дождя». Мокрые ветви деревьев склоняются к железнодорожному полотну. Безлюдный летний вечер на станции. Платформа, ограда, переход через пути – всё узнаваемо и отрисовано до мельчайших деталей. Природа не затмевает творения рук человеческих. В одном Левитан уж точно остался верен себе: на картине нет ни людей, ни животных. Прирождённый, тончайший пейзажист, он избегал подобных мотивов в своих композициях. Вглядываясь в эту картину, мы надолго запоминаем деревянную дорожку, проложенную через железную дорогу с одной платформы на другую. Есть в ней сиротливое обаяние, царапающее душу. Блестят рельсы, ещё не просохшие после ливня. Можно разглядеть лужи. Мы привыкли к толпам на платформах, к людным станциям, к переполоху, связанному с прибытием поезда. Проводы, встречи, носильщики, свистки… Всё это подразумевается, так живёт и эта станция – левитановская Салтыковка. Однако он застал и запечатлел её в самые дорогие минуты – в минуты тишины и покоя. С тех пор эти станции изменились, и, наверное, их всё труднее застать в безлюдной тишине. Но образы Левитана бессмертны – в нашей памяти, в искусстве.
Прошло несколько недель – и художник уехал в Москву. Там, в антикварной лавке на Покровке, он продал свою картину антиквару Ивану Родионову за 40 рублей серебром. По тем временам – сумма немалая, хотя для левитановского шедевра это сущие пустяки. Первая проданная им картина. Как там у Пушкина: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать…» Именно с этого железнодорожного пейзажа Левитан начался как профессиональный художник. Первый крупный гонорар – всегда отличный повод, чтобы поверить в себя. Так и случилось с молодым пейзажистом, переполненным идеями и мотивами. А картина та с тех пор так и кочует по частным коллекциям. К счастью, есть репродукции, по которым мы судим о первом признанном шедевре Левитана.
Железнодорожную тему Исаак Ильич не бросал, возвращался к ней после всех скитаний. В ранней картине «Полустанок» он изобразил участок железной дороги между небом и лесом. Шаткая деревянная платформа с неровной оградой, а вдали приближается паровоз, дым его трубы тает в вечернем тумане и сумраке. Истинно левитановская композиция. Он первым стал писать железную дорогу как лирик, включив её в мир природы. Эти шпалы, эти рельсы абсолютно органичны в среднерусском пейзаже. Неожиданное открытие художника. Открытие, без которых не бывает настоящего творчества.
Прошло больше тридцати лет. Художник знал короткие всполохи счастья, знал любовь и почитание многих поклонников, которые ценили и понимали его, но испытал и гонения. Жил трудно, нервно. А уж сколько раз путешествовал по России в поездах – везде, где это только было возможно. Вечный странник с лёгким саквояжем. «Весь я могу принадлежать только моей тихой, бесприютной музе», – исповедовался Левитан в своём вечном одиночестве, ставшем главной нотой его лучших картин.
«Сердце у него не стучит, а дует», – с тревогой писал Антон Чехов, осмотрев Левитана по-докторски в 1897 году. На излёте четвёртого десятка жизни куда-то исчез тот молодой художник, что гулял по тропинкам Салтыковки, оставшись только в первых своих сюжетах. Левитан оплакивал свою жизнь, в которой многое виделось несовершенным – даже в творчестве.
В последние свои годы он задумал картину «Полотно железной дороги» и возвращался к ней на протяжении двух лет. Мрачная, грустная картина. Железная дорога вьётся в степи. На огромном пространстве снова безлюдно, одиноко, темно. Не видно и поезда. Но, когда глядишь на эти рельсы, приходят мысли о том, что жизнь кончается. Что, как бы долго ни вилась стальная дорога, каждого из нас ожидает конечная станция.
Эта картина стала одной из последних в его огромном наследии. Художник прожил только 39 лет. Для бессмертия этого хватило, для счастья – нет. Но для Левитана всегда важнее было искусство.